А если в точный срок, то в полной мере…
Знал, о чем писал всенародно любимый бард, который, как известно, и сам недолго зажился на свете! А сколько их еще было — таких? Кто не убил себя сам, как Маяковский или Есенин, с завидным упорством искал смерти на дуэли или где-то еще. Поэту прожить дольше тридцати семи — вообще моветон!
Не потому ли, что он чувствует происходящее острее других? Быть зрячим среди слепых — нелегкая участь… В начале века среди декадентствующей молодежи прокатилась целая эпидемия самоубийств. Странно это выглядело, конечно — вроде нет ни голода, ни войны, а вполне благополучные сыновья и дочери обеспеченных родителей с завидной регулярностью сводят счеты с жизнью по самому ничтожному поводу! Подлинную причину своего поступка они не могли бы объяснить ни близким, ни родителям, ни даже себе самим…
Глеб иногда думал: а может, они просто знали, что будет дальше? Предчувствовали, что совсем скоро их привычный мир рухнет и исчезнет без возврата, что впереди сначала мировая война, потом революция, война гражданская, красный террор? И еще много всякого, до чего лучше бы не дожить? Прекрасным юнцам и девам дворянского звания в этой кровавой каше ничего хорошего уж точно не светило! Так не лучше ли уйти молодым, не изведав всей грязи жизни, не дожидаясь, пока бравый матрос выстрелит тебе в затылок в подвале или «тройка» отправит гнить в лагерях, где от тяжкого труда, голода и издевательств заключенные постепенно теряют и достоинство, и разум, и самый человеческий облик?
Да и сейчас не легче. В вакханалии и неразберихе девяностых Глеб видел не первые шаги зарождающейся демократии, а путь в пропасть. Общество, не способное к саморазвитию, к реформам, обречено двигаться по замкнутому кругу: застой — революция — анархия — диктатура. И это продолжается до тех пор, пока народ не образумится, не научится признавать собственные ошибки и делать выводы либо не исчезнет совсем, сойдя с арены истории. Так что хорошего ждать точно не приходится…
Даже стихи стали приходить все мрачнее и безнадежнее.
Окончательно придя к мысли о том, что продлевать постылое существование не стоит, Глеб, как ни странно, испытал чувство легкости и освобождения. Человеку, который готов умереть, и жить проще! Не нужно тревожиться за свое будущее, строить какие-то планы…
Но самое удивительное было еще впереди. Оказалось, что таких, как он, — людей, готовых умереть, вокруг не так уж и мало!
У многих для ухода из жизни есть весомые причины. Другое дело, что убить себя нелегко и страшно это делать одному…
Случайный разговор с Владом натолкнул его на решение проблемы. А что, все просто — сесть в машину, включить двигатель, и все! Хорошо бы еще уехать куда-нибудь подальше от жилья и людей, чтобы не нашли раньше времени, в лес, например… В такой смерти есть даже какая-то красота — уйти без боли, без страданий и не запертым в клетку своей квартиры, а под вольным небом! Непонятно было, правда, где взять машину и кто сядет за руль, но и этот вопрос разрешился на удивление быстро: сам же Влад вызвался помочь, и не только помочь — разделить их участь. Глеб даже удивился.
Влада он считал человеком немудрящим, не отягощенным излишней рефлексией… Простой душой, одним словом! Кто же знал, что даже ему жизнь стала в тягость до такой степени?
Зато теперь все позади, и осталось лишь одно, последнее усилие. Глеб чувствовал себя как в школе, перед последним учебным днем, когда остается совсем чуть-чуть, а дальше — каникулы! Он заслужил этот отдых. Наверное, ему не дано переделать этот мир, не дано даже оставить сколько-нибудь заметный след. (Хотя — кто знает? Многих поэтов настигала посмертная слава, иногда через много лет…)
Но остается священное право самому выбирать день и час, когда придет время ставить точку.
Глеб посмотрел в окно. Надо же, уже и утро наступило! Ночь прошла, темнота рассеялась без следа, ветер разогнал тучи, и наступил новый день.
Последний день в его жизни.
