Глава 5
Неро
Она успокаивается в моих объятиях, и ее пальцы ложатся мне на плечи, обхватывая бицепсы. Когда я вошел в комнату, она словно парила над телом моего брата, как прекрасный мститель — спустившийся на землю ангел смерти, склоненный над своей жертвой — с каким-то странным выражением на лице: что-то между блаженным облегчением и мукой.
То, как она двигается, как смотрит на меня сейчас … это хищница, убийца, демон в платье. И я солгу, если скажу, что она не заставляет мою кровь кипеть.
Глядя ей за голову, я вижу, как еще двое охранников, переговариваясь по рации, подбегают к калитке. Я сказал им, чтобы они взяли все на себя, убедив, что мне нужно вернуться на вечеринку — у гостей должно сложиться впечатление, что все в порядке. Естественно, всем потом объяснят, что произошло, но в данный момент эта правда не только вызовет панику, но и ослабит репутацию семьи. Сам факт, что на итальянского мафиози совершено покушение в его собственном доме во время вечеринки по случаю помолвки … ну, это, мягко говоря, унизительно. Но таков был план Арнальдо.
И, действительно, если правда выплывет наружу, Лоренцо будет выглядеть слабаком, убитым только потому, что ему захотелось трахнуть какую-то бабу на вечеринке в честь его собственной помолвки. Я не могу сдержать улыбку. Его отец, наверное, перевернется в своей могиле. Но именно поэтому все останется в тайне. Люди, конечно, будут шептаться, что именно моя девушка убила его, но никто никогда этого не докажет. Гарантирую, что, кроме его личной охраны, никто никогда ничего не узнает. В нашем мире репутация гораздо важнее справедливости.
— Они обыскивают гостей, — напряженно шепчет Уна, уткнувшись мне в шею.
Я снова вращаю ее, меняя нашу позицию. Естественно, охранники внимательно осматривают гостей, обыскивают сумки, но, я уверен, они ищут таинственную брюнетку. Сомневаюсь, что они будут обыскивать Уну, но всякое может случиться. В конце концов, технически она не входила в ворота особняка. И если проверят камеры, нам пи*дец.
Я в очередной раз вращаю ее в танце и улыбаюсь, надеясь, что мы безупречно изображаем из себя пару. Не сводя глаз с охранников, я наблюдаю за их приближением. Люди вокруг нас начинают замедляться, отвлекаясь на бойцов, снующих между танцующими. В глазах Уны мелькает паника, и я переживаю, как бы она не наломала дров и не превратила вечеринку в кровавое побоище.
— Сэр, — говорит кто-то позади меня.
Черт.
Я обхватываю ладонью затылок Уны и, прижав к себе, обрушиваюсь ртом на ее губы. Она замирает и впивается ногтями мне в плечо. Проведя рукой вдоль ее спины, я глажу ладонью ее задницу и ласкаю языком нижнюю губу. Это должно выглядеть правдоподобно — настолько правдоподобно, чтобы окружающим стало некомфортно. Она напрягается и пытается оттолкнуть меня, активно сопротивляясь. Проклятье. В данный момент наши жизни зависят друг от друга. Если ее поймают — значит, и меня тоже.
Взяв ситуацию в свои руки, я зарываюсь пальцами в ее волосы, сгребаю их в горсть и резко дергаю шелковистые пряди. Она резко ахает, ее губы приоткрываются, окутывая теплым дыханием мой язык. Уна теряет стойкость, ее ледяной панцирь дюйм за дюйм трескается, и она становится мягкой и податливой. Ее пальцы перемещаются с моего плеча на шею, ногти царапают кожу, оставляя обжигающе- болезненные следы, заставляющие меня зашипеть прямо ей в губы. В ответ я прижимаю ее к себе и прикусываю зубами нижнюю губу. Наши языки встречаются, и я стону ей в рот. На вкус она — смесь шампанского и опасности, и все в ней заставляет мое сердце колотиться быстрее и гнать, словно наркотик, адреналин по венам.
Поцелуй становится полем битвы: чем грубее я себя веду, чем крепче становится моя хватка, тем глубже она погружается в поцелуй, отдаваясь ему. В этом поцелуе нет ничего ласкового и нежного — только животная страсть. Она прикусывает мою губу — достаточно сильно, чтобы пошла кровь, — а потом проводит языком по ране, заставляя меня стонать. Мой член дергается под молнией брюк, как пешеход, придавленный колесами автомобиля, и от нарастающего внутреннего жара моя кожа готова лопнуть.
