Офелия - Анна Семироль 16 стр.


- Слышу…

Между кустами замелькало нежно-сиреневое платье миссис Палмер. Питер встрепенулся, встал между друзьями и принялся тараторить, разыгрывая обиженного:

- Вы что – с ума посходили? Дай сюда ведро, дурак несчастный! Кев, уж ты-то… Такой воспитанный, ещё в очках! Вот и разнимай вас после этого! Хотите носы друг другу разбивать – валите к деревенским! Тут приличный дом! Ясно?

Он голосил, обвиняя друзей во всех смертных грехах, а сам косился на неподвижное зеркало пруда. Офелии не было видно. Перед глазами так и стояло её лицо с перепуганными глазами, развевающиеся в толще воды волосы и мелкий узор на ленточках, так похожих на кружево. Ребята толкали друг друга, сдерживая смех, Кевин нет-нет, а пытался пожать руку Йонасу.

- Фашу-уга, - тянул он.

- Евреище, - корчил рожи Йонас. – Так тебя, ах-ха. Пит, прости, я чес-слово не хотел тебя облить!

Мама Питера примчалась с таким лицом, будто бы две минуты назад все трое мальчишек упали в яму с крокодилами и ядовитыми змеями.

- Питер!!! О господи, почему ты мокрый? – запричитала она. – Что случилось?

- Мам-мам-мам! – мальчишка переключился на неё. – Это всё ведро! Мам, эти два дурака сцепились, я водой их хотел, а огрёб сам! Мам, всё хорошо! Я всё равно их помирю!

«Два дурака» дружно закивали, заулыбались. Кевин встал так, чтобы не было видно валяющегося на мостках секатора. Йонас добродушно развёл руками.

- Простите, миссис Палмер, извините, миссис Палмер! У нас был расовый конфликт, и он исчерпан!

- Никаких расовых конфликтов в моём доме! – прикрикнула Оливия Палмер и уже спокойно, со сдержанностью настоящей леди, добавила: - Питер, переоденься и спускайся на кухню. Сделаю вам чаю с бутербродами. Мальчики, прошу за мной.

Ребята и миссис Палмер ушли, а Йонас слегка задержался: сказал, что обуется и отнесёт злополучное ведро в сарай.

Он нагнулся, закатал штанину, посмотрел на рану, которая только что обильно кровоточила, а сейчас смотрелась так, словно он поранился несколько дней назад. Хмуро кивнул, обул потрёпанные кеды, стиснул мокрый окровавленный платок в кулаке. Оглянулся на пруд: светлый силуэт маячил вдалеке, у решётки, частично перегораживающей реку.

- Извини, что пришлось так, Офелия, - сказал Йонас едва слышно. – Я верю, что ты не сделала бы ему ничего плохого. Но тебе сейчас так плохо самой, что я должен был быть уверен, что ты не тронешь Пита. Я тебе клянусь: мы что-нибудь придумаем. Только сперва мне придётся всё рассказать этим двоим. И это будет очень сложно.

Офелия (эпизод восемнадцатый)

Старая ива убаюкивающе шелестела листьями – словно напевала колыбельную. Поплавки покачивались на воде, лениво уплывая по течению в сторону омута у другого берега ручья. Солнце мягко поглаживало загорелые спины троих мальчишек, лежащих с книжкой в траве. Рядом с ними в красной бейсболке высилась горстка карамелек, из которой они тягали по очереди.

- Ну как всегда, на самом интересном месте эта дурацкая надпись! – вздохнул Кевин, переворачивая последнюю страницу комикса. – Кто вообще придумал это «продолжение следует»?

- Ах-ха, - согласился Йонас и перекатился на спину. – Скучная надпись. Нет бы там было что-нибудь этакое. Ну, про героев. Или про мир. Как выдержка из учебника. Или вкладыш типа сигаретной карточки.

- Я могу нарисовать, - предложил Питер. – И будут у вас карточки по комиксам.

- И их можно будет продавать желающим! – оживился Кевин. – Мы заработаем денег, соберём машину для экспериментов…

- Каких экспериментов? – приподнялся на локтях Йонас.

- Со временем. Я сейчас про это читаю, - гордо задрал облупившийся от солнышка нос Кевин.

- А ты уверен, что у тебя не электрический стул получится? – поддел приятеля Йон.

- Вот у тебя точно только он и получится! – вскинулся Кевин. – Потому что ты…

- Немец, немец, - покивал Йонас. – А у тебя клюёт.

