Лесли подходит ко мне с бокалом. Я поднимаю в ее честь.
Мы смотрит на коробку, как собачье дерьмо, которое внезапно оказалось тут и нам надо провести уборку. Первым приходит в себя Брэндон и идет к моему холодильнику: там он найдет сэндвичи.
— Брэндон, ты сможешь узнать по поводу разрешения на взрывные работы ночью?
— Уже! Грег уже выбил разрешение.
— А законная сторона? Предупредить местных?
— Я разузнаю и поручу это дело Оливеру.
— Хорошо. — Киваю, но не спешу приступать к коробке.
Лесли стоит и тянет вино. На ее шоколадной коже потрясающе блестит новый браслет. Я всегда была в восторге от того, как выгодно смотрятся золотые украшения на темнокожих: будто ночь и звезды.
— Почему такая спешка?
— Компания DRK напортачила. Они должны были снести это здание и уже строить как месяц назад. Но у них что-то произошло среди директоров, а когда очнулись, то поняли, что работы еще не сделаны, и им маячит не хилый штраф. Вот они рванули искать тех, кто бы смог снести здание. Все адекватные компании по сносу отказали…
— Кроме Грега. — Заканчиваю за нее.
— Точно!
— Итак, что мы имеем? — Громко объявляет Брэндон, жуя треугольник сэндвича, из которого свисает лист салата, грозящий шмякнуться на пол. — Здание начала двадцатого века. Трехэтажное. Перестраивалось два раза. Все чертежи у нас.
— А заключение?
— Наполовину готово, найдешь на флэшке. Я завтра выдвигаюсь в Финикс, буду твоими глазами. Готовься к скайпу.
— Классно! — Я мученически стону: делать проект по экрану!
— Ой, да ладно тебе! — Отмахивается Лесли. — Здание — развалюха. Динамита используем по минимуму, а там само сложится, как карточный домик.
Ясно. Я с кряхтением открываю тубусы и разворачиваю старые пожелтевшие чертежи. На первом чертеже было простое одноэтажное здание. Через двадцать лет из него сделали трехэтажное, более сложной конструкции.
— Как уверено они пристроили два этажа. Фундамент?
— Очень глубокий. Ленточный. Судя по материалам, использовали натуральный камень, все остальное сверху — полуторный кирпич.
Взгляд цепляет северная стена, она толще, чем все остальные.
— Заваливается? — Я тыкаю пальцем в чертеж.
Лесли и Брэндон тут же заглядывают через плечо.
— Хм… Похоже на то.
— Надо посмотреть местность. Вдруг там подземные воды.
— В Финиксе? — Прыскаю я со смеха.
Брэндон тут же осознает, что ляпнул глупость, и начинает смеяться вместе со мной.
— Ладно, Китти, мы пойдем. Спасибо за вино! — Лэсли целует меня в щеку.
— Наслаждайся ночкой! — Ерничает Брэндон, позвякивая ключами от машины, и кидает на стекло кофейного столика свою белую флешку.
Кэтрин
Бумаги, бумаги, бумаги… Тонкие, пожелтевшие и сморщенные, как кожа старика. Некоторые лишь потемнели от времени слегка протертые по краям. Чертежи, описания, справки, указы, объяснительные… Я действительно себя чувствую доктором, когда имею дело со сносом старых зданий. Будто передо мной старый умирающий человек, а весь этот архив — анамнез пациента. Только моя задача провести не спасение, а уничтожение. Притом быстрое, не пыльное, с наименьшим разбросом стройматериалов по площадке. Я взрывала и многоэтажки, и простые дома, и торговые центры, и заводы. Моя обязанность — рассчитать точки и заложить на них динамит, чтобы взрыв мог ослабить строение, и оно сложилось бы внутрь себя. Это словно подставить подножку старику, чтобы увидеть, как он упадет и не встанет.
Мой пациент — старая школа в Финиксе штата Аризона, мой краеугольный камень. Из-за этого здания решится вопрос о будущем моей конторы, которую начинал отец вместе с Грегори. Безумец и гений вырвавшиеся из CDI. Мой отец отлично чувствовал здания и потрясающе «отстреливал» их. Грегори же был гений в плане экономики и ведения бизнеса. Их маленькая контора работала быстро, отлажено и даже росла, соседствуя с другими. Я с детства любила смотреть, как отец кропотливо изучает чертежи и местность. Тогда не было такой роскоши, которую имею я сейчас — компьютерные симуляторы, корректирующие твои недочеты. Затем поступила в архитектурный, но, в отличие от моих сокурсников, я не хотела строить, я хотела взрывать! И вот, отец уже лет десять в могиле, контору все еще ведет Грегори, а не его сын, который отказывается идти по стопам отца. Знаю, что через год он уйдет на покой и фирма полностью ляжет на мои плечи и плечи Брэндона.
