— Изабель. — Внезапно произносит Джеймс имя из моего сна.
Внутри скручивает всё узлом, что не могу вздохнуть. Я пытаюсь удержать под контролем свое выражение лица, чтобы не выдать удивление и страх.
— Изабель… Это ведь кофейня в квартале отсюда? Никогда там не был. Все мимо проезжаю и смотрю на нее. — Он кивает на мой стаканчик с кофе, где написано название заведения.
Сердце делает кульбит, и я возвращаюсь в реальность. Ноги неприятно начинают покалывать от пережитого страха.
— Да. Мы там купили хот-доги и кофе. Советую…
Кэтрин
Вместе с темнотой приходит холод. Тот самый, первобытный. Отголосок вечной мерзлоты, пришедшей к нам из космоса, заставляющей задуматься, что солнце, которое ученые обидно назвали белым карликом, дало нам жизнь. Джеймс стоит рядом со мной и смотрит на здание. Сзади нас горят установленные фонари, выхватывая всю площадь подрыва. Мы вдалеке, у самого края площадки, чтобы пылью и осколками не задело. В руках респираторы и очки. Всё рассчитано до секунды и метра. Мой «пациент» замер в ожидания смерти. Провода оплетают его, будто паутина — детонирующие шнуры на основе пентаэритритол тетранитрата. Динамит под монтажной пеной ждет искры. Взвывает сирена. Мы напряженно смотрим на здание. Мне начинает мерещиться блеск в одном из окон.
Начинается отчет.
10…
Я вглядываюсь в черноту второго этажа.
9…
Снова что-то замерцало.
8…
— Ты это видишь?
— Что?
7…
— Там что-то есть! Этого не было.
6…
Гарри смотрит в бинокль.
5…
4…
— Стоп сигнал! Стоп сигнал! — Орет он в рацию Дауду, который должен нажать на кнопку в паре метров от нас, и отключается отсчет.
— В здании человек! Человек!
Мы с Джеймсом и бригадой удивленно оглядываемся. Мы проверяли! Все семеро тут. Я хватаю бинокль, висящий на шее Гарри, смотрю в окна и замираю в ужасе: кто-то стоит и машет нам из окна!
— Какого хера? Вы как проверяли? Кто это? — Орет Гарри бригаде за нашими спинами, осознавая, что только что чуть не нажал на кнопку.
Слева к нам бежит Дауд, забыв про свой вес. Гарри, грязно ругаясь, начинает кричать ему, что в здание проник человек.
Я срываюсь мимо них, ничего не говоря, и несусь в школу. На половине пути оживает рация в кармане: «Китти! Китти! Куда ты бежишь? Сдурела? Остановите ее!»
Через мгновение я у порога, за мной слышатся бегущие шаги и крик «Подожди!». Открыв дверь, я моментально окунаюсь в космическую поглощающую черноту и липкий холод старого здания.
— Гарри! Я в здании! — Запыхавшись, выдавливаю из себя в рацию. В голове стучит пульс, легкие горят от пробежки. Следом за мной дверь с грохотом открывается и включается фонарик, ослепив на мгновение. К удивлению, это Джеймс, а не кто-то из бригады.
— Эй! Вы где? — Орет он, задрав голову, что тени четко очерчивают его длинную шею с острым кадыком. — Эй!
Я ору вместе с ним, слушая, как мой голос отражается от стен.
— Он был на втором этаже…
Луч фонаря мечется по полу.
— Осторожно! Не заденьте провода! — Предупреждаю, жалея, что фонарик только у Джеймса.
Он смело идет к лестнице. По полу, будто жилы, тянутся наши детонирующие шнуры, начиненные взрывчаткой.
— Он был на втором этаже справа. — Джеймс кивает и тут же снова кричит незнакомцу. Мои глаза привыкли к темноте и уже различают предметы. Главное — шнуры! Не задеть бы! Иначе подрыв не получится, если отойдет хоть один контакт.
У меня в руке оживает рация. Шорох белого шума звучит зловеще.
— Гарри! Гарри!
— Китти!.. Ки… Гр. Хрр… Кто… Здесь…
Я не понимаю, что случилось с рацией. Может батарейки садятся? Да какая разница! Сейчас вытащим придурка из здания и взорвем.
Мы поднимаемся на второй этаж. Я указываю куда. Адреналин зашкаливает. Чернота вокруг, лишь только луч от фонаря, шарящий по полу и выхватывающий шнуры, осколки штукатурки и кирпичей.
