От голода и запаха навоза, усиливающегося от жары, к горлу подкатывает тошнота, и я едва успеваю перевернуться на бок, перед тем как меня рвет на пол обжигающей горечью желчи. Тяжело дыша, вытираю катящиеся слезы и вновь ложусь, утыкаясь взглядом в стену, и через несколько минут пропадаю в темной бездне сна.
Я просыпаюсь в поту от приглушенного звука разговора. Открыв глаза, ощупываю знакомую серую краску и, дав себе время в очередной раз смириться с реальностью, невольно прислушиваюсь. Судя по знакомым тягучим гласным, это Баз беседует с кем-то по телефону прямо за стенкой.
— Понятия не имею, сколько… думал, девчонку на следующий день заберут, но, похоже, на нее решили забить. Колдфилд сразу сказал, что она ему не интересна, а ее братец, похоже, так трясется за свою шкуру, что боится и носа показать.
Я до крови закусываю губу, гася истеричный всхлип, и утыкаюсь лицом в грязную простынь. Наивная дурочка. Я никому не нужна.
глава 27
От того, что силы, подорванные двумя сутками голода, и надежда покинули меня, я почти все время сплю. Хотя возможно, это мой организм переключился в режим самосохранения, не давая сойти с ума от безысходности и осознания того, что никому нет до меня дела. Тошнотворные запахи меня больше не беспокоят; я не чувствую ни голода, ни жажды, ни страха, ни даже позыва в туалет. Наверное, жизненные функции угасают, когда ты теряешь всякую веру в то, что в будущем тебя ждет что-то хорошее. Ведь ничего хорошего у меня быть попросту не может. За мной никто не придет, а значит Крофту больше нет от меня пользы и логично будет избавится от ненужного груза.
Я вдруг вспоминаю, что с детства мечтала попасть в Диснейлэнд в Анайхайме. Поесть сахарной ваты, надеть смешные рожки и обязательно посетить аттракцион Пиратов Карибского моря. Если бы меня спросили сейчас, чего я хочу больше всего — я бы попросила отвезти меня туда. Хочу, чтобы хотя бы эта мечта в моей жизни исполнилась. Страшно умирать, не осуществив ни одной.
— Эй, девочка, давай-ка поешь. — голос База доносится словно через слои плотного хлопка. На плечо ложится тяжесть его прикосновения, а в ноздри проникает запах рыбы и вареных овощей.
— Не хочу, — с трудом выталкиваю слова через ссохшиеся губы. Я и, правда, не хочу.
Из-за спины раздается легкий шорох, кажется, Баз поставил тарелку на пол, следует шум удаляющихся шагов и его озабоченный голос:
— Поменял ей еду…все равно не ест.
— Смысл переводить жрачку. С ней уже и так все понятно. — «Плохой» Энсел все еще здесь, вяло ползет мысль. Я снова закрываю глаза и перед тем как провалиться в сон, успеваю подумать: «Ну по-крайней мере, Баз мне сочувствует»
Из полубессознательной сонливости меня выводят непривычно громкие звуки: свист закопавшихся в землю покрышек, шлепки открывающихся автомобильных дверей, быстрый топот ног и глухой удар, от которого начинают вибрировать стены. Уперевшись нетвердыми руками в настил, поднимаюсь и, подтянув колени к груди, с колотящимся сердцем смотрю на закрытую дверь. Я до конца не понимаю, что означает происходящее для меня, но это не мешает лучам надежды вновь вспыхивать в груди. Возможно, брат позвонил в полицию и они выследили моих похитителей. Возможно, даже пришел за мной сам.
Из-за стены доносятся звуки борьбы, за которыми следует приглушенный мужской стон, и я невольно жмурю глаза и вжимаю лоб в колени. Пожалуйста, пусть кто-нибудь меня спасет. Кто угодно.
От оглушительного пинка в дверь я дергаюсь и неожиданно для себя начинаю тихо плакать. Словно удар пришелся не по дереву, а по моим превратившимся в лохмотья нервам.
— Она здесь. — доносится сквозь грохот сердца знакомый голос. Я быстро моргаю, стирая запястьем слезы, и мутное пятно постепенно обретает очертания. Рядом с покачивающейся на одной петле двери в камуфляжных штанах и массивных армейских ботинках стоит Прайд. Я моргаю снова, чтобы убедиться, что человек, появившийся рядом с ним, — не плод моих галлюцинаций от истощения и обезвоживания, и слезы начинают катиться еще сильнее. Потому что мне не привиделось. Из дверного проема ко мне быстрым шагом направляется Кейн, и почему-то в этот момент я думаю, что никогда не видела, чтобы он быстро ходил. В его движениях никогда нет спешки, словно он всегда знает, что его готовы ждать.
Кейн отпихивает ногой стоящую на полу тарелку с едой, от чего она с глухим стуком ударяется в стену, и быстро опускается передо мной на колени. Поймав мой заплаканный взгляд, убирает прилипшие пряди волос с лица, и его челюсть едва заметно сжимается.
— Как меня зовут? — его голос спокойный и твердый, глаза смотрят сосредоточенно.