Кевин подскочил с места, как ужаленный, запрыгал в траве, схватив удочку. Питер уселся поудобнее, подобрав под себя ноги. Смотреть, как Кевин ловит рыбу, было почти что как ходить в кино. Каждую пойманную плотвичку Кев встречал такими йодлями, которым позавидовали бы даже самые голосистые горцы. Трясущимися руками он снимал рыбёшку с крючка, целовал её и поднимал над собой, как бесценный трофей, добытый в битве. В ведро с водой рыба отправлялась с не меньшими почестями. Кевин бормотал какие-то заклинания, насаживая червяка на крючок, тщательно плевал на него и долго прицеливался, прежде чем закинуть удочку снова. Йонас и Питер обхохатывались, всякий раз наблюдая весь процесс.

- Надо было его какому-нибудь ритуальному танцу научить, - шепнул Йонас, созерцая пассы над пойманной плотвой. – Или переобувать сандалии с ног на руки. Типа чтобы точно клевало.

Кевин оказался невероятно азартным рыбаком и столь же наивным: Йонас наговорил ему на первой рыбалке феерической ерунды из разряда «рыболовной магии и техники», в которую Кев поверил. Питер удивлялся, глядя на то, как его фанатеющий от науки друг внимает белиберде Йонаса, открыв рот. К счастью для всех, белиберда была абсолютно безобидной.

- Громче орать надо, - напутствовал Йонас начинающего рыболова. – Чем громче орёшь, тем больше рыбы знает, что тут классно. Звук под водой разносится плохо, ты это сам знаешь, учёная голова. Так что давай, старайся.

От воплей Кевина с ивы сорвались напуганные птахи. Мальчишка покашлял, набрал полную грудь воздуха и снова издал душераздирающий крик. Питер закрыл лицо ладонями, чтобы хоть как-то сдержать рвущийся наружу смех. Йонас подошёл и похлопал Кевина по плечу.

- Отлично. Теперь жди целую акулищу на свой крючок. Ты, когда забрасывал, на одной ноге попрыгал?

- Нет, - растеряно пожал плечами Кевин. – Забыл.

- Ну, тогда всё. После седьмой рыбы надо скакать на одной ноге, когда забрасываешь. Иначе конец рыбалке.

Йонас сделал скорбное лицо и вернулся туда, где Питер меланхолично перелистывал комикс.

- Пит-Опилками-Набит, - окликнул он его. – Кончай киснуть.

- Жарко сегодня, - вздохнул Питер.

- Тебе уже две недели жарко. Особенно по вторникам и субботам.

- Йо-о-он! – завопил Кевин у воды. – У тебя клюё-о-от!

Йонас умчался подсекать и выуживать рыбу. Питер лёг в траву, закинув за голову руки и прикрыл глаза.

Вот уже две недели как он старался поменьше бывать дома по вторникам и субботам. В эти дни приезжала миссис Донован – и всё внутри Питера холодело и переворачивалось. Такое же чувство он испытывал, когда лечил зубы у дантиста: беспомощность, невозможность избежать неприятной процедуры, страх перед болью. Яркая лампа, белоснежные стены и пол, уродливое громоздкое кресло в кабинете добавляли паники. Миссис Донован была страшнее дантиста. Поход к врачу не всегда заканчивался лечением зубов. А визиты тренерши никогда не приносили покоя или удовольствия ни Офелии, ни Питеру. Мальчишка понимал, что ничем не может помочь русалочке, и это заставляло его уходить как можно дальше, когда в саду ставили граммофон и клали рядом пластинку с «Голубым Дунаем».

А ещё он боялся Офелии. Неделю он вообще не подходил к пруду и не спускался в нижнюю гостиную. Лишь изредка смотрел на водоём из окна оранжереи. Русалка или плавала у решётки, или не показывалась совсем. Но однажды Питер пришёл на любимое место среди цветочных кадок и бесчисленных лиан в то время, в которое обычно приходил играть с Офелией, и увидел её у бортика. На дорожке лежал позабытый мячик, и русалка покачивалась в воде вверх-вниз как раз напротив него. Она думала, что Питер придёт играть. Она ждала его. А он не пришёл. Просидел два часа с раскрытой на коленях книгой, но не прочёл ни строчки: смотрел на Офелию. Она то ныряла, то снова появлялась на том же месте. Все два часа. Потом Питер не выдержал и ушёл в свою комнату.

Он ворошил рисунки, изображающие девочку-цветок. Такую красивую, что трудно было вообразить себе что-то более прекрасное. Рассматривал картинки и невольно обращался к памяти ощущений.

