Холодок колко проходится по спине, будто Монтгомери знает о прошлой ночи с грозой. Я поворачиваюсь к окну, за ним сильный ветер. Он гнет деревья, поднимает в воздух листья и пыль; мимо окна по пешеходной дороге, смешно подпрыгивая, прокатывается откуда-то взявшаяся пустая пластиковая бутылка. Небо резко темнеет. Всё жаждет бури.
— Да! Будет гроза. — Соглашается Таня, замерев с куском пиццы в руках и смотря в окно, как загипнотизированная.
Собственно такой рассеянный взгляд у всех.
— Я в туалет. — Я вскакиваю из-за стола, не в силах смотреть на их лица.
Туалет из-за освещения весь красный, хоть фотографии печатай здесь. Я включаю воду и начинаю мыть руки. Справа от меня проходит шевеление — в кабинке кто-то есть. А затем раздается жалобный от смущения голос:
— Простите, а у вас прокладки или тампона не найдется?
— Да, конечно! — Сочувствую я незнакомке и начинаю рыться в своем мелком рюкзачке.
Где-то на дне точно валялись два тампона, из-за своей серебряной обертки напоминающие пластиковые пули. Под зеркалом и гигиенической помадой нахожу один.
— Вот! Нашла!
— О! Благослови вас Бог! — Радостно восклицает женщина. — А то я отчаялась! Всё произошло так неожиданно. Ну вы ведь меня понимаете? Счастливицы, у которых, как по часам.
Я подхожу к кабинке, вижу лишь ее ноги обутые в милые лакированные туфельки на небольшом каблуке. Незнакомка светлокожая и миниатюрная, судя по размеру стопы. Я протягиваю тампон под дверью. Женщина быстро выхватывает его, не прикасаясь ко мне.
Я снова отхожу к раковине и зеркалу. Красный свет стирает здесь остальные цвета, и теперь мои губы кажутся невыразительными и незаметными.
— Ненавижу этот свет! Кто придумал его — дибил! — Ругается незнакомка, шурша тканью и пластиковой упаковкой. Я удивляюсь, а затем понимаю ее: в этом свете не различима кровь на одежде.
— Действительно, дурацкое решение. — Соглашаюсь с ней.
— Вы не местная. У вас легкий акцент. Откуда вы?
Этот вопрос меня сбивает с толку. Акцент? Может быть… Откуда я? Перед глазами возникают серебряные буквы модельного агентства.
— Я… Я из Нью-Йорка. Приехала отдохнуть. А это так важно?
— Нет! Просто интересно! Простите меня, если вопрос показался грубым. Вы видели метеорит?
— Да, видела! Прикольный камень! Удивительная история с ним. Вы тоже верите, что его притащили инопланетяне?
Громко звучит слив воды в унитазе, а затем — щелчок задвижки.
Но на мой вопрос тишина, лишь заканчивающееся журчание воды в толчке. Я поворачиваюсь, ожидая, что она выйдет из кабинки и я, наконец, увижу лицо незнакомки. Но она не выходит. Я опускаю глаза и вижу, что ее ног нет.
Что? Я закрываю глаза, а затем резко открываю, в надежде, что у меня галлюцинация. Ничего не меняется. Я подхожу поближе.
Как она смогла уйти? Я же не могла ее пропустить! В унитаз что ли смылась?
— Эй! Вы где? — Кричу я, но мой голос гулко отражается в туалете.
Я подхожу к ее кабинке и толкаю дверь. Она раскрывается и показывает пустоту. По телу бегут мурашки. В голове стучит пульс. Я резко разворачиваюсь и пулей вылетаю из туалета. Выбежав в ресторан, обретаю зрение — нет красного, есть холодный дневной свет, заливающий помещение из больших окон, и всё так же витает аромат свежеиспеченного хлеба с сыром. Никого. Ни за стойкой официанта, ни моих друзей. На нашем столике стоят лишь стаканы и грязная посуда, как доказательство, что они были здесь. И звук хлесткий, монотонный, шипящий, перебивающий песни из динамика — за идет окном ливень.
Все исчезли.
Опять?
Я кидаюсь в сторону кухни, ожидая, что сейчас появится человек и злобно крикнет мне, что посетителям нельзя. Но нет. Кухня пуста. На столе осталась недоделанная пицца. Люди будто резко взяли и ушли, оставив свое рабочее место.
— Эй? Эй!
Я кричу, что есть мочи, насколько позволяют легкие. Я сшибаю поднос с чистыми, ровно выставленными стаканами, и они с грохотом слетают на глиняную плитку, разбиваясь с оглушающим звоном. Вдрызг!
