Ирэн молчала. Действительно, ситуация складывалась странно, хотя небезнадежно.
— Я почему заинтересован, — продолжил Сергей Васильевич, — Много читаю. Особенно истории. Старой истории. Страшной истории. Библейской. Она хоть и переписана разными поколениями храмовников, но сути от этого не убавила. Кто захочет, найдет. Только сегодня я не о Божьем слове говорю. Мне как человеку, живущему информацией, всегда интересны были случаи ясновидений. Пророчеств, если хотите. Раньше же не было газет, телеграфа, синематографа наконец. — «Телевидения, радио, сотовой связи», — мысленно добавила Ирэн, — Ну так что оставалось? — продолжал Зубатов, — Устные пересказы различных историй да пророчества.
— Пророчества?
— Именно! Люди в ту пору намного острее чувствовали тончайшие связи той стороны, — помахал мужчина рукою в воздухе, — и, что самое поразительное, мазали они редко. Мне приходилось привлекать к работе гадалок и тех, кого в простонародье ведьмами кличут. Результат был. Неплохой. Жалко, что не сразу понимаешь, о чем они говорят. Так, обрывки истины и собрать их вместе возможным часто не представляется. Вы первая, что сказали о событии без недомолвок. Главное, все совпадает с текущей ситуацией. Как удалось-то?
— Не поверите, если расскажу, Сергей Васильевич, — проговорила Ирэн, — Просто не поверите.
— А я и не тороплюсь, — наконец повернулся к ней собеседник, по-товарищески улыбаясь в пушистые усы, — В нашей работе нельзя спешить, хоть и опаздывать не стоит. Я вот знания свои по крупицам собирал, а стреляю разом. Наша-то работа во все была времена. Знаете, чем сейчас увлечен? — Ирэн молча смотрела на тонкое лицо мужчины явно увлеченного рассказом, понимая: ей сегодня сильно повезло, и, возможно, собеседник сможет принять историю полностью, — Я сейчас, — продолжал Зубатов, — Новый завет штудирую. Поднял я недавно одного историка средних веков, так, оказывается, по Римскому праву отправить на смерть за политическое преступление, в котором виновен Христос, можно было только при наличии двух свидетелей, которые независимо подтверждали истину. Один известен всеми и проклят в веках.
— Иуда? — включилась в разговор Ирэн, — А кто второй?
— В том и задача, — азартно сверкнул глазами Зубатов, — именно в том. Скорее всего, один из апостолов причисленных сейчас к лику святых, но не могу я одного понять. Был ли он внедренным агентом римской, так сказать, охранки?
Неожиданный поворот беседы изумил Ирэн. Ей как историку и самой нравилось разыскивать в известных столетьями величинах скрытый смысл и события, а тут сразу библейская история да с таким необычным поворотом.
— Кем же он тогда мог быть?
— А, к примеру, просто исполнить приказ Иисуса и дать показания.
— Приказ?
— Именно!
— Так для чего?
— Погибни Иисус своей смертью — не было бы столетий владычества христианства. Свойства психики человеческой — помнить лишь мучеников.
— Значит Иуда не предатель?
— В последнем случае нет. Идут же по сей день споры про евангелие от Иуды. Значит, жив был. Не повесился. И почему перед злосчастным поцелуем в саду Иисус говорил ему: делай, что должен? Сплошные догадки. Если второй вариант верен, так весь нынешний атеизм и просвещение могут идти к черту.
— Почему?
— Когда настолько осознанно кто-то идет на мучения и смерть — он не человек.
— А кто же?
— Скорее, Бог.
«Бог», — замолчала Ирэн, но додумать не вышло.
— Приехали, — аккуратно выглянул из экипажа Зубатов, — Пока здесь побудем. Голубчик, — властно ткнул он в спину конвойного, сидящего рядом с кучером, — Распорядись, чтобы нам ворота отворили. На двор поедем.
Экипаж простучал по булыжникам гулкой арки с коваными воротами.
— Ну вот, — улыбался Зубатов, — Теперь дома.
«Какой длинный день», — прибросила Ирэн.
Действительно, утренний поход на рынок обернулся для девушки целой чередой испытаний с допросами, откровениями и даже потерей чувств.
— Сейчас чаю, — широко вышагивал по коридору Зубатов, — Перекусим и поговорим.
Так и вышло.
