При этих словах я мысленно улыбнулась. Кто ж знал, что старый, злобный Кахаар решил взять, да и переметнуться от старого хозяина, к новому, э… к новой хозяйке, ко мне то бишь. И так воодушевился, что даже помолодел лет на тридцать. Или это его новая помощница вдохновила? Не суть, главное, что старые вонючие тряпки, служившие ему одеждой выброшены на помойку, и теперь Кахаар щеголяет в идеально чистой, наглаженной и блестящей форме камердинера, побритый, подстриженный, ухоженный и благоухающий второй молодостью и свежестью. Старый скряга забыт, а его место занял приятный, симпатичный дядечка средних лет. Да что говорить, у него даже глаз загорелся, а уж как он за дела взялся… Ух! Теперь наш дом просто засиял. Был по-прежнему мрачным и недружелюбным, но чистым, ярким и даже немного красивым.
А как Кахаар готовит! М-м-м! Даже дворцовый шеф-повар Френсис, ему бы позавидовал. Нет, я конечно, преувеличиваю. С Френсисом никто не сравнится, но Кахаар точно готовит не хуже. В общем, после моего феерического представления два дня назад, наш слуга разительно изменился. На мой взгляд, в самую лучшую сторону. Но не на взгляд деда.
Он его и ругал, и грозил и даже уволить пытался, а тот лишь снисходительно улыбался и все повторял:
- Да, хозяин, как скажете, хозяин, слушаюсь, хозяин. Так точно, хозяин. Как только молодая хозяйка разрешит, я сразу и сделаю.
Так что деду эти два дня пришлось очень не сладко. Слуга совсем отказался ему подчиняться и делал только то, что сам хотел. Это я постаралась. Позволила ему все.
- Клементина, ты меня слышишь?
- Слышу, - кивнула я. – Только я тут причем? Это исключительно инициатива нашего обновленного слуги. Смирись.
- Ты совсем отбилась от рук, - грозно заявил дед, я же его грозные взгляды проигнорировала и с тоской посмотрела на разбившийся последний камень. Эх, дед, а у меня ведь почти получилось.
- Дед, а у нас в закромах еще камни имеются? – все с той же тоской смотря на осколки, спросила я.
- Вообще-то, это мои камни, - решил напомнить родственник.
- И что? Тебе жалко? Они лет десять в шкафу пылились, бесхозные. Так у меня хоть польза будет.
- Это какая же? Устилать пол стеклом? – иронически выгнул бровь он.
- Так красиво же, - нагло улыбнулась я, заставив его недовольно насупиться. – Так что с камнями? Не выделишь?
- Обойдешься, - последовал ответ. Видимо дед решил, что если не будет камней, то и здесь сидеть мне резона больше не будет. П-ф-ф! Размечтался.
- Ну и ладно, - махнула я рукой, а другой потянулась к разбитым мыслеловам. Поколдовала над ними секунд тридцать, да и восстановила все семь. Вот, как новенькие. Теперь даже можно перезаписывать. Только не сейчас, у меня ноги отваливаются, и пальцы немеют. Перетрудилась я что-то.
- А ты это… чего рвался то? Ко мне в смысле? – спросила я, со скрипом и хрустом поднимаясь на ноги. И ведь знала, что сидеть так долго в одной позе чревато, теперь расплачиваюсь, еле ноги переставляю, прямо как прежний Кахаар. Да еще дед волком смотрит, но молчит. Правильно молчит. Он меня знает покорной, со всем соглашающейся, и боящейся его до одури. Только той Клем больше нет, скончалась в муках пару дней назад, когда любимый вырвал ее сердце и растоптал прямо у нее на глазах, прикидываясь при этом заботой о ее благе. Я же, как ни рассматривала, никакого блага не узрела. Что хорошего может быть в браке с нелюбимым? Да еще ради благополучия нелюбимого деда и его драгоценного дома, который лично я терпеть не могу? Хотя нет, его могу. Деда и лицемерие дедова семейства не могу, а все остальное, если приглядеться, не так уж и плохо.
Короче, дед меня немного побаивается, точнее того, что эта, новая Клем может выкинуть, если ее довести. Дед доводить опасался.
- Этот, посыльный мальчишки пожаловал, - скривился родственник, да так, словно у него зубы заболели, все и разом.
- Кто? – не поняла я.
- Тень, - снизошел до ответа он.
- А-а-а. А чего не гонишь?
- Не уходит.
- Стареешь.
- Очень может быть, - задумался дед.
- Ладно, спущусь. По саду прогуляюсь.
- За ворота не выходи, - настороженно бросил он.
- И не собиралась, - заверила я.