Так же как и мое спокойствие! Я кричу и плачу, как маленькая. Кидаюсь на улицу под дождь. Никого. Как и было раньше. Я бегу со всех ног сквозь стену дождя к машине и той сувенирной лавке. Машина стоит, как и была раньше припаркованная нами. Все, как обычно. Наверное, просто сошла с ума. Я взлетаю по ступеням в лавку. В нос ударяет запах дерева, а по ушам — рок, но бородатого мужика нет.
— Нет! Нет! Кто-нибудь! — Заорала я. — Эй! Вы где?
И я толкнула стойку с майками. Железная вешалка накренилась, а затем тяжело завалилась с громким ударом о свежий пол. Вешалки торчали, как переломанные ребра.
Я плачу, причитая: «Пожалуйста, вернитесь». Не хочу находиться в помещении. Не хочу! Хочу, чтобы все казалось, будто просто ничего не происходит!
Одежда липнет к телу, я мокрая. Дрожу.
Выйдя под дождь, вижу пустую улицу. На противоположной стороне на тротуаре валяется зонтик. Куда идти? Что делать? Дождаться, когда дождь кончится?
— Иза?
Я обернулась и увидела Джеймса возле машины. Он стоял под ливнем и так же мок, как и я.
Увидеть его было счастьем, что я с радостью, не думая о приличиях, кинулась к нему с объятиями. Запах уда сразу же окутал меня и показался теплым и сладким.
— Поехали отсюда… — Он резко отпустил меня и открыл машину. — Садись.
Я была в замешательстве.
— Садись! — Приказал он снова, и я подчинилась.
В машине было тепло и сухо. Одежда неприятно липла ко мне. Хотелось согреться, утереться мягким полотенцем, переодеться.
— Куда вы ушли? Где Таня и Стивен? — Джеймс включает зажигание, машина тут же откликнулась затарахтев. — Мы уезжаем? А как же…
— Их нет. — Джеймс отвечает сухо, даже немного уставши.
— Нет?
— Пока идет дождь никого нет. Люди исчезают. И ты это знаешь…
Я, кажется, забыла, как дышать. Дождь, словно назло, усилился, и теперь долбит по стеклам, заливая и размывая город. Джеймс включает дворники. Они с приятным ритмичным щелканьем начинают возвращать нам резкость в окнах. Мы будто в аквариуме.
— Это же бред… — Начинаю я неуверенно, но Джеймс недовольно цыкает.
— Нет, Иза. Не бред. Стоит пойти дождю, как все исчезают.
— Но ты-то здесь! — Истерично ору я самый главный аргумент. — Я не сошла с ума.
— Я не исчезаю. И ты не сошла с ума.
— Почему? — Мне становится страшно. Я смотрю в окно, но никого. Но это нормально, что во время дождя в забытом Богом городке нет людей!
— Почему ты не сошла с ума или почему не исчез? — Машина мягко трогается.
— Почему не исчез? — Я еле шепчу и с ужасом смотрю на Джеймса, как на маньяка. Куда он меня везет? Идиотка! Зачем села в машину?
— Потому что мы так встретились в первый раз. Тогда тоже шел дождь. Ты была легко одета и жалась к стене от него, чтобы брызги как можно меньше попадали на тебя. Ты никогда не любила дождь.
— Мы впервые встретились на кастинге…
— Нет! Мы встречались раньше! Вспоминай.
— Нет…
— Ты уверена?
Я замолчала и посмотрела на него. Джеймс кинул взгляд на меня, оторвавшись от дороги. Этот поворот головы, сама обстановка, дождь льющий, как из ведра — все было знакомо. Стекла заливал так, что на долю секунду мне показалось, что мы в воде.
— Кто ты? — Внезапно он спрашивает и прибавляет скорость.
— Изабель! Изабель Ханге!
— Нет. Кто ты?
— Изабель!
— Ты уверена? — Джеймс расслаблен, говорит спокойно, будто я маленький испуганный ребенок, в отличие от меня.
Машина мчится быстро, дождь заливает ветровое стекло. Небо темно-синее, суровое, придавленное к земле.
— Вспоминай. Кто ты?
— Я Изабель Ханге. Модель. Моя фамилия Розенцвайг. Я еврейка. Работаю на…
— Как зовут твою мать? — Прервал он меня.
Простой вопрос. Как зовут мою маму. Маму… И я с ужасом понимаю, что не могу вспомнить даже ее лицо. Улыбка… Она улыбалась мне… Но как она выглядела?
