— Оставим пока в покое мои несомненные достоинства и перейдём к телу, — усмехается тот. — Мы не закончили, вообще-то.
— С чем? — уточняю подозрительно.
Драхар демонстративно разминает пальцы и зловеще-предвкушающе обещает:
— Больно не будет…
— Не слушай его, — советует Аллеон, подняв глаза к потолку.
Не слушать? Я окончательно путаюсь. То есть больно-то всё-таки будет, или нет? О чём вообще они говорят?
Оценив моё растерянное выражение лица, рыжее недоразумение заливается хохотом, а сиир честно пытается объяснить:
— Просто закрой ненадолго глаза и подумай о чём-нибудь приятном. Ты ничего особенного не почувствуешь… — и уже гораздо тише: — Только не смотри.
— Почему?
Вопрос, по-моему, вполне закономерный, но они только молча переглядываются. Аллеон — просяще-взволнованно, Драхар — скептически.
— Если для тебя это так важно, глаза можно и завязать, — вносит он «ценное» предложение, не обращая на меня никакого внимания.
Ещё не дослушав, начинаю отрицательно качать головой. Не надо мне ничего завязывать!
— Это не обязательно, — вздыхает Аллеон. — Но…
— Я не буду подсматривать, если хоть кто-нибудь объяснит, что происходит.
— Ну нет! Семейные разборки устраивайте без меня! — тут же открещивается Драхар. — Давай, мелкая, помечтаешь немного о вашей с Леном свадьбе — и я домой, а вы уж тут разговаривайте!
«Леном»?
Сиир отводит взгляд. Ему не то чтобы стыдно, скорее грустно. Считать ли это знаком того, что к алтарю он тоже не рвётся?
— Сначала объяснение, — напоминаю упрямо.
Драхар недовольно хмурится. Аллеон же чуть крепче сжимает ладонь и, глядя в глаза, просит:
— Пожалуйста. Если начну объяснять сейчас, до дела мы можем и не дойти, а закончить действительно нужно.
Если он в чём-то и лукавит, то вполне профессионально. Подвоха я не чувствую. От слабости после их махинаций остались одни воспоминания, но очень уж хочется подробностей.
— Почему нельзя сказать сразу? — ворчу, практически сдавшись. — Я же тут самое заинтересованное лицо!
— И самое нетерпеливое! Ложись уже. Пять минут — и пытай своего жениха хоть до самого утра.
Где-то я про «пять минут» уже слышала!
Снова подозрительно приглядываюсь, но Драхар только недвусмысленно приподнимает брови:
— Ну?
— Ладно.
Сползаю с подушки, закрываю глаза и слышу слаженный вздох облегчения. Аллеон чем-то едва слышно шуршит, щёлкает, после чего моей ладони касается что-то гладкое и прохладное. Не знаю, что там делает его друг, и можно ли мне шевелиться, но всё-таки медленно-медленно очерчиваю незнакомый предмет в надежде догадаться, что это. Пальцы скользят по выгнутой и будто отполированной поверхности — ничего: ни знаков, ни узора, ни надписей. Без вариантов.
— Ближе, Лен, — издевательски-насмешливо шепчет Драхар. — Не бойся, она не кусается.
Намеренно громко клацаю зубами, но он только фыркает.
Матрас прогибается от тяжести того, кто устраивается рядом. Аллеон? Его дыхания не слышно, тепла тела тоже не ощущается, но что-то увесистое касается моих ног, а живот придавливает так, будто на него кто-то уселся. Пытаясь освободиться, упираюсь свободной рукой, но натыкаюсь вовсе не на ткань или кожу, как ожидала, а на знакомое гладкое нечто.
— Тяжело же!
«Нечто» виновато сползает в сторону, перенеся большую часть веса на кровать, и замирает. Оно всё ещё перекинуто через мой живот и правое плечо, но по весу теперь напоминает всего лишь обыкновенного кота, а не слонёнка. Что за методы такие сомнительные? И что вообще со мной было? О ком они говори? Аллеон же… Да ведь он же всерьёз собирался кого-то убить! У них тут и это можно?!
— Хватит сопеть, — строго требует Драхар. — Попросили ведь о чём-нибудь хорошем подумать!