Да уж, после истории с мертвыми полукровками из Кровавых песков и моими откровениями, деда слегка лихорадило. Несмотря на все его заверения, что Саргон Агеэра гниет в могиле, он послал своих спецов, чтобы они эту могилку нашли, раскопали и убедились, что труп все еще там, где дед его когда-то прикопал. Где это самое где, я понятия не имею, и даже не догадываюсь. Не лезу, и лезть не собираюсь. У меня своих проблем хватает. Как-нибудь без мертвых родственников обойдусь. Но пока дед не удостоверился, моя безопасность его крайне волновала. И я его понимаю. Вдруг, единственную внучку раньше времени укокошат, некому будет власть дома передать, разве что дяде Карлу, или дяде Базилиэлю, весьма колоритный стержень бы получился. Ага, его бы весьма колоритно засмеяли, с нашим домом заодно. И опустился бы второй дом в ветвях власти на ветвь эдак шестисотую. А что? Очень может быть.
Дед свалил с чувством глубокой досады и выполненного долга, а я немного походила по комнате, от кровати к столу, добрела до уборной, глянула в свое измученное бессонницей и напряжением, отражение, убедилась, что краше только в гроб, заметила, что стекло слегка замерцало, и почти вылетела из комнаты, поспешно захлопнув при этом дверь.
Гад! До сих пор подглядывает. Мучает меня. Заняться ему, что ли нечем? Я надеялась, он сидит в своем распрекрасном дворце, невесту себе выбирает. Скотина! Да, я злюсь. И ненавижу его. Это все, что мне остается, все, что я могу. Ненавидеть, и искренне верить в то, что больше не люблю. Не люблю и все! Молчи, мое глупое сердце, ты ничего не понимаешь. Не понимаешь, что тебя выбросили на помойку и растоптали, а ты все тоскуешь, и рвешься открыть эту дурацкую дверь, чтобы с надеждой смотреть в зеркало, мечтая, что рано или поздно из него появится приглашающая рука.
Да, моему бывшему любимому, а сейчас ненавистному негодяю, зеркала подглядывать помогают, за всеми и всем, чаще за мной, а еще ходить сквозь них, вместо порталов, и проводить юных особ, точнее одну конкретную особу, меня то бишь. Впрочем, кто знает, может он уже другую водит, и не одну. Может, к нему целый табун наведывается. Рыжая в понедельник, темненькая во вторник, в среду блондинка, в четверг какая-нибудь кудряшка, а в пятницу мужик.
Представила сию картину маслом, улыбнулась, развеселилась, и даже реветь перехотелось. Но, наверное, так легче бы было. Знать, что он негодяй, бабник и чудовище. Глядишь, и забыла бы его, и не снились бы ночами его горячие руки без перчаток, его жаркое дыхание на моей коже, и губы, заставившие однажды увидеть небеса…
Так, кончаем сырость разводить. Заталкиваем старую, недобитую Клем, в самый темный уголок души, напяливаем стервозную улыбку, и идем портить настроение тени повелителя, который сыграл не последнюю роль в моей разбитой некоторыми жизни.
* * *
Эвен за два прошедших дня совсем не поменялся. А жаль. Я надеялась на уныние, на худой конец, тревогу в глазах. А он, как был жизнерадостным наглецом, так и остался.
- О, малышка, рад видеть, - поднялся он. – Дааа… Бледность и зареванный вид нынче не в моде.
- А кто ревет? Было бы с чего? Мужиков в мире, как грязи, и на твоем работодателе свет клином не сошелся. Чего приперся-то?
О, кажется, этот вопрос нынче актуален.
Тень повелителя моей бравадой впечатлился, хмыкнул, что-то там себе под нос, но до ответа снизошел.
- Бал скоро. Поговорить надо.
- О бале?
- Почти.
Разговаривать что-то перехотелось. Слишком невозмутимый был вид у моего не совсем друга. Но любопытство сожрало все тревоги, и я милостиво согласилась прогуляться по нашему мрачному, заросшему всякими сорняками саду. Правда, когда вышла из дома, слегка прибалдела. От сорняков не осталось и следа, а каменные дорожки со всех сторон окружал идеально подстриженный газон.
- Это что такое? – вытаращилась я, правда таращилась не долго. Видимо Кахаар, его помощница Зита и еще пара новых слуг, добрались и до сада. Оперативненько работают. Такими темпами, они не только сад, но и все владения благоустроят. Надо с деда премию стрясти, и жалование прибавить. Такие старательные служащие на каменных дорожках не валяются, а нет, ошиблась. Случается.
Это, Кахаар так спешил мне укрепляющий отвар принести, что споткнулся (ступени у входа у нас старые, кривые, да еще с выбоинами в разных местах) и упал прямо в руки вовремя среагировавшего Эвена. Зато отвар не расплескал. Ни одной капли. Вот это профессионализм. А дед жмот! На всем экономит. Надо бы так подстроить, чтобы он сам, как-нибудь с этих ступенек навернулся, глядишь, раскошелится на новые, а заодно и на покрытия для дорожек.