В этот момент заверещал дверной звонок. Значит, пора… Глеб аккуратно закрыл тетрадь, спрятал ее в рюкзак и пошел открывать.
За дверью стояли все четверо, с кем предстояло ему разделить этот день. Надо же, пришли одновременно… Глеб обвел взглядом бледные, напряженные лица и спросил почти весело:
— Ну что, все в сборе?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
АЛЫЙ КРЕСТ
Глава 6
Все вместе
Мы успели.
В гости к Богу
Не бывает опозданий… В. Высоцкий
— Проходите, не стесняйтесь! — Глеб чуть отъехал в сторону на своей коляске, пропуская входящих. Хорошо еще, что квартира просторная, а то бы и вовсе не развернуться…
Он с любопытством разглядывал своих гостей. «Да уж, странная компания собралась, ничего не скажешь! Монахиня, бизнесмен, домохозяйка… Маринка, пожалуй, стала еще красивее. Зойка почти не изменилась, только располнела немного. Глаза такие же наивные, и так же хочется назвать ее «зайкой». Но вот Лешка… Совсем другой человек стал. Как будто правда умер и воскрес, чтобы прожить другую, новую жизнь.
Глеб видел, как они отводят глаза, стараясь не смотреть на его безжизненные ноги. Да, конечно, чужое увечье почти всегда вызывает у здорового человека чувство неловкости, даже стыда.
Только Марина, казалось, не замечала этого… В хосписе она, наверное, и не такое видела!
— Прошу к столу!
Глеб сделал широкий приглашающий жест. Дверь в комнату открыта настежь, и стол, накрытый парадной белой скатертью, ждет гостей. По правде говоря, Глеб немножко гордился собой. Кто бы мог подумать, что это так приятно — побыть хоть немного в роли радушного хозяина?
— Ой, может, помочь надо? — спохватилась Зойка. — Принести там чего или порезать…
— Нет-нет, ни в коем случае!
Глеб покачал головой.
На мгновение кольнуло обидное чувство: ну почему каждый считает себя обязанным хоть немножко поопекать беспомощного инвалида? Он сдвинул брови, но уже в следующее мгновение справился с собой — улыбнулся, галантно протянул Зойке руку, словно кавалер на балу — своей даме, и поцеловал пухлую ладошку.
— Спасибо, но… Не сегодня!
Зойка засмущалась, покраснела, и в этот миг всем показалось, что его увечье стало незаметным или, во всяком случае, несущественным.
— Проходите, рассаживайтесь. Все готово, и для всех есть подарки. Зоинька, прошу! То, что рядом, — это тебе.
Молодая женщина несмело опустилась на краешек стула, открыла коробочку и ахнула:
— Какая прелесть! Заяц. Прямо как живой.
— Я рад, что он тебе понравился! Марина, ты сюда.
— Феодора, — тихо поправила она, — сестра Феодора.
— Извини. Леша, это твое место! А я, как хозяин, если позволите, во главе стола.
Все расселись, и лишь один стул остался пустым — место для Влада, которое он никогда уже не сможет занять. Зойка опасливо покосилась на фотографию с черной ленточкой, Феодора торопливо перекрестилась и зашептала что-то, низко опустив голову, отвел глаза Алексей…
Только Глеб казался по-прежнему счастливым и безмятежным.
— Предлагаю выпить за встречу! Леша, разлей вино, пожалуйста… Это испанское, «Таррагона», надеюсь, всем понравится.
Алексей ловко откупорил бутылку, и по комнате поплыл нежный и сладкий запах. Наверное, так пахнет Испания, где в напоенных солнцем долинах зреет виноград… Вино густого медового цвета медленно, с достоинством стекало в бокалы, словно демонстрируя благородство своего происхождения.
— Да, пожалуй, с таким вином надо быть на «вы»! — заметил Алексей, бегло глянув на этикетку.
Подняв руку с бокалом, Глеб выпрямился в своей коляске и даже как будто стал выше ростом.
— Друзья мои! Не могу передать, насколько я рад вас видеть…
Голос его чуть дрогнул.
— Не думал, что мы еще когда-нибудь встретимся.