От постепенного осознания, что все происходящее не сон, а у меня еще есть шанс увидеть Диснейленд, тело начинает пробивать бешеная дрожь, и речь звучит отрывисто и хрипло:
— Я знаю, как тебя зовут, Кейн.
— Уже неплохо. - Привстав, Кейн обхватывает мою талию и легко поднимает на руки. Я тыкаюсь носом в воротник футболки-поло, вдыхая его запах, легко перебивающий окружающее зловоние, и от созревшей уверенности, что этот кошмар позади, что меня нет убьет и не изнасилует толпа озверевших охранников, начинаю рыдать. Но даже этой истерике не под силу заглушить голос внутри меня, шепчущий: «Он все-таки пришел».
Когда мы доходим до смежного помещения, откуда доносились звуки борьбы, я предпринимаю машинальную попытку оглядеться, но не успеваю поднять голову, как мгновенно слышу твердое предостережение рядом с ухом.
— Не надо.
Стараясь не думать, что эти слова могут означать, закрываю глаза и, спрятав лицо в твердой ключице, выдыхаю в нее последнее сдавленное всхлипывание.
— От меня плохо пахнет. — шепчу, когда мы оказываемся в темноте ночного воздуха. — Не было душа… и сменной одежды.
Кейн никак не комментирует мое странное признание, лишь пальцы на моей талии слегка вздрагивают, когда он прижимает меня к себе сильнее.
глава 28
— Передай мне воду и шоколад. — негромко говорит Кейн, когда мы оказываемся на заднем сидении большого черного внедорожника, после чего Прайд, сидящий за рулем, достает из подлокотника бутылку минеральной воды и коричневую упаковку Hershey и, развернувшись, передает ему.
— Пей, — раскрутив крышку, Кейн вкладывает воду в мою ладонь и начинает разламывать шоколадную плитку, — у тебя обезвоживание.
Я прикладываю бутылку к губам, силой вливая в себя глотки, раздражающие ноздри и горло. Истерика окончательно отпустила меня и теперь ей на смену пришел оглушенный ступор. Я чувствую себя выпотрошенной и потерянной, словно из меня выкачали все эмоции.
— Не могу больше. — рукавом вытерев подбородок, протягиваю бутылку Кейну. Он критичным взглядом оценивает количество убывшей жидкости и, накрыв мои пальцы своими, вновь поднимает горлышко к моему рту.
— Нужно выпить еще немного.
Заставляю себя сделать еще несколько глотков и, тяжело дыша, откидываюсь на кожаную спинку сидения. Я провела в плену не более трех дней, а кажется, будто я мучительно умирала в нем несколько месяцев.
Дождавшись, пока мое дыхание придет в норму, Кейн протягивает ко мне раскрытую ладонь с лежащей на ней шоколадной полоской и твердо произносит:
— Теперь шоколад.
Я совсем не испытываю голода, но воспрянувший инстинкт жить заставляет меня взять плитку и начать медленно ее жевать.
— Позвони Карригану, пусть приедет к шести утра. — негромко распоряжается Кейн, отламывая новую полоску. — Опиши ему ситуацию без деталей. Машину с ребятами отпусти, после того как выйдем на Атлантик-Авеню.
Затылок Прайда слегка покачивается в знак того, что он услышал, и сквозь глухую стену возникшей апатии я отмечаю, что он выглядит напряженным.
— Простите, что сбежала, Прайд. — предпринимаю неуверенную попытку поймать его взгляд в зеркале заднего вида. Теперь я знаю, что все это время он был моим защитником, а не просто конвоиром, и я ощущаю тупой укол раскаяния, что так подвела его. — Я просто не думала, что …
Я не могу закончить фразу, потому что не готова говорить о причинах, побудивших меня совершить побег, и опустив подбородок, сосредотачиваю взгляд на внешней стороне ладоней. Мысли перетекают в голове как загустевший сироп: медленно, слишком медленно, и мне остается надеяться, что такое состояние не продлится долго. Было бы обидно спастись лишь для того, чтобы угодить в психиатрическую лечебницу.
— Это последствия шока. — словно подслушав мои мысли, говорит Кейн, и хотя я не вижу его лица, но знаю, что он неотрывно наблюдает за мной. — Он пройдет после того, как ты отдохнешь.
Мы приезжаем домой, когда начинает светать: из-за отравления хлороформом я понятия не имела сколько времени похитители везли меня до меня места содержания, и как выясняется, дорога от фермы до дома Кейна занимает около трех с половиной часов.
Когда машина останавливается возле гаража, я придвигаюсь к двери и берусь за ручку, но голос Кейна, настойчивый и слегка раздраженный, меня останавливает.
— Прекрати геройствовать и сиди на месте.
Сил и желания возражать у меня нет, поэтому я вновь опадаю на сидение, дожидаясь, пока Кейн обойдет машину и, распахнув пассажирскую дверь, вновь возьмет меня на руки. Непосредственная близость его кожи действует на меня как инъекция адреналина: сердце начинает учащенно биться и кончики пальцев покалывать, и я позволяю себе ни о чем не думать и крепко обнять его шею. Неважно, что было вчера и будет завтра — сегодня я обязана ему жизнью.