- О, спасибо. Мне как раз отварчика недоставало, - выдала я, выхватила из рук смущенного слуги, повышенного до звания камердинера и дворецкого в одном лице, стакан и залпом выпила. Похорошело сразу. Силы этот отварчик, конечно, не восполняет, но освежает знатно. И голову прочищает в миг. – Кахаар, а чего сам носишь? Слуг что ли мало? Так ты скажи, еще наймем.
- Не надо еще. Рук хватает.
- Руководство хромает? Так ты это, не стесняйся. Демоны, вот я дура! – хлопнула себя по лбу, вспомнив наконец, о чем вчера перед сном раздумывала. – Какой из тебя камердинер? Управляющим будешь!
От этих слов Кахаару поплохело и он снова завалился на руки Эвену.
- Или ты не хочешь? – с подозрением спросила я, заглянув в его помолодевшее лицо. – Думаешь, годы не позволят?
При упоминании о годах, Кахаар резко открыл глаза, встрепенулся, и поскакал резвой козочкой, тьфу, козленком, в сторону входа.
- Не волнуйтесь, молодая хозяйка, я подготовлю все бумаги.
- Э… стакан-то забери…
- Конечно-конечно, прекрасная хозяйка, я пришлю слугу, - и дверь захлопнулась, а я с досадой подумала, что кажется, слегка погорячилась.
- Вижу, ты усердно взялась за обустройство дома, - весело хмыкнул Эвен.
- Готовлюсь к свадьбе, - не осталась в долгу я. Тот улыбочку свою слегка притушил.
- И как подготовка?
- Как видишь.
- Будущие свекр со свекровью еще не навещали?
- Не посчастливилось.
- И контракт ты, конечно, прочитать не удосужилась.
- А чего его читать? – буркнула я. Настроение как-то резко испортилось и прохладой повеяло.
- Как знать. Может, что-то интересное почерпнешь.
Слова дэйва меня задели, да так, что я слегка притормозила и с подозрением посмотрела на его идеальный, точеный профиль. Чем-то они схожи с… тем, кого я больше не хочу видеть в своей жизни. Темные волосы, только у Эвена длинные, а у… в общем, у Эвена длиннее, оба высокие, статные, красивые. Очень красивые. Не зря же Тень повелителя считают первым бабником в Илларии. Женщины сами на него вешаются, без всякого на то его согласия, впрочем, он не очень-то сопротивляется, и, неизменно, каждую неделю разбивает еще одно женское сердце.
- Что это ты на меня так смотришь? – заметил мой пристальный взгляд дэйв.
- Любуюсь, - не стала скрывать я.
- С чего бы это?
- А почему нет? Ты красивый.
- А у тебя явно лихорадка, - занервничал он. – Малышка, тебе бы полежать.
- Вот скажешь, зачем пришел, и я полежу. Может, даже с тобой.
- Я, конечно, все понимаю, разбитое сердце, уязвленное самолюбие, желание отплатить, но малыш, что бы ты не делала, как бы плохо тебе не было, помни, что ему в сто раз хуже. Он от истинной отказался, а это сродни отказу от собственной души. Да еще обидел свою душу, плакать заставил, страдать. Думаешь, он не понимает…
- Заткнись! – прошипела я. Не хочу ничего этого слушать, ничего не хочу. Это его выбор, его желание, не мое. И если он страдает, так ему и надо. Я жалеть его не буду. Моя глупая старая Клем, которую я никак не добью, пожалела бы, очень пожалела, а я нет. – Говори, зачем пришел, и уходи. Пожалуйста, Эвен.
- Хорошо, хорошо. Я молчу. Вы оба упрямые, как тысяча мулов. Неужели не понимаешь, что только ты и можешь все исправить, заставить его передумать…
- Эвен! – уже крикнула я, громко, так, что в ушах зазвенело. – Он не передумает. И не надо тешить себя и меня глупыми надеждами. Мы оба знаем, что решения повелителя никогда не меняются.
- Меняются обстоятельства, малыш. Обстоятельства, а вслед за ними меняются и приоритеты.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, и не хочу понимать. И если ты пришел говорить о нем, то лучше уходи.
- Все, все. Больше не буду, - поднял руки он в примирительном жесте, – поговорим о другом…
- О бале?
- О нем самом. И вот скажи мне, малышка, что вы с нашей принцесской такое задумали, что Паэль и ее проницательную статс-даму уже два дня лихорадит?
- Это ты о чем? – насторожилась я. Вообще-то я тут два дня безвылазно сидела, и на все вызовы Тей не реагировала. Честно? Боялась. Не знала, что ей сказать, точнее, пока не придумала, что сказать. Неужели, Паэль узнала о Дивии? Нет, не могла. Точно не могла, или могла?
- А это я о внезапно проснувшемся желании твоей подружки поучаствовать в подготовке бала.
- А поподробнее? – не поняла я.
- Могла бы и сама спросить, - хмыкнул Эвен.