Но мне уже не до него. Какое уж тут «о хорошем», если эти двое, кажется, в моих сегодняшних проблемах всерьёз винят вчерашнего придурка? Вот же гад рыжий! Мало того, что я из-за него сюда «вляпалась», так теперь ещё выясняется, что он обязательно явится снова?! Ну уж нет! Пусть только попробует, я ему… И тут до меня доходит, что если они с Аллеономвстретятся, моей легенде конец!
Или это уже случилось? Не потому ли Драхар так веселился, когда я представлялась, что знает правду? А если знает, зачем тогда до сих пор возится?
Забыв о просьбе не смотреть, распахиваю глаза — надо мной нависает гигантское чёрное нечто. Первая ассоциация — змея, но тут же понимаю, что ошиблась: тело зверюги покрыто частично накладывающимися друг на друга глянцевыми пластинами панциря.
Сжатое ужасом горло не может издать и звука, поэтому из хватки чудовища вырываюсь молча, зато так отчаянно, что с треском рвётся подол платья. Дёргаюсь изо всех сил, но куда мне, с моими-то шестьюдесятью килограммами, тягаться с четырёхметровой тушей! Сожрёт же и не заметит!
Сквозь нарастающий звон в ушах слышу над головой тихое стрекотание, перемежающееся нервными щелчками, и, наконец, вижу приплюснутую морду. Из приоткрытой широкой пасти часто-часто мелькает чёрный раздвоенный язык. Непроницаемо-безжалостные глаза смотрят прямо в упор. Чудовище замирает, наслаждаясь последними трепыханиями своего ужина, а затем наклоняется, дотрагиваясь кончиком языка до моей щеки, чтобы снять пробу.
Что-то пробормотав, Драхар сильно и зло толкает зверя в бронированный бок, ловко уворачивается от сокрушительного взмаха хвоста, превращающего половину кровати в щепки, и даже пытается оттащить от меня этот ужас. Он передумал? Почему? Хотя, какая теперь разница! Главное, чёрная жуть отвлекается.
Напрягшись, одним сумасшедшим рывком освобождаюсь из-под утратившего бдительность монстра. Тот сразу спохватывается, но я уже скатываюсь на пол, не замечая ни цепляющегося за обломки каркаса платья, ни опаляющей руку глубокой царапины. Единственное, что я вижу, — дверь. К ней и бегу, не помня себя от страха и не чувствуя ног. Драхар что-то кричит, но всё заглушает взбешённое шипение.
Влетев в непроглядную темень коридора, наудачу сворачиваю вправо — и вдруг со всего маху врезаюсь в какое-то каменное препятствие! Охнув, быстро ощупываю пострадавшую скулу и нос, чтобы убедиться что, ничего не сломано. Повезло. Даже крови, вроде бы, нет. Тут же забыв о ноющей боли, суматошно шарю по стене в поисках выхода и пронзительно вскрикиваю, когда кто-то сильный крепко прижимает меня к себе.
— Это я, не бойся. Всё хорошо, слышишь? Всё закончилось. Никакие чудовища больше тебя не тронут.
Издёрганный мозг не сразу понимает, что хриплый, срывающийся голос принадлежит Аллеону.
Я верю ему, но отпускать пока не спешу: не могу заставить себя разжать пальцы, не хочу лишаться тепла и опоры. Мужчина, впрочем, не возражает. Молчит, загнанно дышит в мои растрепавшиеся волосы и обнимает так, что точно останутся синяки.
Постепенно мысли о том, что произошло, и как мы тут оказались, начинают просачиваться в мою бедную голову. Чуть отстранившись, оглядываюсь по сторонам, и обречённо вздыхаю: кажется, объясняться придётся не только Аллеону, но и мне тоже.
— Ты знаешь, где мы? — спрашиваю виновато.
— Догадываюсь, — он внимательно изучает пустой переулок, мрачные низкие строения и чахлые кустики. — Судя по всему, это другое отражение, и Барриар тут даже не столица. Точнее скажу, когда посмотрим на местных жителей.
Жду от него вопросов или упрёков, но Аллеон, как ни странно, ничего не спрашивает и ругаться, вроде, не собирается. Не представляю, почему, но очень этому рада.
— Что будем делать?
— Можешь провести нас обратно?
— Не думаю, что получится, — каюсь, опустив глаза.
— Ничего, — ободряюще отзывается сиир. — Мы с тобой не первые, кого занесло неизвестно куда. Для начала, пожалуй, нужно отыскать банк, а потом заселимся в гостиницу и как следует отдохнём.