На здание порой дается от месяца и больше. То, что делала я сейчас — не лезло ни в какие рамки. Облегчало лишь то, что здание трехэтажное. Но оно было старое! И я не об его износе. Я о материалах. Я зарывалась в чертежи и обнаруживала неприятные моменты: перестраивалось и утяжелялось. Скайп с Брэндоном подтвердил, что здание имело небольшой завал на северную сторону из-за подвижки грунта, поэтому эту стену укрепляли.
— Сильный крен?
— Нет! Вообще несущественный для здания. Трещин нет. Видно, когда пошел наклон, ребята быстро успели убрать его, укрепив северную стену.
— Ее не надо взрывать. Есть опасность, что дом уйдет на север, прямо к складам.
— Стена очень толстая! Она сама не рухнет. Трещин нет.
— Тогда ее оставим на десерт: взорвем с задержкой.
Я делаю себе пометки и прошу сделать замеры наклона остальных стен. Сейсмологической активности нет, грунтовых вод тоже. Финикс — город быстрой застройки и индустриализации. В нем можно найти, что угодно! В двадцатом веке архитекторы функционализма с романтизмом кинулись творить именно в Аризону. Там же нашел свое последнее пристанище, сотворенное своими руками, основатель «органической» архитектуры Ллойд Райт. Я смотрю на чертежи моего дома и желаю оказаться в нем, посмотреть на своего пациента.
Фундамент старый, глубокий. Архитектор — немец, судя по фамилии. Он строил этот дом еще до того, как Финикс признали столицей Аризоны. 1906 год — достойно уважения. В 1920 году здание перестроили и добавили два этажа — малыш вырос. А во время второй мировой ему было уготовано, судя по чертежам, стать винтиком в системе авиабаз. Скорее всего, там было производство каких-то деталей. Последняя перестройка датировалась уже в шестидесятых. Но все это были лишь внутриплановые переделки в школу: классы, спортзал и подсобки.
— А из-за чего произошла подвижка грунта? Почему заваливаться стало?
— Не знаю. А у тебя нет данных?
Я кидаю взгляд на груду бумаг, будто они оживут и скажут ответ.
— Нет.
— Ты купила билеты?
— Да. Завтра ночью уже буду в Финиксе.
Ночью… Два дня и две ночи. Осталось три дня на подготовку. Данные загружены в программу, на экране вертится серый призрак макета здания. Я устало тру глаза. Время — три часа ночи. В Финиксе на два часа меньше. Брэндон такой же чокнутый, как я, хотя он боится за дело.
Я прощаюсь и закрываю программу. Вокруг меня ворох расчетов, но самое нужное в моем блокноте — телефон некого Эрбергера, представителя от DRK, с которым мы будем работать.
Я подхожу к моему витражному окну до пола и смотрю на спящий, мерцающий город, расположившийся внизу. Он мигает огоньками, словно подает сигналы кому-то. Идеален. Я так хотела купить этот дом только из-за этого вида, который открывается с холма, но мне не хватало денег. Тогда отец, зная о моем желании, что экономлю каждый пенни, и мне не хватает до мечты, выдал большую сумму, которую копил. Позже я корила себя, что этой суммы вполне хватило бы на оплату операции папе. После его смерти у меня началась бессонница. Иногда она возвращается в мою жизнь, как старая родственница. Она появляется резко, неожиданно, порой из-за пустяка, будто какая-то кнопка во мне западает и вызывает ее, и всё — я не могу спать. Лекарства и алкоголь помогают лишь в больших дозах. Но ни то, ни другое — не выход. Спишь, будто ныряешь в воду, то всплываешь, то снова погружаешься в сон.
И когда уже нет сил бороться и я готова запить таблетки огромным количеством алкоголя, чтобы раз и навсегда уснуть, бессонница так же резко уходит, как пришла. Катарсис. Слезы облегчения. Погружение с головой в жизнь и ее краски, пока она снова не нагрянула. Каждый раз думаю, что бессонница меня убьет. Я даже научилась чувствовать ее приход. И вот сейчас ее время.