— Осторожней! — Шепчет Джеймс, вызвав волну мурашек.
— Эй! Вы где? Вы знаете, что здание взрывается? Вы не слышали сирены и отсчета? — Ору от злости, высматривая в темноте коридора хотя бы какое-то шевеление и прислушиваясь к звукам.
Но в ответ тишина. Мои нервы сдают, и я, почти взвизгнув, истерически кричу: «Вы где, вашу мать?» В коридоре раздается странный звук, будто кто-то вздохнул со стоном.
— Туда! — Командует Джеймс, указывая на классы.
Первая комната — пусто! Вторая — пусто! Последняя!
И тоже пусто…
— Никого, — удивленно обращаюсь к Джеймсу. Он так же растерян, как и я. Обойдя меня, он смело проходит в комнату, будто кто-то обнаружится сейчас.
Я вхожу следом. Окна обращены к забору, возле которого расставлены строительные фонари, под ними стоит вся наша бригада. Я различаю фигуру Гарри.
— Гарри! Гарри! Здесь никого! — Говорю я в рацию.
Она красной лампочкой показывает, что слова проглочены и отосланы в эфир, но в ответ ничего.
— Кажется, рация сломалась. У вас есть? — Я расстроено обращаюсь к Джеймсу.
Он мотает головой. Вот ведь! Решаюсь привлечь внимание нашей бригады, чтобы пришли на подмогу. Подхожу к окну и поднимаю руки, начиная махать Гарри, что бы заметил и в ответ прислал кого-нибудь. Но я застываю в ужасе с поднятыми руками: там возле подрывной машинки рядом с Гарри стоит женщина.
Нет.
Там стою я и смотрю на себя в бинокль.
— Китти, там кто-то есть! — Джеймс бесцеремонно дергает меня за руку, я ошалело оборачиваюсь к нему. Джеймс смотрит в коридор, вытянувшись, будто по струнке. А затем в здании что-то падает с грохотом балок и звуком рвущихся струн. Первая мысль: сдетонировал провод. Джеймс срывается с места, позабыв обо мне. Не понимая, что происходит, я кидаюсь следом. Он выбегает в коридор, перепрыгивая через шнуры. Луч фонаря скачет впереди.
Я отстаю. Меня накрывает жуткая паника. Не соображая, что происходит, я бегу за Джеймсом, который в пару прыжков оказывается в конце левого крыла и с криком «Стой» исчезает в комнате. Затем удар, и тишина. Я, обезумев, влетаю в комнату и застываю: на полу валяется фонарик Джеймса, в полу среди переломанных досок зияет дыра, а вокруг столы со старыми швейными железными машинками. Я потрясенно оглядываю помещение. Такого класса в школе не было! Не было! Я помню.
— Джеймс? — Хочу позвать, но не выдаю и звука, только, как рыба, открываю рот. Я онемела от шока.
Медленно подхожу к дыре и поднимаю фонарик. Чертовски страшно заглядывать внутрь, вместо этого я обвожу лучом комнату.
Боже… Все машинки Зингер! Старые, кованные, с ножным махом. На такой шила моя мама в детстве. Они стояли покрытые толстым слоем пыли, забытые во времени. Откуда они взялись? Я здание школы знаю от и до, по несколько раз я проходила с Гарри все закладочные места. Здесь была пустая комната! Теперь же класс наполнен тремя рядами немецких машинок.
Я, наконец-то, набираюсь духу — заглянуть в дыру.
Почти крадучись, со скрипом половых досок, что странно, так как перекрытие не должно себя так вести — заглядываю в дыру, светя вниз фонариком. Сначала свет выхватывает столб танцующей пыли, а затем я вижу обломки, под которыми кто-то шевелится. Мой голос моментально возвращается:
— Джеймс! Джеймс! Ты жив?
Доносится стон, усиленный эхом.
— Я иду! Сейчас спущусь! Потерпи!
Бог с ними — с этими машинками! Монтгомери провалился в дыру. Скорее всего, переломал ноги или позвоночник. Я снова пытаюсь вызвать Гарри. Рация хрипит, но голос Дауда прорывается сквозь белый шум.
— Китти! Китти! Ты где?
— Дауд! Прием! Прием!
— Китти!
— Я в здании! Гарри упал! Он, наверное, переломал ноги! Все на подмогу! — Я моментально вспоминаю план здания. — Спортзал! Дауд! В спортзал! Срочно!