Глава 7
Тринадцать лет назад
За окном сияет раннее утро, и небо, омытое вчерашним дождем, кажется таким пронзительно-голубым… Но в комнате, где собрались пятеро молодых людей, было серо и сумрачно. Неизвестно, что именно было тому виной — то ли занавески, не раздернутые до конца, то ли окна на северную сторону… То ли общая атмосфера обреченности, накрывшая их, словно тяжелое предгрозовое облако.
Такие разные, они стали чем-то неуловимо похожи, словно братья и сестры. Бледные лица напряжены, под глазами круги после бессонной ночи… Не сговариваясь, все почему-то уселись рядом на узком и неудобном диванчике, и только Глеб все ходил взад-вперед, мерил комнату широкими шагами, словно не мог усидеть на месте.
— Ну, в общих чертах все ясно… Если кто передумал — еще не поздно отказаться.
Все молчали. Только Зойка вздрогнула, словно ее внезапно разбудили. Лишь теперь до нее дошло, наконец, что все происходит на самом деле, и происходит с ней.
А Глеб продолжал:
— Значит, так. Все как договаривались: выезжаем за город, куда-нибудь в лесочек, чтобы никто не помешал. Потом — завести выхлоп в салон… И ждать. Можно еще угли зажечь для верности. Ну, и чтобы побыстрее… Влад, бензина у тебя хватит? Может, надо заехать заправиться? Если что — у меня деньги есть.
Влад сидел сцепив руки и так сосредоточенно смотрел в пол у себя под ногами, будто рассчитывал найти там что-то очень интересное.
— Не надо, — буркнул он, не поднимая головы. — На том свете угольками посчитаемся.
— Да, кстати, про угольки! — спохватился Глеб. — Есть у тебя с собой? Или на месте делать придется?
— А то! — обиделся Влад. — Запасливый лучше богатого.
— Ну, тогда, кажется, все… Пошли?
Это прозвучало так обыденно, словно они просто решили собраться тесной компанией и поехать за город — отдохнуть на природе, шашлыков пожарить…
В машине все молчали, погруженные в свои мысли. Только Глеб беспокойно вертел головой, будто высматривал что-то. Наконец он попросил:
— Вот здесь, около почты, останови, пожалуйста!
Влад затормозил, ловко притулившись на свободном пятачке.
— Только побыстрее. А то здесь стоянка запрещена!
— Ничего, я мигом!
Глеб вышел из машины — и через несколько минут вернулся довольный, улыбающийся, как человек, который выполнил очень важное дело.
— Вот и все. Трогай, командир!
Ехать пришлось долго. Машина чихала и фыркала, пару раз даже чуть не заглохла на перекрестке. Влад старался, как мог: то матерился, то ласково поглаживал приборную панель, приговаривая:
— Ну, давай, старушка, не выдай! В последний раз…
И «старушка» работала. Выехав на загородное шоссе, машина покатила довольно резво, словно свежий воздух и ей придал новых сил. Вдоль дороги мелькали то дачные домики, то пустые по осеннему времени поля…
— Долго еще ехать? — спросил Глеб.
— Это как получится! — отозвался Влад. — Лишь бы нам с машиной выдюжить…
Наконец более-менее обжитые места кончились, и только лес в ярком осеннем уборе тянулся по обе стороны дороги. Сейчас, в ясный и солнечный день, он казался таким нарядным, светлым, словно расписной шатер…
Углядев удобное место, Влад решительно вывернул руль и съехал с дороги. Под колесами зашуршали палые листья, и ветки деревьев застучали по лобовому стеклу… Через несколько минут автомобиль выехал на небольшую полянку, окруженную деревьями со всех сторон, будто специально огороженную. Лучше места, пожалуй, и не придумаешь!
— Это испытание, видимо, оказалось непосильным для старой машины, и двигатель «шестерки» заглох окончательно и бесповоротно.
— Все. Приехали. Дальше не двинемся! — объявил Влад.
— Ну и ладно, хватит. Больше и не нужно, — спокойно отозвался Глеб. — Можно начинать.
— Ага. Если только еще раз заведется! А то накроется наш пикничок медным тазом… Давайте выходите все, мне тут чуток поколдовать надо!