В конце концов, она освобождается из хватки и, тяжело дыша, отталкивается от меня. Мы встречаемся взглядами: ее глаза цвета сиреневых ирисов расширены, в них стремительно сменяют друг друга удивление и похоть. Она выглядит испуганной. Вокруг нас море людей, но я чувствую рядом только ее. По коже словно проходят электрические разряды, и я скриплю зубами от кипящего в венах неудовлетворенного желания.
Уна — это оружие, убийца, враг. Она совсем не та, кого я вижу в ней сейчас. А вижу я ту, в которую хочу погрузить член по самые яйца. В нашей сфере важно разделять личные и профессиональные интересы, особенно если имеешь дело с Поцелуем Смерти.
Закрыв на несколько секунд глаза, я делаю глубокий вдох, разворачиваюсь и ухожу. Этот поцелуй нас спас. Пока. Теперь мне нужно вытащить нас отсюда.
Я направляюсь к Ромеро — правой руке Лоренцо. Его руки скрещены, плечи расправлены, а устремленный на меня взгляд обещает страшную месть. Для непосвященных мы с Лоренцо были братьями. Правда была известна только мне, ему и нашим самым близким друзьям. В реальности мы были заклятыми врагами, и я только что одержал победу.
— Нам нужно начать провожать гостей.
Черные, как смоль, брови сходятся над такими же черными глазами, в которых написан мой приговор.
— Я убью тебя, — рычит он.
Я улыбаюсь при виде пульсирующей венки у него на виске и с угрожающей ухмылкой говорю: — Попробуй, если сможешь. Ваш неустрашимый босс мертв, Ромеро. Как думаешь, кто займет его место?
Не скрывая агрессии, он рычит: — Ты — бастард. Незаконнорожденный. Семья никогда тебя не поддержит.
Я смеюсь.
— Ты прав. Я — бастард. Мне греет душу, что Лоренцо — первенец моего отца, его сын, его наследник, его величайшее достижение — оказался чертовым слабаком. А я — нежеланный сын, ублюдок, результат греха моей матери — оказался победителем.
На самом деле, я ненавидел бы его, если бы не был так благодарен. Посудите сами: у Лоренцо была вся отцовская любовь, но она ничего ему не дала. Да, Маттео Сантос создал меня. А его ненависть сделала меня сильным. Благодаря его постоянным напоминаниям о том, кто я есть, я стал умнее. Его физические издевательства сделали из меня бойца. Благодаря ему, я усвоил урок: уважение и власть не даются при рождении. Его имя давало ему власть, но независимо от того, сколько раз он бил меня, я ни разу не почувствовал к нему уважения. И моей единственной целью стало постепенное уничтожение его империи. Я убил его. А теперь не стало и его сына. Иногда мне жаль, что я не смог тогда сдержаться, чтобы сейчас он мог поприсутствовать здесь и стать свидетелем падения своего наследника. Чтобы он умирал, зная, что я одержал верх. Да, я бастард, но это ничего не значит, потому что я получу все … и даже больше.
— Уведите отсюда долбаных гостей, — рычу я.
Ромеро скрипит зубами, и мускулы на его плечах опасно напрягаются. Я хочу, чтобы он это сделал — действительно хочу. Но вместо этого он разворачивается и уходит. Через несколько минут гости начинают расходиться, но я больше не вижу Уну. Она, словно призрак, исчезла, растворилась в воздухе.
Глава 6
Уна
Такое в мой план не входило. Я пригибаюсь, укрываясь за перевернутым обеденным столом от перекрестного огня трех телохранителей. А Джозеф Лэнг в это самое время поднимается в одном из аварийных лифтов на крышу к ожидающему его вертолету. Раздается громкий треск, и, бросив взгляд левее, я вижу, что толстая столешница из красного дерева пробита пулей всего в паре дюймов от моего лица. При входе сюда был обыск, поэтому у меня нет пистолета. Единственное оружие — это маленький нож, спрятанный в браслете. Сгодится. Вытряхнув его себе в ладонь, я откатываюсь в сторону и бросаю клинок в шею ближайшего стрелка, а потом снова укрываюсь за столом. В столешницу врезается очередной град пуль. Придется переждать.