— Как зовут твою мать? Ты помнишь? — Продолжает беспощадно Джеймс.
Господи! Это же так просто! Ее имя… Ее имя… Какое же ее имя?
— Не помнишь. Хорошо! Откуда ты?
— Нью-Йорк… — А сама понимаю, что не это он хочет услышать.
— А до него? Где ты родилась? Где выросла? — Но не дождавшись моего ужасного признания, продолжает. — Ты не помнишь. Потому что Изабель Ханге нет. Нет ее, как нет Тани и Стивена. Нет, того жирного продавца из лавки, не существует твоего агента Нортона. Их нет. Вот почему они исчезли во время дождя.
— А мы?
Я уже смотрела на дождь, как на кару небес. Что это значит? Я реально не могу вспомнить ничего.
— Мы существуем. Вспомни, Изабель, вспомни, кто ты.
Он давит на педаль газа, и машина срывается на бешеной скорости. Мы летим по дороге, дождь заливает стекло, что дворники не справляются.
— Что ты делаешь? Мы же разобьемся!
— Вспоминай! — Кричит он.
Я сжимаюсь в кресле, вцепившись в волосы. Пытаюсь вспомнить! Я… Изабель… Изабель Розенцвайг… Откуда я? Черт возьми! Откуда?
— На! — Что-то тяжелое падает мне на колени. Я смотрю и не могу понять, зачем это: Джеймс мне кинул будильник. Смешные часы в виде Хэлоу Китти.
— Что это?
— Нет! Это ты мне скажи, что это?
— Это часы!
— Что это, Изабель?
— Часы! Часы с Хэллоу Китти!
— Кто ты?
— Я не знаю!
Мы орем друг на друга. Звук мотора ревет в унисон с нами. Я молюсь, чтобы дорога продолжала быть такой невозможно прямой и без единой машины.
— Что это?
— Часы! Это Хэллоу Китти! Да, Хэллоу Китти!
— Кто ты?
— Изабель!
— Что это?
— Хэлоу Китти! Персонаж такой!
— Так кто ты?
— Я? Я персонаж? — Я ору до хрипоты.
Я боюсь смотреть на дорогу. Пытаюсь понять, что он хочет. Передо мной лишь эти дебильные часы с тупой улыбающейся мордой. Китти — эти буквы цепляют меня. Китти…
— Кто ты? — Джеймс продолжает гнать и спрашивать.
А я смотрю на имя и в моем сознании начинается расслоение. Китти… Розовый китайский будильник… Мне его купила сестра. Но у меня нет сестры.
Точнее, у Изабель Ханге нет сестры. У нее нет семьи. А может и есть, я не знаю…
— Кто ты?
— Я? — Я поворачиваюсь к ему.
По моему лицу льются слезы. Я плохо вижу из-за них. Размыто. Как из-за дождя шоссе за стеклом.
Лишь Джеймс. Свет за его спиной выделяет до боли знакомый силуэт. Этот свет… Так рисуют святых на иконах.
— Кто ты?
— Я — Хеллоу Китти… — Произношу я от жалости к себе.
В этот момент будильник в моих руках оживает — он начинает резко и неприятно пиликать, а свет за Джеймсом начинает увеличиваться. И тут я понимаю, что это свет фар! Я открываю рот в немом крике. Но звук и свет быстрее — они сливаются в яркую пищащую вспышку. Будильник перешел из тихого режима на самый громкий и уже орет так, что режет слух. Пора вставать.
Примечания:
*Ханге созвучно англ. hunger
Кэтрин
Пора просыпаться. Я тянусь к часам. Но подсознание выдает мысль, что это не будильник. Я открываю глаза, комнату заливает свет от экрана мобильника — телефон звонит. Как я могла их перепутать? И мать вашу, который час?
Я смотрю на часы: на пластмассовую Хэллоу Китти со встроенным циферблатом на животе, который подсвечивается розовым светом. Там ровно час ночи. Ну, здорово!
Мне звонят очень редко. Время студенчества закончилось, все подруги повыскакивали замуж или разъехались. Звонок в такое время — плохое предзнаменование.
Я нехотя вылезаю из своей кровати и вижу имя начальника и, считай, моего второго отца: «Грегори». От этого мне становится слегка дурно.
— Алло?
— Кэт! Здравствуй! Прости за такой поздний звонок! Но я сейчас в Финиксе, а у нас разница в два часа! Я забыл!
— А… Ну ничего! Бывает…
Я еле справляюсь с зевотой, слыша торопливую возбужденную речь начальника.