Пока расторопный молодой человек в синей форме суетился с разносами и стаканами, Сергей Васильевич устроил Ирэн на диване, а сам с размаху бахнулся в кожанное кресло и потащил, устраивая посередке низкий столик с кривыми ножками.
— Устал, — намешивал Зубатов чай в стакане серебряной ложечкой, — Петр Афанасьевич, — обратился он к стройному молодому человеку в жандармской форме, — Позвони-ка Алексею Семеновичу, у него ответ уже должен быть по обстановке в Бессарабии, пускай прямо по телефону и зачитает, а ты запиши все аккуратненько. Потом сюда принесешь. Будем с Ироидой Семеновной рекомендации для Кишинева сочинять.
— А с конвоем что делать?
— Отпускай, ты же понимаешь, что я без ширмы не работаю. Ироида Семеновна на сегодня здесь останется. У нас работы с ней край непочатый.
Взгляд молодого человека потеплел, и он совсем уже по-приятельски и понимающе кивнул девушке.
Ирэн улыбнулась в ответ и потянула стакан с чаем.
— Бублики, бублики берите, Ирочка, — двинул Зубатов по столику тарелку, с трудом скрывая почти мальчишеское нетерпение-азарт, — Ну так что же такого необычного вы можете мне поведать еще?
Таиться смысла не имело. Ирэн понимала, что Зубатов не так прост, а истории про ясновидящих — это лишь одна из дорожек, которую тот расстилает для ее же откровенности.
— По-моему, Сергей Васильевич, вы и сами все поняли, — прихлебнула чай девушка, внимательно рассматривая сыщика и пытаясь угадать его мысли, — поверить в это сложно, но это так: я не из вашего времени…
Зубатов, не спуская глаз с Ирэн, ухватил бублик и азартно откусил.
— Произошло это совсем недавно, — продолжала та, — Сначала кое-кто из этого времени побывал у нас, а потом сюда попала я.
— Интересно, кто же к вам-то угадал и как?
— Дети-карманники, да купец Антоновский пару раз заходил.
— Михаил Михайлович?
— Он. Магазина «Аврора» хозяин.
— Что ему «Аврора»? Так, кабинет рабочий, у него размах немаленький. Я с ним лично знаком через полицмейстера.
— Сергей Васильевич, — встрепенулась Ирэн, — Миленький, можно мне встретиться с ним? Мне же обратно нужно попасть, ну во время свое…
— Во время, говорите… — протянул, чуть поперхнувшись Сергей Васильевич и задумчиво смахнул несуществующие крошки с рукава, — Наверное, можно — отчего нет. Да и мне будет интересно его подрасспросить… Готовы ли вы завтра на пасху в гости со мной прогуляться? Я как раз полицмейстером зван, но обычно не хожу. Не люблю я, знаете, приемов этих. Пустые разговоры одни да ложь. Сильно отвлекает от того, про что думаю.
— Разрешите? — заглянул в кабинет тот, кого Зубатов назвал петром Афанасьевичем. В руках он держал листок, — Получили. Переписал слово в слово. Странная депеша, Сергей Васильевич, сильно странная.
— Чем же?
Молодой человек вопросительно глянул на Ирэн.
— Можно, — кивнул Зубатов, — Мы все здесь по одному вопросу.
— Погромов ждут после пасхи, — листок из рук мягко опустился на стол, — Какой-то секретный указ царя…
— Кхм-кх, — снова поперхнулся хозяин кабинета и потянулся к бумаге.
Ирэн неожиданно почувствовала прилив сил. Выпрямилась.
«Чай так подействовал? — задумалась она, — Нет, скорее выстрел в десятку. Вы сядьте, Петруша, — начала она старую игру, мысленно обращаясь к исполняющему обязанности секретаря симпатичному офицеру, и тут же оборвала себя, — Заткнись! Доигралась раз, сама теперь сиди …»
— Знаете, Ирочка, — быстро глянул на нее Зубатов, — А я пожалуй, рискну распорядиться. Большие жертвы, говорите?
— Про убитых точно не знаю, а вот калек почти пятьсот и город в руинах.
Петр Афанасьевич открыл рот, в удивлении слушая странную беседу и, похоже, не совсем понимал реальность происходящего.
— Не удивляйтесь, голубчик, — повернулся в кресле Зубатов, — Когда-то и вам придется постигать премудрости невидимого мира. Вы думаете, почему я Вас из жандармского перевел? — и, выдержав паузу, сам же ответил, — Преданы, честны и верующий. Читаете много. Значит, чудеса Господни вам в новинку не будут. Атеистов нам кроме как на должностях дворника или приказчика не надь. Агентура же она разная Mon ami.