Свернувшись калачиком, замираю и терпеливо жду, чтобы они подошли проверить, жива ли я. Когда дуло пистолета показывается над краем стола, я вскакиваю, хватаюсь за ствол и направляю его в сторону окна, как раз в тот момент, когда он начинает стрелять. Основанием ладони ломаю стрелку нос. На секунду он теряет равновесие, я поворачиваю его перед собой, и тело стрелка принимает на себя следующую порцию выстрелов, исходящих от его напарника. Одна из пуль проходит навылет и попадает мне в руку. Твою мать. Просунув пистолет бедолаге под мышку, я нажимаю на курок, сняв второго охранника.
Оттолкнув мертвое тело, я перешагиваю через него и направляюсь к двери. Подняв с пола автомат, я перекидываю ремень через плечо, сбрасываю туфли, оставляю их в номере и бегом мчусь к аварийному выходу. Перепрыгивая через две ступеньки, я несусь по пожарной лестнице на крышу. Распахиваю дверь аварийного выхода, и меня встречает порыв ветра от вращающихся лопастей вертолета: он хлещет в лицо, треплет волосы и практически сбивает с ног. Окруженный четырьмя охранниками, Лэнг всего в нескольких футах от вертолета. Сейчас или никогда.
Я опускаюсь на одно колено, чтобы придать телу больше устойчивости, и вскидываю пистолет. Зажмуриваю один глаз. Смотрю в окошко прицела. Один из охранников постоянно маячит перед Лэнгом, но все же между ними есть небольшой зазор. Если выстрел окажется неудачным, мне придется убить их всех. Это грязно, а я не допускаю грязи в своей работе. Задерживаю дыхание и выжидаю подходящий момент. Телохранитель чуть-чуть смещается, и я жму на курок. Не самый чистый выстрел, но все же я попала в шею, а это смертельно.
Очень быстро вскакиваю на ноги и скрываюсь за дверью, используя второй автомат в качестве засова, чтобы запереть ее. Сбегаю вниз по лестнице, спускаюсь на этаж ниже залитого кровью номера отеля, из которого чуть раньше вышла. Нужно быстрее добраться до запасной лестницы. Женщина в заляпанном кровью платье с автоматом наперевес может стать поводом для объявления тревоги.
Едва я проскальзываю на лестничную площадку в противоположной части здания, мне звонят. Я касаюсь гарнитуры в ухе и рычу: — Сейчас не самое удачное время.
— Я пытаюсь связаться с тобой с прошлой недели. Скажи уже наконец, когда будет подходящее время?
Неро.
— Я была вне зоны доступа.
— Ни хрена подобного.
Что-то подсказывает мне, что он раздражен. Даже, не побоюсь этого слова, злится. Этому еще надо поучиться. Правда. Потому что я не злюсь. Гнев — это бесполезная эмоция, затуманивающая разум.
— Послушай, для этого звонка есть повод? — тяжело дыша, я пробегаю вниз ступеньку за ступенькой.
— Конечно. У меня для тебя есть работа.
— Пусть со мной свяжется Арни.
Он хрюкает от смеха.
— Ох, Уна. Думал, для нас это уже в прошлом.
— Неужели? Для меня — нет, — резко отвечаю я. Дверь на лестницу с грохотом распахивается, звук эхом отражается от бетонных стен пустых лестничных пролетов. — Проклятье!
У меня неплохая фора по времени, но все равно хотелось бы уже свалить отсюда. Кто-то выпускает пару автоматных очередей, и пули рикошетом отскакивают от металлических перил совсем рядом со мной.
— Судя по звукам, ты занята, — я слышу усмешку в его голосе.
— Черта с два! — рычу я. — Пришли мне адрес. Завтра я буду там, — я завершаю звонок и, ускоряя темп, бросаюсь к двери, которая, как я знаю, должна вести на парковку. Пулей промчавшись по пандусу на следующий уровень, я быстро оглядываюсь через плечо в поисках возможных свидетелей. Прыгаю в «Порше», припаркованный под разбитым фонарем, и ударяю рукой по кнопке зажигания. Оживший двигатель урчит, и я вдавливаю в пол педаль газа: мотор рычит, шины визжат, когда я выезжаю из гаража, оставляя за собой дымящийся след на асфальте. Следом на улицу выбегают люди Лэнга, но лишь для того, чтобы увидеть, как я уезжаю.
Игра на грани фола. Слишком рискованно.
Нажав на телефоне кнопку быстрого набора, поправляю гарнитуру и жду ответа.
