— Отец тебя искал! У нас проблемы в Книфе! Наши магазины чуть не сожгли! Отец хотел отправить тебя, разобраться, а ты…
— Ммм, — согласился он, неуверенно попытался сесть на диване. — Сейчас…
Ненавижу его!
— Куда ты собрался?! Хватит. Уже поздно! Отец отправил Меро, и еще Альдаро поедет с ним.
— Этот ублюдок? Что он забыл в Книфе?
— Он хочет помочь! Ему не все равно, как тебе!
Итан скривился, мотнул головой.
— Он хочет прибрать к рукам дело твоего отца, Джу. Сейчас такой удобный момент. Держу пари, он и к тебе снова подкатывает.
Передернуло. И кольнуло до боли, ведь что-то было во всем этом…
— Не смей говорить так! Ты просто ревнуешь! Альдаро поддерживает моего отца много лет. Что ты можешь в этом понимать?!
Итан посмотрел на меня, долго и тяжело вздохнул. Потом с усилием, поднялся на ноги.
— Я сейчас схожу, поговорю, Джу…
— Куда ты пойдешь в таком виде? Ты на ногах не стоишь!
— Ничего, я сейчас в душ, потом выпью кофе. Все нормально.
Я смотрела, как он идет, пошатываясь… Это было так противно… ужасно. Я не знала, что делать. Но так дальше нельзя.
Слышала, как шумит в ванной вода. Тинья побежала за чистой одеждой для сенаро Итана… да, удивительно, но наша пожилая горничная уважала и любила Итана несмотря ни на что. Едва не молилась на него. Она сейчас еще и кофе побежит ему варить, хотя он справился бы и сам.
Я устала.
Пошла на кухню тоже. Нам нужно поговорить с Итаном, и за кофе, пожалуй, удобнее всего.
Впрочем, кофе все равно варила Нинья, я просто села за стол у окна, велела ей сделать на двоих.
Надо что-то делать, так не может больше продолжаться, это невыносимо.
Итану понадобилось примерно полчаса. Нинья успела все приготовить, и я — выпить полчашки.
Итан помылся, переоделся в чистое, побрился… как мог. Два заметных пореза на подбородке слева — все же бриться самому, когда с похмелья трясутся руки, не самое удачное решение. Ничего, он переживет.
Пришел, сел напротив. И все же, ноги у него слегка заплетались… мокрые волосы… Он глянул на меня, взял свою чашку.
— Не стоит ходить, — сказала я. — Все уже решили без тебя, ты проспал.
Он качнул головой.
Обхватил свою кружку руками, глянул мне в глаза… такой слегка мутноватый взгляд… От него до сих пор несло тем кислым пойлом, и как бы он не мылся — от этого не избавиться.
— Мне не нравится, что Сатоцци лезет в это дело. Он почуял добычу, как стервятник. Скорая война, свежая кровь… Я не удивлюсь, если к поджогу он тоже приложил руку.
Я не верю ему.
— Ты бредишь! Ты не имеешь права так говорить, Итан. Ты только и делаешь, что пьешь целыми днями. Что ты можешь в этом понимать?
— А когда я не пью, Джу, что меняется? — спросил он. — Когда я не пью, неужели, ты готова прислушаться к моему мнению?
— Не к такому!
Он пожал плечами, с видом «ну, я же говорил», поднял кружку, шумно отхлебнул немного. Шмыгнул носом.
Я сморщилась.
— Мне противно смотреть на тебя. Во что ты превратился…
— Да мне плевать, Джу, — сказал он. — Когда я пью, ты недовольна тем, что я пью. Когда не пью, ты недовольна, что я мало уделяю тебе внимания, что я слишком много работаю, что слишком мало работаю, что все делаю не так, как тебе хочется, что со мной не так весело, как могло бы быть. Что я неправильно себя веду, что я слишком груб или слишком сентиментален… Меня это достало, и мне уже плевать, чем именно ты недовольна, и что ты обо мне думаешь.
Он отхлебнул кофе снова. Глянул на часы.
— Значит, это я во всем виновата?
Он только фыркнул. Долго молча смотрел в свою чашку, словно надеясь там что-то разглядеть.
— Давай не будем искать виноватых, Джу. Просто держись от Сатоцци подальше.
— А если нет?
Он глянул на меня. Быстро, залпом, допил весь оставшийся в кружке кофе, поднялся на ноги.