Город спит. В отличие от предыдущего отражения, здесь всё гораздо проще и скромнее. Маленькие невзрачные дома, узкие улочки, пыльная дорога без намёка на плитку или брусчатку и никаких фонарей.
— Ну и глушь, — удивлённо резюмирует Аллеон. — Надеюсь, банк тут работает.
Мне не понятно, как он собирается снимать деньги, если никогда прежде здесь не бывал? Кредит, что ли, возьмёт? Без документов? Однако с вопросами не лезу, предпочитая благоразумно помалкивать. И так уже, кажется, договорилась…
— Пришли.
Я ни за что бы не приняла этот крохотный круглосуточный магазинчик за надёжное финансовое учреждение, но свет горит только здесь, и Аллеон уверенно открывает дверь, пропуская меня вперёд. Звенит колокольчик и мирно дремлющий молодой служащий испуганно подпрыгивает на месте. Секунда — и парень уже склоняется в низком поклоне, подметая пол кончиком перекинутой на плечо косы, после чего, беспрестанно лепеча приветствия «прекрасной госпоже», сопровождает нас к стойке. От «сервиса» у меня глаза на лоб лезут. Что с ним? О чём он вообще? Мне даже представить страшно, на кого я сейчас похожа: причёска сбилась, платье порвалось, бледная, наверное, как привидение, а этот болезный всё своё твердит!
Беспомощно оглядываюсь:
— Мы точно нигде не ошиблись? Как-то здесь… ну…
От этих слов парень белеет, почти сливаясь по цвету со своей форменной рубашкой, но Аллеон не позволяет ему ничего сказать.
— Госпожа желает снять деньги со своего счёта в Наирре.
Молча прикусываю губу. Как быть? Я же понятия не имею, как Вайол расписывается, и номера её счёта не знаю, не говоря уже о паролях и прочих защитных ухищрениях! Поверит ли жених, если сказать, что тётя не позволяла мне заниматься финансами?
Однако дело благополучно завершается и без моего непосредственного участия. Аллеон быстро заполняет бланк, служащий обменивает его на чёрный бархатный мешочек и на прощанье охотно сообщает, что да, гостиница в городе действительно есть. Одна. Тут, за углом.
— Мы в Талассе, — непонятно улыбается вернувшийся ко мне Аллеон. — Самое матриархально повёрнутое отражение из всех существующих, так что традиции тут довольно специфические.
— А именно?
— Это мир женщин, и им позволено абсолютно всё.
— Только женщинам?
— Да. Мужчины здесь… ты и сама всё видела.
— Чего он перепугался-то так?
— От неожиданности. Постарайся в следующий раз воспринимать комплименты спокойнее, хорошо?
— Попробую, конечно, но, если все встречные мужчины будут вести себя подобным образом, долго я в такой обстановке не протяну. Не смейся! Правда же жутко! Как нам вернуться к себе?
— Ближайший город, где можно найти проводника, — Мелвия. Это в двух днях пути.
— Что ж, два дня можно и потерпеть.
— «Потерпеть»? — переспрашивает насмешливо. — Вообще-то, за отдых здесь женщины платят большие деньги.
— Я как-то не привыкла к такому обращению, и мне неуютно.
— А к чему ты привыкла?
Взыгравшая паранойя настаивает, что спрашивает он не просто так, но я слишком устала, чтобы хитрить с ответом.
— К равенству. Тот парень в банке… Он выглядел жалко.
Никогда этого не пойму. Что за удовольствие изо дня в день видеть рядом с собой слабое и забитое существо? Доминировать над безвольным, дрожащим партнёром — не моё.
— На самом деле, перекосы, вроде матриархальной Талассы или жестко патриархального Олибэра, редкость. В других отражениях подобного нет, — сиир умолкает, обводя обещанную гостиницу задумчивым взглядом. — Ужин заказывать будем?
Деревянное двухэтажное здание с потёртой вывеской, прямо скажем, ни меня, ни его не впечатляет, но выбирать не приходится.
— Может, сразу спать?
— Насчёт номера… — как-то неуверенно заговаривает Аллеон, за что и удостаивается моего недоумевающего взгляда. — Город выглядит тихим, но мы здесь впервые, да и само заведение доверия не внушает, поэтому мне было бы спокойнее, если б…
— Хочешь снять одну комнату? Хорошо.
— Так будет лучше, — с явным облегчением выдыхает он. — Разумеется, отдыхать я тебе не помешаю.