— Короче, я только что был на ужине с заказчиками. Объект наш! Кэтрин, мы выиграли! У нас появился шанс!
— А… Ты об том проекте…
— Я тебе сейчас скину на почту детали.
— Грег, а ничего, что я в отпуске? — Возмущаюсь я. — Я в последний раз была в отпуске…в…никогда! Черт! У тебя есть Брэндон! Он отличный инженер!
— Китти, детка, только ты можешь спасти нас! Брэндон не потянет! Ты понимаешь? Среди всех долбанных компаний, они обратились именно к нам! К нам! Они заплатят столько, что мы сможем не только покрыть долги, но и поменять технику! Да мать твою, мы выйдем на новый уровень! Разве не об этом мечтал твой отец?
— А вот сейчас было нечестно! — Заорала я при упоминании папы.
— Знаю, Китти! Но ты обязана ради него хотя бы глянуть на это дело!
Я закрываю глаза и мысленно считаю до десяти.
— Хорошо…
— Отлично! Наш отдел уже занимается во всю им. Скоро вышлем тебе все материалы!
— Куда вышлите? В офис?
— Ну да…
— Я в отпуске, Грег!
— Отлично! Тогда к тебе домой. Жди! Спаси нас, Китти!
И выключается.
Мысленно обзываю его мудаком и тут же извиняюсь за грубость перед небесами. Я падаю на кровать и делаю попытку хоть чуток поспать. Урвать для себя блаженные минуты до того, как пластмассовая Китти начнет пиликать.
Морально готовится к встрече Лесли и Брэндона мне помогало Шардоне. После пары разговоров с Грегори, я поняла, что происходящее не ложилось за рамки логики и понимания. Но работа ждет меня! И это радует. Я — конченный трудоголик. Это диагноз, который не лечится, потому что я отношусь к своему делу со страстью пылкого влюбленного.
Звонок гонга звучит, как к начале битвы, разжигая во мне любопытство. Хлопнув в ладони, чтобы рецепты обжог удар, я спешу открыть.
За дверью стоят Лесли и Брэндон с коробкой и тубусами, за которыми его не видно.
— Ведь здесь проходит взрывная вечеринка? — Улыбается Лесли, качнув очередными своими огромными сережками.
Неожиданно для меня ее волосы блестят малиновыми прядями:
— Новая прическа? Класс!
— Хотелось чего-то нового в жизни.
— А ты не пробовала завести личную жизнь, — кряхтит из-за за коробок Брэндон.
— Личная жизнь? Что это? Новый сорт кофе? — Отшучивается Лесли.
Я смеюсь. Наше трио мы негласно прозвали гиками.
— Проходите! — Впускаю их.
Они шумно проходят, цокая своими каблуками по моему светлому паркету. Закатные лучи стелется по полу ковром под ноги, высвечивая сверкающие плывущие пылинки в воздухе.
— Кидай сюда! — Киваю я на пол возле стола с уже включенным ноутбуком.
И Брэндон с грохотом бросает короб. Два тубуса сверху скатываются и отлетают мне под ноги.
Пылинки фейрверком взвиваются над ними, начинают беспокойно кружится, опадая!
— Что там?
— Там? — Кивает Лесли на тубусы с коробом и сама отвечает. — Там полный кошмар! Я в шоке от этого дела!
Лесли без спроса хватает бутылку и наливает вина. Я не против компании! Жаль, что Брэндон за рулем.
— Грегори нас кидает в жуткую авантюру.
— Это в его характере. — Я недовольно вздыхаю, вспоминая все его подставы.
— Ты читала его письмо?
— Да… — Уныло произношу, а затем рапортуюсь: — Мы должны снести здание в конце недели. Такая спешка! Это опасно! О чем он думал?
— А ты не в курсе, что это мы должны сделать ночью? — Спрашивает Брэндон, и я замираю.
— Нет. Ты шутишь? — Я смотрю на Лесли. Та в подтверждении слов напарника кивает головой. — Как это ночью?
— Нам дают ночь. А затем вступает Роджер со всей своей техникой и пытается за последующие сутки убрать мусор.
— Взрывать ночью? — Я ушам не верю.
— Да, Китти! Ночью!
— Я о таком впервые слышу… Это вообще законно?
— Не знаю! — Брэндон всплескивает руками. — Но ты права. Надо проверить! Иначе мы нарвемся на огромный штраф и переполошим мирное население.
— А если еще там будет рядом какой-нибудь дом с престарелыми людьми, то в нем половину помрет от инфаркта, а половину подумают, что снова война.