— Пожалеешь, — сказал холодно.
Развернулся и ушел.
И все же, когда он ушел, когда потом, вернувшись к вечеру, сказал, что говорил с отцом, и завтра едет тоже — я подумала, может, все не так уж плохо. Может быть, все еще наладится… ну, как-нибудь. Он брался за дело…
Я знаю, глупо было надеяться.
Нет, про Альдаро я не верила. У Итана с ним свои счеты, я отлично понимала это. Альдаро я знала с детства. Да, за ни ним никогда не водилось особого благородства или преданности старым партнерам, но и поступить так, как говорил Итан, он тоже не мог. Альдаро не мог желать отцу зла, не мог сознательно подставить его… Я не верила.
У Итана не было никаких доказательств, никаких фактов, только домыслы. Эмоциональные, основанные на ревности и давней вражде.
Нет.
Значит, они поедут вместе? Это немного настораживало.
И все же, я была рада, что Итан поедет, а не будет валяться дома просто так.
Когда он собрал вещи и ушел утром — я радовалась.
Только через полтора часа — вернулся снова.
С опухшим, в хлам разбитым лицом, потеки крови на рубашке. Прихрамывая.
И прямо с порога, не разуваясь, наверх, в спальню, в ванную.
— Итан! — я бросилась за ним. — Что с тобой?!
Испугалась.
— Подрался, — буркнул он через плечо.
— С кем?! Почему?!
— Не важно.
У меня даже замерло сердце.
Уже в ванной Итан скинул пиджак, потом рубашку, включил воду. Плеснул в лицо…
Алые потеки в раковине.
Мне страшно.
— С Альдаро? Ты ведь не убил его?
Итан плеснул в лицо еще раз, морщась, потер ладонями, глянул в зеркало на себя. Жуткое зрелище.
— Твой Альдаро не такой дурак, чтобы драться сам. Не с ним. С его людьми. До него добраться я не успел. Твой отец выгнал меня домой.
Со злостью, сквозь зубы.
Из носа до сих пор капала кровь. Губа разбита… и содрана вся щека, словно его возили лицом обо что-то… И хуже всего, что мне его совсем не жаль. Так достало… Несдержанность, драки, пьянки… все это.
— Но почему, Итан?! — мне было так невыносимо жаль даже не его, а себя, я не могу так больше. — Так же нельзя! Даже если ты считаешь, что он не прав, то так же нельзя!
Решать споры кулаками — последнее дело.
— А как можно, Джу? — спросил он. — Если я считаю человека ублюдком, я пойду и скажу ему это в глаза. Если считаю, что он заслуживает смерти, я убью его. Я не умею строить хитрые планы, как бы разорить своего врага, подставить и довести до самоубийства. Не умею и не хочу!
Он взял полотенце. Вытер лицо, кровь с лица… как есть… пачкая все.
Потом пошел вниз. Достал из шкафа бутылку.
Мне хотелось разрыдаться, честное слово.
Я наорала на него тогда, устроила скандал. Он слушал, кивал и тихо пил, прямо из горла. Ему было плевать на то, что я думаю.
«Разорить врага» — да, я знаю, о чем он. Так было… Отец умел красиво сводить счеты. Чтобы все враги пожалели и прокляли тот день, когда родились, чтобы смерть казалась желанней жизни… А самому выйти сухим.
А Итан… Он не мог. Только прямо.
ГЛАВА 38. Фейерверки
Альденаер, кафе
Начало весны
Снег за окном. Такой мокрый, липкий полуснег-полудождь. Я впервые увидела столько снега в Альденаере, сначала радовалась даже, было интересно посмотреть, но потом… Холодно, сыро, ужасно, честно говоря. Говорят, дальше на севере снег сухой и чистый, накрывает землю белоснежным ковром, но здесь — эта холодная липкая дрянь красиво лежит разве что ночью, а утром превращается в грязную кашу под ногами.
— Два капучино с корицей, Джу! Черничный пирог и шоколадные рогалики.
Пирог и рогалики — это к Олту, но у него все готово, свежие рогалики он только-только достал из печи. А кофе я варю сама. Иногда Олт помогает мне, весь день на ногах — не так-то легко. Мой живот растет с каждым днем, осталось немного. Я чувствую себя неуклюжей гусыней, которая ходит вразвалку и даже туфли не всегда в состоянии сама надеть. Впрочем, врач говорит — все идет отлично, и я на редкость хорошо себя чувствую, для своего срока и своего возраста.