— Все равно не понимаю, — рванул воротник френча Петр Афанасьевич.
— Я тоже, — по-товарищески и с изрядной долей юмора в голосе успокоил его Зубатов, — Нам теперь главное письмо соорудить по форме и с учетом информации от Ироиды Семеновны, — Мигнул он девушке. — Как вы смотрите, сударыня, если мы завтра вам документы справим честь по чести на основании вашей бумаженции, а то подзатянули вы с легализацией-то. Дел много. На бал завтра собираться. Переодеться. И как у вас с французским?
— Только немецкий и слабо, — призналась девушка.
— Что так? — удивился Сергей Васильевич, — Неужели в вашей губернии с образованием настолькот тяжело?
Особое ударение на слове «губернии» ясно дало понять, как играть в присутствии офицера-секретаря, а тот уже оправился от первого изумления и тащил к себе конторку, бумагу и ручку с чернильницей.
— Обязательную часть сам пиши, — с чувствоми хлебнул чаю Зубатов, — Мне сейчас заход словесный в распоряжении нужен, чтобы ни о какой Пасхе в Кишиневе больше не задумывались.
Молодой человек заскрипел на конторке пером.
Приятное тепло разливалось по всему телу Ирэн.
Бодрость удачного окончания дня отступала и менялась местами с нечеловеческой усталостью.
За окном шумел город. Цокот копыт, топот бегущих, тарахтенье экипажей становилось для девушки привычным.
«Кое-что поменялось, — понимала она, — Хотя откуда я знаю. Может, и в наше время есть такие увлеченные милиционеры. Вон Сергей Васильевич ясно говорил про интриги. Про то, что большинство чиновников и служащих просто зажралось. О тупости завтрашних гостей на балу… — глаза закрывались, — Его превосходительство генерал-губернатор, — выплыла фраза из недавнего сна, — Доманерничалась», — выговорила себе Ирэн, засыпая.
* * *
Утро девушка привычно встретила с серым светом за окном и разноречивым пока слабым шумом города.
Оглядевшись, вспомнила, что Зубатов заставил ее все-таки перейти вчера в небольшой кабинет с кроватью.
— Ложитесь, как привыкли, Ирочка, — шепнул он напоследок, — а нам работать, — Если понадобится по женской части… — что прозвучало дальше, память выдавать отказывалась.
Сильно хотелось в туалет.
«Интересно, — задумалась девушка, лихорадочно одеваясь, — как у них тут устроено? Но ведь говорил же он что-то», — психовала она.
Выходить из комнаты было страшновато, и неожиданно Ирэн уловила знакомый тоненький запах.
«Помойное ведро! — вспомнила она Ефейкину науку и ситцевую занавеску за печкой у Хитрована, — Если так — спасена!»
Действительно, за неприметной дверцей, до боли напоминающей кладовку «Авроры», стояло пустое ведро, выдающее характерный аромат.
Жизнь налаживалась.
Кувшин с водой оказался возле кровати.
Девушка попила, и ей снова захотелось прилечь.
«Пускай сами будят, — решила она, забираясь обратно под одеяло, — Пасха же как-никак…»
Однако заснуть еще раз не вышло.
Дверь приоткрылась.
— Ирочка, просыпайтесь, — позвал тихий голос, — пора. Еще за платьем ехать.
«Прием, — вспомнила Ирэн, — Шопинг! Интересно, на какие деньги? Неужели на собственные оденет?»
Сильно хотелось, чтобы Сергей Васильевич проявил бы хоть какие знаки внимания, а то столько времени уже прошло, а от него лишь дружеское участие да вопросы по делу.
«Даже не поинтересовался, замужем ли я», — сердилась Ирэн, надевая непокорное платье. Однако девушка понимала, что в любом случае они с Зубатовым не перешагнут той заветной планки, после которой начинают падать барьеры и многое становится безразличным. Не виделось ей в Сергее Васильевиче никаких желаний, кроме страстной увлеченности работой.
«А сыск меня так не возбуждает», — грустно констатировала она, понимая: скорее всего они с Зубатовым останутся друзьями.
— Христос Воскресе, Ирочка, — поднялся тот навстречу из кресла, стоило ей появиться в комнате.