Кейн поднимается со мной по лестнице на второй этаж и, толкнув ногой дверь спальни, проходит вглубь и заносит меня в ванную. Аккуратно ставит меня на пол рядом с ванной и, убедившись, что я не собираюсь падать, протягивает руку к крану, оглашая тишину керамических стен звуком льющейся воды.
— Подними руки. — глядя сверху, берется за низ моей толстовки. Исходящий от меня запах кислый запах навоза и пропотевшего тела вновь приводит меня в смущение, и я делаю попытку отстраниться, но Кейн продолжает настойчиво тянуть плотную ткань вверх, пока я, в конце концов, не подчиняюсь. Толстовка отлетает в сторону и замираю под тяжестью взгляда, изучающего мое тело. Сейчас Кейн не смотрит на меня как на женщину: скорее, он оглядывает меня как врач пациента.
— Меня не трогали. — сиплю, обнимая себя руками. Даже если его внимание не имеет никакого сексуального подтекста, это не значит, что оно меня не смущает.
Взгляд Кейна быстро перебирается мне на лицо, и он, прищурившись, несколько секунд сканирует его, словно оценивает, насколько правдивы мои слова. Очевидно, найдя нужный ответ, вновь возвращается к моему раздеванию: парой уверенных движений расстегивает металлическую пуговицу на джинсах, стягивая их вниз по бедрам, после чего разворачивает меня и отщелкивает крючки на бюстгальтере. Когда его ладони перемещаются на мои бедра, я дергаюсь и лихорадочно кручу головой,и немного отступив назад, сама избавляюсь от остатков белья.
Кейн придерживает мою руку, когда я переступаю бортик ванной, и опускаюсь на ее прохладное дно, подтягивая ноги к груди. Если еще несколько часов назад я умирала от жары в плену своей липкой одежды, то сейчас, освободившись от нее, начинаю трястись от холода, так что лязгают зубы. Так происходит до тех пор пока на кожу не начинают литься струи воды, от тепла которых дрожь постепенно стихает и тело вновь обмякает. Крепче обнимаю себя руками и пытаюсь представить, что вместе с водой в слив утекают все страхи и унижения последних дней.
— Ты все это время меня защищал? — разглядываю хромированный вентиль слива на противоположном бортике ванной.
— Мы поговорим позже. — голос Кейна проникает в уши одновременно с теплом воды, струящейся на голову. Слышится характерный щелчок открывающейся крышки, за ним следует прохладное прикосновение к волосам и в ноздри приятно щекочет ванильный аромат шампуня. «Кейн мылит мне голову», крадется очередная медленная мысль. Никогда не думала, что такое возможно.
Шампунь стекает с волос вместе с остатками сил, и меня начинает нещадно клонить в сон, что я на время отключаюсь и прихожу в себя лишь когда твердые ладони обхватывают мои подмышки и ставят на ноги. Выдавив на мочалку гель для душа, Кейн с непроницаемым выражением на лице мылит мое тело, после чего вновь берет в руку душевую лейку и обильно смывает пену водой.
— Я думала, что умру там. — говорю тихо, глядя как он разворачивается, чтобы взять с полки большое белое полотенце. — Я никогда в жизни так не боялась.
Я не вижу его глаз, потому что в этот момент махровая ткань накрывает мою голову, начиная сушить волосы, слышу лишь голос:
— Я знаю.
Вытерев голову, Кейн закутывает меня в большой махровый халат и, подхватив под бедра, как ребенка, выносит из ванной.
— В шесть утра приедет доктор тебя осмотреть. — инструктирует он, укладывая меня на кровать. — На тумбочке слева стоит вода. Чем чаще ты будешь ее пить тем лучше. — выпрямившись, он оглядывает меня с ног до головы и, накрыв одеялом, разворачивается к двери.
Холодные щупальца страха вновь забирается мне под кожу, и я испытываю слабовольное желание попросить его остаться со мной, но вместо этого с силой обнимаю подушку и отворачиваюсь светлеющему прямоугольнику окна.
— Дверь в мою комнату останется открытой. Если что-то понадобится — позови. — раздается позади. Я глубоко вздыхаю, в попытке подавить взбухающие всходы паники и, когда закрываю глаза, слышу.
— Не нужно боятся, Эрика. Тебе больше ничего не грозит.
глава 29
Сквозь вялую дрему до меня доносятся мужские голоса, от звука которых сознание постепенно вливается в кровь вместе с воспоминаниями. Запах хлороформа и навоза. Крофт, направляющий на меня камеру. Злой коротышка, говорящий о том, что меня изнасилуют. Прайд, выламывающий дверь. Кейн, берущий меня на руки. Кейн, моющий мне волосы.
— Прошу прощения, что пришлось будить вас, мисс Соулман. — звучит надо мной приятный баритон. Разлепив веки, упираюсь взглядом в склонившееся надо мной лицо седовласого мужчины с лучами добрых морщин в уголках глаз. — Я доктор Карриган, пришел по просьбе мистера Колдфилда, чтобы вас осмотреть.