Из динамика ноутбука льется неспешный, почти интимный шепот Чета Бэйкера о сладкой, забавной Валентине. В руке у меня банка грушевого сидра. Сознание медленно теряет резкость и связь с реальностью. Я сажусь в кресло возле своего панорамного окна во всю гостиную и позволяю себе расслабиться. В окне отражается экран ноутбука — в черноте искрится призрачными линиями дом, который я должна подорвать. Эта программа была написана самим Брэндоном для меня: на заставку экрана в виде мелких искрящихся точек выводится последний проект, с которым я работаю, вытащенный из программы ARCHDestroy.
Моя забавная Валентина, милая, смешная Валентина.
Ты заставляешь меня улыбаться всей душой
Ты выглядишь смешной, такой нефотогеничной…*
Кэтрин
Финикс Скай-Харбор. Полосатые диваны в кафе и чай со льдом. Металлические конструкции под потолком, которые днем должны пропускать свет. Но я прилетаю ночью, совершив путешествие во времени на 2 часа назад. Дождь сонно льет, и мокрая взлетная полоса зеркалом теперь отражает желтые огни аэропорта. Гладкие китообразные тела самолетов еще больше блестят, а их хвосты, раскрашенные в американский флаг, задорно торчат. Ночь. Я прохожу по коридору, выходящему из аэропорта в город. Желтый свет везде, будто никогда не светит солнце — только эти огни, как совиные глаза. Я тащу за собой чемодан. Колесики издают чуть слабый, сонный скрип. Запах дождя и земли. Люди по одному выходят из здания и исчезают в этой желто-фонарной ночи. Возле выхода припаркованы такси. Я останавливаюсь и выискиваю взглядом Брэндона. Не найдя, набираю его номер. Сигнал проходит, но тут же звонок сбрасывается. Еще раз. И снова сброс. Я слышу краем уха жужжание чужого мобильника.
— Кэтрин Ирвин? — Доносится из-за за спины.
Я оборачиваюсь и вижу незнакомого мужчину. Он одет представительно и в то же время невычурно, естественно: летние брюки песочного цвета, белая майка, пиджак, так как ветрено после дождя.
— Здравствуйте. Я Джеймс Монтгомери. Я представляю компанию DRK. Мы не могли дозвониться до вас, так как вы были в воздухе. Ваш напарник должен был вас встретить.
— Да. И где он?
Всё было бы хорошо, кроме одного «но» — он держал в руках мобильник Брэндона.
— У меня для вас плохие новости. Он в больнице. — Четко, кратко, неэмоционально: — Сбила машина. Перелом ног, челюсти и черепно-мозговая травма. Мы уже оповестили его семью.
Я стою оглушенная новостью. Я несколько часов назад с ним разговаривала, и всё было хорошо — Брэндон смеялся, шутил. Он сидел где-то в баре и пил пиво.
— Как он себя чувствует?
— Не очень хорошо, но с ним всё будет хорошо. Врачи рядом с ним постоянно.
— И что же мне делать?
Я выбита из колеи. Усталость и недосып дают о себе знать. Чужой город, незнакомый человек — всё это давит и дезориентирует, будто я потерялась в лесу.
— Давайте, я вас отвезу в гостиницу. Ваша комната будет рядом с комнатой Брэндона. Вашего напарника мы навестим завтра с утра. А днем я вам покажу объект.
Я согласилась. Я доверилась. А что еще делать, когда ты заблудился?
Джеймс сажает меня в машину. О чем-то говорит. Я слушаю его, пока он рассказывает о том, как Брэндона сбила машина у выхода из бара, как вызвал скорую, как он звонил родителям моего друга. Спокойный тон. Обстоятельный. Бархатный голос. Я устало провожу по волосам. Хочется спать. Сон давит на меня, что я не удивляюсь рассказу Джеймсу, лишь спрашиваю не было ли ему страшно.
— Почему не было? Было. Просто я уже успокоился.
Я смотрю на его руки и на то, как уверено они держат руль. А был ли он вообще напуган? Тру лоб от усталости. Ощущение, что я в каком-то затянутом сне.
— Вы, наверное, устали после перелета. Надеюсь, вы отдохнете и завтра будете, как огурчик.
— Я тоже…
За окном гипнотически чередуются желтые фонари. Штрих-пунктир города. Или азбука Морзе. Далекие мириады звезд. Дорога, как отражение млечного пути: извилистая и блестящая фонарями.
— Вам еще много работать?