Я разворачиваюсь и кидаюсь через коридор к лестнице. Сердце ожило, страх поутих от тревоги за Джеймса и от радости, что рация заработала. Сейчас придут парни и помогут! Пару раз оступившись и задев провод, чуть не упав на повороте, я наконец-то достигаю спортзала.
— Джеймс! Я тут! Я вызвала парней!
Я врываюсь в помещение, в который ведет взрывной шнур; тут заложено несколько килограммов динамита у несущей стены в основании. Помещение с пустыми скелетообразными коробами от бывших зрительных трибун. Высокие окна пропускают достаточно света от луны и наших фонарей. На полу, где должна быть куча обломков, а под ними стонущий Джеймс, нет ничего. Я направляю луч на потолок — он цел.
Не поняла…
Разве я ошиблась? Как так?
Вдруг со стороны трибун идет шевеление. Я дергаюсь с криком и резко направляю свет фонарика. Я замираю, ибо это невозможно: там стоит девочка лет четырех и жмется к стальной опоре. Глазастая, в летнем платьице; она смотрит на меня и тоже испугана происходящим, как и я. Сердце подает неведомый мне материнский инстинкт. Что она здесь делает? Потерялась?
— Эй! Не бойся! Ты кто?
— Эмма.
Ее голос плаксивый, что у меня внутри всё скручивает от жалости.
— А я Китти. Эмма, что ты тут делаешь?
Я пытаюсь рассмотреть в темноте хоть что-то, найти рациональное объяснение происходящему. Но мозг отупел и не выдает ничего логичного.
— Живу…
Что? Я еще больше удивляюсь. Как сюда проскользнул ребенок? Она действительно здесь прячется? Как парни не могли не заметить бродяжку? Но она не выглядит бездомной… Разве что платье слишком прохладное.
— Тебе не холодно, Эмма?
Она кивает и сильнее прижимается к железной опоре, уйдя чуть больше в тень. Я, не раздумывая, расстегиваю комбинезон и стаскиваю с себя тонкую кофту, оставаясь лишь в одной нижней майке без бюстгальтера.
— На, надень! Ты согреешься!
Я протягиваю ей одежду, наблюдая, как она борется с желанием довериться. Чтобы успокоить себя и ее, начинаю тихо говорить, оглядывая целый потолок.
— Ты не слышала, как здесь мужчина упал? Грохот был сильный! Здесь должен быть пролом. Но его нет! Мой друг упал в дыру в поле. И повредил ноги.
— Здесь никого нет, кроме нас. — Девочка, наконец-то, подходит и забирает кофту, постоянно опасливо косясь в мою сторону. — Спасибо.
Когда она подходит, я теперь могу ее рассмотреть и поразиться насколько она маленькая, милая и чумазая. У нее большие глаза с длинными ресницами и темные волосы, забранные в лохматые косички. Сколько ей? На вид не дашь больше шести.
— Ты давно здесь? Как ты сюда пробралась? Здесь есть какой-то ход под зданием?
Девочка смотрит на меня, будто я говорю с ней на другом языке.
— Я пряталась от мамы. — Снова произносит она, готовая заплакать.
Ну, нет! Рыдающего ребенка я не вынесу! Поэтому я приседаю на корточки, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и ласково глажу по голове, убирая со лба выбившиеся волосы. Я вижу, как Эмма вздрагивает. Она по-настоящему замерзла. Как бы ей не заболеть!
— Мы найдем твою маму. Надо отсюда выйти! Погоди!
Я вытаскиваю снова рацию и снова пытаюсь вызвать Дауда.
— Китти! Ты где?
Обалдеть! Его голос звучит четко, без помех, будто мы говорим по телефону.
— Я в спортзале. Спускайтесь сюда! Здесь девочка! Я нашла ребенка.
— В спортзале никого нет!
— О чем ты? Я здесь с девочкой! Ты слышишь?
Я снова ощущаю этот жуткий страх, зарождающийся ледяным комом в солнечном сплетении. Девочка, как будто мое отражение, испуганно смотрит на меня и продолжает жаться, отогреваясь в моей кофте.
— Я в спортзале. Вы где?
Тишина в ответ. И я решаюсь на главный вопрос.
— Дауд? Это Дауд?
— Нет…
Я сглатываю слюну. В голове грохочет бессвязно взявшаяся мысль, как и все происходящее вокруг: я попала в ловушку, клетка закрылась. Осталось лишь узнать насколько плохо мое положение.
— Кто ты? Джеймс? Это ты?
— Да.
— Где ты?
— Я снаружи со всеми.