— Воистину Воскресе, — в тон ему ответила та и, улавливая нерешительность мужчины, троекратно его поцеловала.
Он придержал ее после за руки и заглянул в глаза.
— Все хорошо?
— Да, — прислушивалась к себе Ирэн, понимая еще раз: всего лишь друзья.
— У нас хорошо всё, — азартно тер руки Зубатов, — Накрутили хвоста Бессарабцам. Депеша еще вчера ушла — вертится карусель. Первые ответы уже пришли. Ухватил тамошний полицмейстер погромщиков за самый хвост. Молодец. Оказывается, откладывали власти мероприятие на завтра, а мы депешей их толкнули. Праздника, конечное, теперь им нет. Войска в готовности. А впрочем, раньше надо было думать. Вчера кое-кто жаловаться даже вздумали. Полагаю, скрытые связи погромщиков. Отправил встречную депешу. Всех на карандаш и смотреть. Мы с вами, Ирочка, на коне. Наш полицмейстер уже приезжал. Информация о мероприятиях ой как высоко убежала. Но чтобы ни произошло теперь — все в нашу пользу. Интересовался, буду ли сегодня.
— А вы? — приводила в порядок мысли после такого потока информации Ирэн.
— Сказал, буду, — улыбнулся Зубатов, — Мало того, вас уже представил, мол, будет со мною дама моего старого круга.
— Старого круга?
— Конечно! Я же не всегда в полиции работал. В конце прошлого столетия сподобился и с народовольцами якшаться, а как понял всю вредность таких идей, на службу в полицию и пошел. Так что вы теперь, Ироида Семеновна, мой старый товарищ и помощник во всякого рода политических делах. Работали какое-то время негласно, а теперь вас нужно в должности определять.
— Мне бы домой, — очнулась от наваждения Ирэн, — Не могу я без душа.
— Душа? — удивился Зубатов, — Эка хватили. Здесь на весь город их по пальцам. В России-то не делают еще, да и некоторые почитают мытье в душе занятием слишком вольным и странным.
— Скажите, а как же мыться?
— У меня дома ванна со смесителем. В управлении нашем только руки и помоешь, да и туалеты еще. Большинство по старинке с кувшинами. Да в гостиницах ванны есть, — оживился собеседник, — Вот только с вашим доходом все на нумера и уйдет.
— А какой у меня доход? — удивилась Ирэн.
— Пока тысячу двести рублей годового.
— А у вас?
— Пять тысяч, ну так я и в должности, простите, несколько другой состою, чем вы пока будете.
— А что можно на тысячу двести рублей? — заинтересовалась Ирэн.
— Многое, — улыбался собеседник, — Я еще проведу вас по финансам так, что случись со мною что, за вами пять лет оно сохранится. Кстати, а кого мы следующего спасать будем? — задал как бы между делом вопрос Зубатов.
Ирэн чувствовала его напряженность, и поняла, как важен сейчас ее ответ.
«Еще бы, — усмехнулась она, — В плане информации я золотая жила, эх, архив бы мой из «Авроры» сюда».
Неожиданно память услужливо подсказала ей, что во время перехода она уселась именно на стопку старых бумаг и папок своего исторического прошлого, что перетащила на работу во время очередного ремонта.
Выходило, что когда переход состоялся, Ирэн продолжала на чем-то удобно сидеть.
«Неужели, бумаги перешли со мною сюда лишь потому, что я на них устроилась? — задумалась Ирэн, — Хотя почему нет? Перешла же одежда. Вполне вероятно…»
Время для ответа прошло, и Зубатов, не подавая виду, наливал чаю в стаканы.
— Кстати, — повернулся он к девушке, — Желаете, чтобы я вас сопровождал по магазинам?
— Конечно, — встрепенулась Ирэн, — Я же не понимаю пока ничего. Сергей Васильевич, миленький, мне же домой надо. — Продолжила она, — Какая мне служба? Какие доходы? Не мой это мир.
— Ну, так мы же с вами решили: сегодня же беседуем с Михаилом Михайловичем и начистоту.
Была в его голосе струнка, что не очень-то нравилась Ирэн.
«Не отпустит, — поняла она, — Надо что-то делать…» — Сергей Васильевич, — начала девушка, — Следующее, что я знаю, — это убийство Уфимского губернатора. Убьют его в городском парке 6 мая. Какой-тот эсер. Приговор боевой группы за расстрел рабочих на демонстрации в марте. По-моему в Златоусте. Было такое?