— Нет. Мы всё сделали с Брэндоном по скайпу. Почти всё. Завтра будет решающий день, и вышлю Гарри официальный запрос на динамит…
Машина притормаживает. Передо мной здание начало двухтысячных. Типичное. Не авторское. Снести его просто — через основные стены внутри, которых скорее всего четыре, и он исчезнет, как прогоревшая свеча. Где-то по десять килограмм динамита на каждый этаж.
И снова желтый свет лампочек, и красный ковер. Комната 206. Кровать гладко застелена, девственно немятая. Запах нежилой комнаты, синтетического покрывала и чистящего средства после уборки.
Писк. Высокочастотный, не прекращающийся.
Темнота, как беспамятство. Я падаю. Засыпаю.
— Замените лекарство…
Я просыпаюсь от стука в дверь. Притом стук одновременно со звонком мобильника. Головная боль, как сверло, пронзает виски до глазного дна. Я несколько секунд пытаюсь прийти в себя и понять, где я, пока не замечаю не разобранный чемодан на полу и не осознаю весь ужас положения.
— Иду! — Еле скрывая чувства, кричу я. В панике хватаю телефон — неизвестный номер. Сбрасываю. Кидаюсь к двери. Прежде, чем открыть ее, замечаю в зеркале свое отражение: всполох светлых волос на секунду кажется удивительным, чужим. Но, задержав взгляд, поражаюсь этому феномену — я всегда была блондинкой с голубыми глазами, с чего мне показалось свое отражение незнакомым?
Стук возвращает меня на землю. Я открываю дверь и вижу вчерашнего незнакомца — Джеймса.
— Вы готовы? — Он с сомнением смотрит на меня.
— Который час?
— Девять утра. Как и мы договаривались, я заехал за вами на объект.
Я в полном шоке оглядываюсь на свой не открытый чемодан. Как такое могло случиться? Как я смогла беспечно уснуть? Или бессонница так быстро отступила?
— Кажется, вам нужно дать немного времени. — Джеймс улыбается, чуть глядя исподлобья, будто может читать мои мысли.
На его лице возле глаз появилась милая сеточка морщинок, придающая озорной, мальчишеский вид. Я выдыхаю и накрываю ладонями пылающее от стыда лицо.
— Да! Пожалуйста! Я… Простите!
Боже! Это так глупо и не профессионально! Китти, как ты себя показала? Что же подумает Джеймс?
— Не волнуйтесь! Я вас подожду в кафе внизу. — Он улыбается: кажется, я его забавляю.
— Спасибо! Спасибо вам! — Я горячо благодарю, чуть ли не кланяясь от радости.
Как только дверь закрывается, я тут же кидаюсь к чемодану. У меня совсем нет времени! Душ? Нет! Не успею! А вот зубы я еще могу почистить.
Свежая кофта и духи, чтобы сбить свой запах тела, который не успею смыть; ведь главное, чтобы от тебя не пахло тобой — это главный закон этого времени. Всё из неловких моих рук падает, будто вырывается. От этого я еще больше паникую и суечусь, злясь на себя, что проспала, не переключила мобильник с беззвучного режима. А еще Брэндон! Сбитый и поломанный друг и коллега, лежащий где-то в больнице.
Взяв ноутбук и рабочую сумку, я лечу в кафе. Ненавижу спешку! И никогда не была из тех людей, которые бегают по утрам, будто заведенные. Я их понимала, но не принимала. Поэтому опоздание и спешку рассматривала, как личный проигрыш.
— Куда? К Брэндону? — Это был первый вопрос, прозвучавший от Джеймса.
— Нет! Не успеваем. Я должна закончить расчет без него.
Паника. Брэндон вчера должен был созвониться с Гарри и уже назвать примерную цифру на динамит, после чего я подтвердила или опровергла бы ее. Но у Брэндона со сломанной челюстью не узнать детали, значит всё надо делать самой и быстро. Сердце стучит так, что готово взорваться, как динамит. «Кароши — смерть от переутомления», — вспомнился мне забытый голос сестры.
— Хм… Ваш номер рядом с его комнатой. Думаю, я сумею достать ключ, а затем передать вам. — Голос Джеймса уверенный и четкий. Я начинаю успокаиваться. Вот она — сила мужской уверенности! Я и забыла это чувство после смерти отца.
— А как же… — Хочу я удивиться тому, как он может достать ключ — законно ли это? — , но потом понимаю, что сейчас Джеймс представляет главную компанию, которая нас наняла и платит за наши номера в гостинице. По сути, он — мой директор, а не коллега. — Нет. Не надо. Я справлюсь одна. Просто времени навестить его не будет. Позже! Когда закончу проект.