Кафе мы открыли три месяца назад и дела идут неплохо.
С допросами от меня отстали, помучили еще, наверно, месяц после того обморока, потом вызывали еще несколько раз, но уже без былого рвения. Иногда мне казалось — им просто надоело, сколько можно мусолить одно и то же. Иногда… я не знала, что думать.
Я только надеялась, что он жив — остальное уже не важно.
Леффо велел ждать.
Я ждала, плакала, я проверяла письма каждое утро, я вздрагивала каждый раз, когда колокольчик звенел на двери. Да, каждый раз. Ждала. Потом просто устала ждать. Ничего не менялось. Закончилась осень, потом зима… долгая, темная, сырая зима в Альденаере.
Я так устала. Я старалась даже не думать о нем. Я сделала все, что могла.
Я даже ходила к самому императору. Раз в неделю, утром, есть приемные дни… Меня не пустили, конечно, не захотели слушать. А когда пришла в третий раз, то весьма однозначно намекнули, что если увидят снова, то это плохо для меня закончится.
Имею ли я право рисковать?
Я чувствовала, как ребенок толкается внутри… и это так удивительно.
Еще дважды, пока мой живот был не слишком заметен, Леффо приглашал меня в ресторан. Потом еще как-то заглядывал, но совсем ненадолго. «Пусть все уляжется, — говорил он. — Гратто жив, с ним все хорошо, не стоит беспокоиться. Сейчас просто нужно переждать».
Что мне еще оставалось.
Иногда мне казалось — просто преступление сидеть сложа руки, надо что-то предпринять, что-то сделать, попытаться помочь. Но я не знала, как подступиться. И что я могу против воли императора? Боялась сделать только хуже. Навлечь гнев.
Снег за окном.
Уже почти полдень, но только холодная серая муть.
— А меня Нито пригласил в парк погулять, там сегодня вечером фейерверки! — Дара радостно крутилась рядом. — Можно я уйду сегодня пораньше?
Отличная погода для прогулок! Но мне ли судить…
— Если посетителей будет не слишком много, — согласилась я. — И уйдешь не слишком рано, на час.
— Спасибо, Джу!
Дара юна и обворожительна. И я постоянно вижу несколько веселых парней, которые заходят к нам исключительно поболтать с ней, но Дара умудряется скармливать им по несколько кусков пирога, часто вчерашнего, не пропадать же ему, и несколько чашек кофе за раз. Ей сложно отказать. У нее огромные голубые глаза и ямочки на румяных щечках. Ей хочется праздника и любви, и парни готовы на все ради нее.
Глядя на нее — я чувствую себя такой старой…
Я даже специально просила ее называть меня по имени, а не «ти Сатоцци», да и с Альдаро больше не хочется иметь ничего общего. Я подумывала, не вернуть ли свою старую фамилию — Фа-ди-Иджант… но с документами будет много возни, какой смысл?
Дара улыбалась.
А этот Нито, младший сын жестянщика, тихий и скромный. У него вечно пусто в карманах, и он никогда не заходит пить кофе к нам, но он всегда встречает Дару после работы. И как-то я видела — помогает ей мыть посуду и столы.
— А вы сами не пойдете смотреть? — Дара буквально прыгает от нетерпения, но это нормально, она всегда так.
— Что?
— Фейерверки! В честь помолвки принцессы!
Я невольно вздрогнула.
Нет, я видела что-то… Алесса выходит замуж за какого-то итрийского герцога… все счастливы. Уезжает. Впрочем, свадьба намечена только на осень.
Ну, и слава богам…
А Итан? Забыт?
— Нет, я не пойду.
— Почему, Джу? Там будет красиво! Идемте с нами? Нито будет не против… я буду рада, если вы пойдете! Закроем кафе на час пораньше, ничего страшного. Успеем!
Я покачала головой.
Не хочу. Какие мне фейерверки?
Да и с принцессой у меня свои счеты, не могу радоваться вместе с ней. Просто Дара не знает ничего… Никто не знает. Мои допросы закончились еще до открытия, а потом… кому какое дело?
— Иди в зал, нечего тут вертеться, — велела я.
Звякнул колокольчик — у нас посетители.
— Иди.
Дара убежала встречать.
— Доброе утро, сенаро! Проходите! Вы один? Проходите к камину, вот сюда. Желаете кофе?