— Уна, — Олов ответил после первого же гудка.
— Я в двадцати минутах езды. Уходим немедленно. Будь готов, — быстро говорю я по-русски. Он вешает трубку, и я гоню в сторону частного аэродрома на окраине Сингапура.
Глава 7
Неро
Открыв пачку сигарет, достаю одну и зажимаю губами. Я сижу за тем же самым столом, за которым сидел мой отец. За тем самым столом, за которым всего две недели назад сидел Лоренцо. Я — капо Нью Йорка. (Прим. Капо — capo — глава самой влиятельной семьи в итальянской мафии)
Хотя … сейчас очень опасное время. Круг моего доверия по-прежнему ограничен — я общаюсь только с тремя парнями, сидящими в данный момент в этой комнате. Джексон судорожно сжимает кулаки и расхаживает перед столом с такой горячностью, словно хочет протереть пол до дыр. Джио стоит у дальней стены с хмурым взглядом и скрещенными на груди руками. Томми сидит в одном из кресел, тупо уставившись в стену напротив: в одной руке — стакан, в другой — сигарета. Рукава его рубашки закатаны, белая ткань и руки до локтя испачканы кровью. Шея покрыта характерными брызгами: такие бывают, когда кому-то перерезают горло. Немногим ранее, сегодня, они с Джексоном должны были присутствовать при заключении сделки, и один из его парней был убит. Все пошло наперекосяк. Хотя этого следовало ожидать. Любой захват власти всегда сталкивается с определенным сопротивлением. Люди думают, что могут менять правила игры, требовать изменения условий, расширения территорий, более выгодных цен. Моя работа — дать им понять, что я — единственный, кто имеет на это право. Власть строится на осознанном страхе. И, если мне придется утопить улицы в их крови, чтобы донести свою точку зрения, я сделаю это.
— Мы должны вернуться и поубивать их, на хер, всех до единого, — резко выдает Джексон, разворачивается и упирается кулаками в стол. Он наклоняется вперед, каждый его мускул напряжен, и я, заглянув в его глаза, вижу, что во взгляде горит жажда мести. Джексон — здоровый широкоплечий бугай, и, когда не в духе, может быть смертельно опасным.
Я откидываюсь на спинку кресла и подношу зажигалку к лицу. Громкий щелчок серебряной Zippo — единственный звук в комнате, не считая прерывистых вздохов. Я делаю глубокую затяжку, заполняя легкие терпким дымом и позволяя ему обжечь меня изнутри, после чего медленно выдыхаю.
— Нет.
— Охереть! — выкрикивает он, отталкиваясь от стола. — Из-за этих гребаных узкоглазых придурков погиб Леви!
Сохраняя невозмутимость, я склоняю голову набок и смотрю на него. Секунду он смотрит мне в глаза, после чего нервно сглатывает. Зажав сигарету между пальцами, я отодвигаю кресло, встаю из-за стола и медленно обхожу его, не сводя с Джексона взгляда. Кажется, что все в комнате, затаив дыхание, слушают звук моих неспешных шагов. При моем приближении Джексон пятится, но я останавливаюсь только тогда, когда оказываюсь с ним нос к носу. Тишина. Момент высшего напряжения, пока мы просто смотрим в глаза друг другу. Он мне как брат. Но брат или нет — это никого не волнует.
— Ты не должен думать, Джексон. У тебя нет права голоса, — негромко рычу я.
Желваки на его скулах напрягаются, и этого оказывается достаточно, чтобы вывести меня из себя. Вскинув руку, я хватаю его за горло и сжимаю с такой силой, что он может задохнуться.
— Ты — чертов солдат! — кричу я ему в лицо, и он заметно вздрагивает. — Пошел вон! — я разжимаю пальцы и отталкиваю его. Он направляется прямиком к двери. Но останавливается, услышав позади меня щелчок снимаемого с предохранителя пистолета. Его рука тут же тянется к кобуре.
Джио отходит от стены, дуло его автомата направлено на стеклянные французские двери, ведущие на балкон. Я поворачиваюсь и, прищурив глаза, вглядываюсь в темноту по ту сторону стекла. И тут же замечаю пригнувшийся темный силуэт. Ручка двери опускается вниз, и стройная фигурка непринужденно, словно к себе домой, входит в комнату. Черный капюшон, надетый на голову, скрывает глаза, но эти красные губы я узнаю где угодно.