Глубина – тёмная, заполняющая всё пространство, стирающая любые понятия о расстоянии. Тишина такая плотная, что кажется, будто Питера завернули в толстый слой ваты. Прикосновение, холодное и мягкое, как ил на дне реки. Волосы, словно развевающиеся на ветру – белые-белые. И запрокинутое вверх лицо с огромными распахнутыми глазами, в которых живёт глубина.

Опасная. Йонас прав, она такая опасная…

«Она убила бы меня, - думал Питер, глядя на проплывающие над старой ивой стада лёгких облаков. – Она обняла меня, чтобы утопить. Она обнюхивала меня, как рыбу, которую собирается съесть. Я хотел ей только добра, я никогда не пугал её, а она убила бы меня. Если бы Йонас не распорол ногу секатором и не отвлёк её на свою кровь, меня бы уже не было»

Вчера ночью Питеру снилось, как маленький Лу присасывается к ране на ноге его лучшего друга и отвратительно чавкает. У пикси надувалось брюшко, становясь всё больше и больше, приобретая багрово-синюшный цвет, а кровь не унималась. И Йонас ничего не делал, просто смотрел, как маленький оттудыш пьёт его жизнь. Питер проснулся мокрым, с колотящимся сердцем, и долго сидел на кровати, глядя в окно на спящий под тихо шепчущим дождём сад.

С Йонасом нужно было поговорить, но Питер всё не решался. Всё же как обычно. Это его друг, с ним всегда интересно, весело, он мастер на всякие выдумки и о футболе может рассказывать бесконечно, и про оттудышей всякие истории… Про оттудышей.

Питер приподнялся на локтях и поглядел в сторону, где Кевин и Йонас распутывали зацепившиеся друг за друга снасти. Мальчишка подумал: «Хорошо, что они всё-таки подружились. Хоть и зовут друг друга немчурой и евреем, но сдружились же. Жаль только, что мне ради этого пришлось тонуть. И что разговор с Кевином был тот. Который никак не забывается».

«Спроси его, зачем он врёт?» - всплыло в памяти.

В то, что Йонас был с ним нечестен, не верилось. Ну не таким человеком был Йонас Гертнер, чтобы врать. Он мог фантазировать, выдумывать истории, подшучивать, но не лгать. Потому Питер верил и в грабли, и в безымянный научный городок возле «пятна междумирья». Он верил, потому что хотел. Потому что так ему было удобно. Но то, что наговорил Кевин, всё портило. Да, у граблей толстые зубцы, Питер специально сходил в сарай и поглядел. Может, Йона поцарапал Лу? Вряд ли бы он при Кевине сказал, что это сделал беглый пикси.

«Вот и вариант, - с облегчением подумал Питер, но тут же снова нахмурился: - Стоп. А нога-то у Йонаса зажила как быстро! Он же не хромал уже на следующий день! Я точно помню, что он лазил на яблоню замазать варом сломанную ветку, спрыгивал оттуда… И ему не было больно. А вот это уже по-настоящему странно».

- Пит, иди к нам! – позвал Йонас. – Если будешь столько валяться под этой ивой – корни пустишь!

Мальчишка встал, отряхнул от соринок и травы шорты и пошёл к друзьям. День хороший, они рыбачат, всё замечательно – так зачем зацикливаться на плохом?

Йон и Кевин сидели на любимой ветке Питера – мощной, перекинутой над водой, словно мостик. Оба в одних трусах, смотанные удочки лежали рядом с одеждой на прибрежных камнях.

- Питер, этот мучитель уговаривает меня спрыгнуть в ручей, - Кевин вроде как жаловался, но лицо у него было очень довольное. – Он хочет, чтобы я утонул!

- Дурак, что ли? – возмутился Йонас. – Да там всего по грудь!

- Так вода ледяная! Меня сведёт и…

- И не разведёт, - усмехнулся Питер. – Я туда уже прыгал, Кев. Всё нормально.

Йонас встал на ветке во весь рост, крикнул: «А лучше вот так!» и сиганул в ручей, в полёте обхватив согнутые в коленях ноги. Бомбануло безупречно, окатило всех, ручей едва не вышел из берегов. Мальчишка вынырнул, поднял ещё тучу сияющих в солнечном свете брызг:

- Подойдите ко мне, бандерлоги! Я выучу вас на морских волков! – прокричал он с завыванием.

Ребята рассмеялись, Кевин снял очки и протянул их Питеру:

- Подержи. Я тоже хочу так! – и с воплем прыгнул с ветки.

Плеск, брызги, хохот. Кудри Кевина намокли, распрямились, делая его похожим на девчонку.