Влад долго возился с машиной, чертыхаясь себе под нос. Остальные стояли чуть поодаль, не глядя друг на друга, и покорно ждали. Разговаривать не хотелось. Да и о чем говорить сейчас? Зойка щурилась на солнце, смешно морща нос, хмурил белесые брови Леша, и губы его шевелились, словно он беззвучно разговаривал сам с собой, Глеб стоял, скрестив руки на груди… Только Марина казалась совершенно отрешенной от всего происходящего, словно заколдованная красавица в старом советском фильме. «Что воля, что неволя — все равно…»
Наконец Влад, довольно хмыкнув, объявил:
— Готово! Карета подана, можно садиться!
Так же молча все заняли свои места. Влад хозяйственно проверил, хорошо ли захлопнуты двери, просунул в окно какой-то шланг и, устроившись на водительском сидении, аккуратно заклеил щель скотчем. Помедлив несколько секунд, он повернул ключ в замке зажигания.
— Ну, родная, не выдай!
Словно отозвавшись на его слова, мотор покорно заурчал. Влад достал бутылку водки, ловко откупорил и спросил:
— Кто-нибудь хочет? Для храбрости.
Бутылка пошла по кругу. Пили молча, только Зойка закашлялась, глотнув обжигающей жидкости. В головах зашумело, перед глазами все стало плыть и качаться…
— Ну все, пора! Зажигаем, — напомнил Глеб.
— Учи ученого…
Влад выложил припасенные угли в небольшой железный подносик и ловко поджег. Салон автомобиля потихоньку начал заполняться едким сизоватым дымом. Дышать становилось все труднее с каждой секундой.
— Ничего, потерпите! Скоро уже, — Глеб откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Был страшный миг, когда воздуха не хватало. Алексей схватился за горло, словно пытаясь сбросить душащую удавку, тихо всхлипнула Зойка, Маринка застонала сквозь стиснутые зубы… Вокруг почему-то начало темнеть, и солнце в небе подернулось плотной дымкой. Потом все погасло.
«Так вот как умирают… — успел подумать Глеб, прежде чем окончательно провалиться в темноту. — Кажется, теперь все, конец!»
Но это был еще не конец.
Никто не знал, сколько времени прошло с тех пор, как на лесной поляне пятеро молодых людей сели в старый автомобиль, чтобы свести счеты с жизнью. Может, вечность, а может, мгновение…
Темнота понемногу рассеялась, и они с удивлением обнаружили, что не умерли. Они сидели в той же машине, но теперь она ехала как будто сама по себе. Вокруг не было видно ни-че-го — ни земли, ни неба, только плотная сероватая пелена. Так бывает, если самолет входит в слой густых облаков, и даже летчикам приходится ориентироваться только по приборам.
Всем стало очень страшно. Что ждет их там, в конце пути? Или конца ему не будет вовсе и они обречены до скончания вечности нестись непонятно куда? Совсем недавно казалось, что все кончено, тревоги и печали остались далеко позади, а теперь вместо успокоения, вечного небытия — снова страх и тяжелое чувство непоправимости произошедшего.
— Н-да, попали, — протянул Влад, — не думал, что так получится.
— Хочешь назад повернуть? — сузив глаза, спросил Глеб.
Влад оторвал руки от руля, поднял вверх, словно собирался в плен сдаваться.
— Если бы и хотел, все равно не могу! Видишь — сама едет… Ни руля не слушается, ни педалей. Хоть на газ, хоть на тормоз жми — один черт.
Зойка дрожала так, что ее зубы стучали.
— Ой, что же это такое… Что с нами будет теперь… — повторяла она.
— Да успокойся ты, без тебя тошно! — резко, почти зло оборвала ее Маринка.
Девушка закрыла лицо руками и разрыдалась.
— И мама плакать будет, — пискнула она, утирая слезы пухлой ладошкой, — жалко ее…
— Нашла время! Раньше надо было про маму думать, — отрезала Марина, но в лице ее что-то дрогнуло, и показалось, что она сама вот-вот заплачет.
— Ну зачем ты так! — Леша укоризненно посмотрел на нее. — Видишь, плохо человеку?