Я делаю вдох, как делают пловцы перед глубоким погружением, и Джеймс продолжает:
— Здание взорвалось.
— Что?
— Здание взорвано. Спортзала нет.
Я смотрю на девочку.
О такой дочке я мечтала всегда, только гнала эти мечты, как бесполезные и ненужные. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох…
— Я умерла?
— Да. Минуту назад. Пятнадцать задержек по 350 миллисекунд каждый взрыв. Как ты запланировала, здание аккуратно осыпалось, не подняв большого облака пыли. Будто ведро с песком высыпали.
Я чувствую, как слезы текут по щекам. Не о такой смерти я мечтала. Я вообще никогда не думала о ней. А тут…
— А Изабелла? Изи? Она тоже умерла? Там, в машине, когда шел дождь?
— Изи спит. Но она проснется, в отличие от тебя. Прости, не могу больше говорить… — И рация начинает шипеть помехами.
— Стой! Джеймс! Прием! Джеймс! Стой!
Красный огонек лампочки на рации снова зажигается:
— Да!
— А я?
— Ты тут. Пока тут! Пока не придут за вами.
— Кто? Кто должен прийти? — Я ору в рацию, ощущая липкий ужас своей беспомощности.
— Всё, Китти! Пока! Меня ждет Барбара.
И рация начинает шипеть. Как бы я не звала в нее, как бы я не плакала и не молила о чуде, эта бесполезная теперь штука уже не работала. Эмма пыталась, как могла меня утешать, гладя своей маленькой ручкой по моим волосам, пока чуть испуганно не произнесла «будешь моей мамой», и я замолкла.
Примечания:
Автор не знаком с делопроизводством инженеров по сносу зданий, поэтому в тексте могут присутствовать фактические ошибки.
*My funny Valentine, sweet comic Valentine
You make me smile with my heart
Your looks are laughable, unphotographable
Барбара
Тост теплой мякотью смешивался на языке с сыром и дижонской горчицей, следом шел густой вкус бекона. Божественно! Идеальный завтрак для выходного после приезда мужа. Дин работал за ноутбуком и общался с кем-то по ноутбуку. Его пальцы шустро передвигались по клавиатуре, выдавая мягкое пощелкивание клавиш.
— Ты давно не делал мне завтраков. — Смущенно, пробормотала я, стараясь не выдать чрезмерную радость и удовольствие от его поступка.
Он скупо улыбнулся, не отвлекаясь от экрана.
Я с удовольствием сделала глоток из кружки. Кофе волной прошелся по языку, оставляя послевкусие жаренных зерен и сладости сахара. Сделав новости погроме, устроилась на диване и стала смотреть телевизор. Небольшой городок поставлял высосанные из пальца репортажи. Вот уже как три года я не могла нарадоваться этой зыбучей тишине. Хотя думала, что буду ныть от скуки, но как только на меня наплывала хандра, я тут же вспоминала Нью-Йорк, убитого Джерри и плачущую его жену на похоронах. Здесь же было тихо. Дела — глупые кляузы соседей друг на друга, типа Уорена, который каждую неделю строчил очередную глупость — то кто-то нарушает его частную территорию, то слишком громко сосед смотрит телевизор, то клумба нарочно растерзана собакой.
— Ты не жалеешь? — Иногда спрашивал Дин, но нет, не жалела. Только одиноко становилось, когда он уезжал в командировки.
Я щелкала каналы, наблюдая, как картинка сменяет другую. Остановилась на «Магазин на диване». Там рекламировали новую щетку для дома, которая удивительным образом убирала все виды пятен. Даже крови на ковре. Может заказать себе такую? Но тут же осекла себя: я все больше становлюсь домохозяйкой, той, которой никогда не хотела быть.
— Какие планы у тебя? — Спросила я мужа.
Он посмотрел на меня своим каре-зеленым взглядом. Острые скулы, легкая небритость. Дин был привлекателен для женщин, его харизматичность цепляла. Всегда поражалась, почему именно из всех он выбрал меня?
— Сегодня вечером встречаюсь с Кларком. А еще звонок по скайпу нужно сделать.
— Может, сходим куда-нибудь?
Он на секунду задумался, затем согласно кивнул. Внезапно мой мобильник ожил и начал трезвонить, подпрыгивая на поверхности стола. На экране светилась фотография Джейкоба. Сердце на секунду замерло. Старые коллеги просто так не звонят.
— Привет! — Настороженно произнесла я. — Ты чего так рано звонишь?
— Привет! Долг службы! — Засмеялся, а дальше замолк.