- Кев, шапку смыло, - рассмеялся Питер, глядя на него.

- Иди сюда! – дуэтом завопили «морские волки», молотя по воде руками. – Иди сюда, мы дадим тебе тумаков!

- Нет уж! – возмутился Питер, пятясь. – Я не хочу домой ехать в мокрых трусах! А будете брызгаться – кину в вас вашими же штанами! Блюм, я твои очки утоплю, перестань! Йон, там моя снасть, уйди!

Он боязливо вытащил свою удочку, смотал, положил к двум другим и уселся рядом с ведром, в котором лениво шевелили хвостами шесть плотвиц и пескарь. Подумал было попросить улов для Офелии, но махнул рукой: пусть Кевин домой отвезёт, похвалится. В конце концов, он четыре рыбёшки сам выудил. А русалку папа вечером сам покормит.

- Питер, - окликнул его Кевин, выбираясь на берег. – А когда выставка в Бирмингеме? Ты поедешь туда с Офелией?

И как будто солнце погасло. Питеру показалось, что весь этот прекрасный день с рыбалкой, свежей книжкой комиксов, купленными вскладчину конфетами и колыбельной старой ивы кто-то смял, как рисунок. И бросил на пол, под ноги.

- Через две недели, - ответил он равнодушно. – Офелия поедет с папой и Ларри. И тренером.

Йонас тоже выбрался из воды, подошёл к Питеру. Заглянул ему в лицо и спросил:

- А ты?

- А я не поеду.

Питеру захотелось отвернуться, но цепкий взгляд друга не отпускал его. Йонас смотрел на него с горькой усмешкой. Как будто ответ Питера его настолько разочаровал, что хочется плюнуть.

- - А чего так? – удивился Кевин. – Первая её выставка же! Она выиграет, я уверен! И очень хотел бы поехать сам, но меня отец не отпустит. И денег не даст, как обычно.

- Я не хочу, - сдержанно ответил Питер.

Кевин пожал плечами, поднял свою одежду и отошёл в сторону переодеваться. Йонас всё ещё не сводил с Питера прищуренных глаз.

- Что ж ты так, Пит-Упёр-Бисквит, - с укоризной сказал он. – Ты же её единственный друг.

- Она меня чуть не убила! – выкрикнул Питер. – Забыл? Я что – должен теперь за ней таскаться и ныть про «мирись-мирись, больше не дерись»?

Йонас натянул на мокрое тело линялую футболку так резко, что ткань треснула. Зло блеснул глазами.

- Пит, если бы она хотела тебя убить, я бы не успел вмешаться. Речные русалки знают, где у людей на шее сосуды проходят. А она что сделала?

- Она меня обняла и потащила…

- Она. Тебя. Обняла. – отчеканил Йонас.

Над ручьём повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы и тихим журчанием воды.

- Дурак ты, Палмер, ах-ха. Она тебе доверяет, а ты только хуже делаешь, - после долгой паузы произнёс Йон. – Какой же ты друг, если чуть стало трудно – сразу в кусты? Ты ей нужен. Она тут совсем одна.

Питер разозлился. Стиснул кулаки, выпрямил спину и заорал Йонасу в лицо:

- Сам ты дурак! Чтоб тебе самому испытать, каково это – когда тебя под водой держат, не дают всплыть! Я тебе таких обнимашек желаю, псих! Ты с головой не дружишь, несёшь бред какой-то! То «не подходи к ней», то «ты её лучший друг»! Чего ты хочешь? Чтобы она опять на меня кинулась? Чтобы на выставке я торчал рядом, глядя, как ей паршиво? Ты себя тут великим знатоком оттудышей провозгласил, а одно с другим не сходится! Что тебе надо? Кто ты вообще такой, чтобы меня дрессировать в паре с этой русалкой?

Кевин подбежал, крепко взял его за локоть, потащил в сторону.

- Эй, ну ты чего? Успокойся, хватит, - испуганно тараторил он.

- Лезь сам к ней в пруд! – не унимался Питер, пытаясь высвободиться из рук школьного приятеля. – Давай, раз ты такой знаток и повелитель, что русалки ударяются в панику от одной капли твоей крови – иди к ней сам!

- Палмер, да что ты разорался-то…

- Кев, отпусти! Вы… да вы вообще ничего не понимаете! Когда ты с доверием, а тебя под воду…

Он почти плакал, руки тряслись. Ощущение было отвратительным: будто ему, Питеру, лет пять, и его жестоко обманывают глумливые взрослые.

- Такой день хороший… Вам обязательно всё портить?

Назад Дальше