— Черный, пожалуйста, — сказал он. Тихо, глухо.
У меня замерло сердце.
Да нет же… зажмурилась, мотнула головой, отгоняя морок. Сколько раз уже…
— Немного гвоздики, сенаро? Тминные булочки?
— С гвоздикой, — согласился он.
— А булочки? Черничный пирог? Хотите меню, сенаро?
Тихо, но он, видимо, отказался.
Дара не настаивала. Она отлично знала, что если в такую погоду гостей посадить у камина, то скоро они захотят еще чашечку, потом что-то еще. Не стоит настаивать, бывает, что это отпугивает. Но если они пригреются, то сами не захотят уходить. У нас уютно.
— Пальто вы можете повесить вот сюда, сенаро, — Дара наверняка лучезарно улыбается. — К камину, так быстрее высохнет.
Кофе…
Я поняла, что дрожат руки. Стою, прислушиваясь, не скажет ли он что-то еще. Вытянувшись, жду…
Слышу, как он отодвигает стул, снимает пальто… шаги… вешает, наверно.
— Черный кофе с гвоздикой! — кричит мне Дара.
Дрожат руки. Баночка с кофе прыгает в руках.
Сейчас…
Да нет же, мне кажется. Сколько раз такое было!
Кофе…
Не могу. Если не выгляну сейчас, не посмотрю — только сойду с ума.
Осторожно, чуть ли не зажмурившись подхожу к двери… И отчаянный всхлип. Шаг вперед.
Итан сидит за столиком у камина, смотрит на огонь.
И не узнать… Он похудел, наверно, вдвое за это время, щеки ввалились… тонкие длинные пальцы с крупными костяшками… два заклеены пластырем у ногтей. Мокрый… волосы мокрые, небритые щеки. И от этого усталость и возраст еще отчетливее проступают на лице. Смотрит на огонь…
И я… баночка выскальзывает у меня из рук. Грохот. Звон бьющегося стекла…
Он оборачивается.
Сначала не верит, даже пытается потереть глаза. Но тут же вскакивает на ноги.
— Джу? — не верит все равно.
И я кидаюсь ему на шею.
Мне было все равно, что подумают гости, Дара, сам Итан. Мне хотелось только обнять его. Прикоснуться. Поверить, что он здесь. Что это он, а не моя больная фантазия.
Он обнял меня в ответ. Осторожно, бережно прижимая к себе.
Я слышала его взволнованное, сбивчивое дыхание, стук его сердца, чувствовала его тепло… От него пахло табаком, поездом и шерстью промокшего пальто.
— Джу? Что ты здесь делаешь? — шепнул он.
Не знает? Ему не сказали ничего? Итан не знает, что я все время жду его тут.
Я хотела ответить, но ничего не вышло. Все слова пропали разом, запутались, ком встал в горле. Я только всхлипнула, уткнулась носом в его плечо.
— Ну, что ты… — он гладил меня по волосам.
Я всхлипнула снова.
— А как же твой Фаурицо? — тихо спросил он.
Я покачала головой.
— Ну и правильно, к хугам его, — сказал Итан, чуть усмехнулся, вздохнул как-то судорожно, с облегчением, крепче обнимая меня за плечи. Поцеловал у виска.
Подняла на него глаза. Такое серое уставшее лицо… и такая довольная улыбка.
— Я так ждала тебя, Тану.
Его улыбка стала шире.
— Я люблю тебя.
Он наклонился, поцеловал в губы. Долго и так голодно, словно ждал этого момента много лет, словно это было самым необходимым, самым правильным... и так хорошо. И вот где-то в тот момент, когда я готова была окончательно забыть обо всем, ребенок во мне шевельнулся, толкнул пяткой…
Итан почувствовал, фыркнул, весело.
Чуть оторвался, посмотрев на меня.
— Толкается! — довольно шепнул он.
И я вдруг испугалась. Я ведь так и не узнала ничего. Что мне сейчас сказать?
Почти паника. Если Итан подумал… если нет? Если он оттолкнет меня?
— Я… Тану… но… — губы дрогнули.
А он просто и уверенно прижал палец к моим губам.
— Ш-шш. Не торопись, — оглянулся. — Мы можем куда-то спрятаться, чтобы все не таращились на нас?
Улыбаясь.
Я кивнула. Только сейчас до конца осознала, что мы стоим тут посреди зала… Дара смотрит на меня, открыв рот, замерев с подносом в руках.