Вчерашний и сегодняшний ужастики настолько морально меня измотали и физически выжали, что где и с кем спать, уже не принципиально. Только бы в безопасности, а уж компания — дело десятое. Даже если Аллеон внезапно воспылает желанием и попытается приставать, я просто-напросто не замечу. Главное, чтоб не будил.
Первый этаж местного трактира, гордо именуемого гостиницей, целиком занимает просторный обеденный зал, в данный момент удачно пустующий. Владельца тоже поначалу не видно, но, едва заслышав его торопливые шаги, я присаживаюсь на ближайший стул.
— Ничего, если я тут подожду, пока вы с хозяином договоритесь?
Сиир улыбается, но моё трусливое отступление никак не комментирует. Более того, на полпути перехватывает устремившего было ко мне сухощавого блондина, мастерски пресекает поток дежурных приветствий и уводит заметно нервничающего мужчину на безопасное расстояние. Разговаривают они недолго. Буквально через минуту Аллеон кладёт на стойку несколько серебряных монет, и мы, с подсвечником наперевес, отправляемся наверх.
— Нам невероятно повезло, — тихо и чуть насмешливо делится он новостями.
— Неужели?
— В номере есть настоящая ванна.
— Боюсь даже предположить, где моются остальные…
— Горячую воду, правда, принесут только завтра, — продолжает сиир веселиться. — Хозяин был готов лично наносить дров, растопить печь и вскипятить, сколько нужно, прямо сейчас, но я дважды заверил, что ты не велишь мне его высечь, если отложить это до утра.
— Ну, знаешь… Как ты вообще ухитряешься находить тут хоть что-то смешное? Не боишься, что местные дамочки не станут делать скидку на то, что ты из другого отражения, и устроят тебе подробный экскурс в их национальные традиции?
— Я что-нибудь придумаю.
Похоже, про невероятное везение он всё-таки не шутил. Комната оказывается на порядок больше, чем я ожидала. В центре гордо возвышается почти двуспальная кровать, а помимо неё имеется относительно приличное кресло и шкаф. Аллеону, наверное, тут тесновато, но мне, привыкшей к заставленным городским квартиркам, вполне сгодится.
Едва закончив любоваться интерьером, понимаю, что нужно решить, в чём спать. Не в платье же, в самом-то деле! Оно и без того выглядит изрядно пожёванным.
Оценив мои сомнения, Аллеон демонстративно падает в кресло:
— Я посплю тут.
Что ж, благородно, конечно, но глупо. В этом кресле он похож на взрослого дяденьку, взгромоздившегося на детсадовский стульчик.
— Ложись на кровать. Она достаточно широкая для нас обоих.
Он смотрит… странно смотрит. Серьёзно и изучающе, как будто размышляет, почему я так поступаю и чего ещё от меня ждать. Во взгляде нет и тени осуждения, но я, кажется, его удивила. И заронила зерно сомнений. Почему он молчит? Какие выводы делает? Ведь умный же! Умный, несмотря на то, что рядом со мной только смеётся и дурачится.
Желание взять и напрямую спросить, что именно он обо мне знает, становится почти непреодолимым.
— Обещаю ничего не рассказывать тётушке, — улыбаюсь подначивающе. — Только отвернись, пожалуйста, чтобы я могла раздеться.
Аллеон послушно поднимается, встаёт по другую сторону кровати и, похоже, тоже принимается расстёгивать рубашку.
Какое интересное начало!
Отворачиваться никто не просил, поэтому, оживившись и напрочь забыв о платье, с удовольствием наблюдаю, как мужчина избавляется от одежды. Воротник чуть сползает, обнажая шею и красивые, напряжённые плечи. Прикоснуться к ним, провести ладонями — такое искушение, что покалывает подушечки пальцев. Белоснежная ткань завораживающе и притягательно контрастирует с загорелой кожей, и мне приходится строго напомнить себе, что трогать этого потрясающего мужчину нельзя. Сиир, может, и сам не против, но он — не мой. Он даже не знает, как меня на самом деле зовут. И вряд ли будет рад, если выяснит.
Самовнушение помогает слабо: Аллеон, помедлив, наконец-то снимает рубашку. Не оборачиваясь, с почти бесшумным вздохом бросает её на кресло. В подрагивающем пламени свечи игра мышц на его спине заметна особенно хорошо, и мой взгляд к ним буквально прилипает.