Эйнар похлопал прискакавшего Раска по шее, взглянул на прилично удалившегося колдуна и отбросил сперва посетившую его мысль пуститься в погоню. Вместо этого отцепил от седла подарочное копье и отошел с ним на свободное пространство, взвешивая его в руке. Эйнар легко подбросил несуразную жердину, перехватил ее за середину для броска. Потом еще раз глянул на удаляющегося всадника, оценил расстояние. А потом занес копье, разбежался, как эвлогский атлет, и метнул.
Старик благодарно кивнул и засеменил вдаль, опираясь на посох. Зрители ахнули, пораженные силой и скоростью, с которыми полетело это копье, которое даже на самый неискушенный взгляд к полетам не предназначалось. Но больше всех поразился сам кузнец, у него даже челюсть отвисла — личностью он был достаточно самокритичной, чтобы собственные таланты и умения стали инструментом понижения самооценки. И тем не менее копье стремительно разрезало воздух, догоняя колдуна, который из последних сил держался в седле, но гнал мрачные мысли, успокаивая себя тем, что ему доводилось выбираться из переделок пострашнее. В конце концов, он же Биркир Свартсъя…
Дорогу преградила фигура в балахоне. Она не появилась внезапно, не обрушилась с неба и не выросла из-под земли. Она просто стояла здесь и, судя по всему, ждала очень давно. Между лопаток вонзилось что-то острое и вышибло колдуна из седла. Лошадь взвилась на дыбы, заржала и ошалело понеслась прочь.
— Биркир из Накенлиндена, — произнесла фигура, — он же Биркир Свартсъяль, Биркир Бездушный, Биркир Проклятый, Биркир Неживой, Биркир Хрен-Убьешь, Биркир Когда-Ж-Ты-Сдохнешь и О-Боги-Опять-Этот Биркир. Очень рад нашей долгожданной встрече.
— Да уж конечно, — фыркнул колдун, вставая и отряхиваясь. — Да только толку от нашей встречи? Все равно меня не убить, так что ты зря потратила на меня время, смерть. Произошло какое-то недоразумение. Не знаю, какое, но я в нем скоро разберусь. А когда разберусь…
— Пожалуй, я тебе помогу разобраться в сложившейся ситуации, — великодушно сказал Старик, указывая пальцем вниз.
Колдун взглянул под ноги совершенно без задней мысли, просто следуя остаточному инстинкту. Увидел он раньше, чем осознал, что именно увидел. А когда осознал, отпрянул, сдерживая рвущийся из призрачной глотки истошный вопль.
— К-как?.. — простонал он.
— Несмотря на видимость, — ответил Старик, — удар в печень. Довольно частый случай летального исхода, должен признать. Одинаково любим и в кругах знати при покушении на особу королевских кровей, и в кабацких потасовках простолюдинов. Не знаю, утешит ли тебя это знание.
— Но… но меня невозможно убить!
— И все-таки ты мертв. Поверь не только моему слову, но и акту твоего нынешнего состояния. Кстати, вот он, — Старик поднял руку, и в ней возник развернутый лист бумаги.
— Да что мне твои акты! — взорвался колдун, выхватил документ смерти и в приступе бешенства разорвал его на мелкие клочки. — Ты — мошенник! Ты нагло нарушил заключенный мной с госпожой договор! Когда она узнает!..
Старик оттянул рукав балахона и взглянул на часы. Ровно секунда в секунду земля задрожала, разверзлась кривым разломом, курящимся ядовитыми испарениями и светящимся из недр ядовито-зеленым светом. Из пролома под аккомпанемент раскатов грома и взрывов зловещего хохота поднялась женщина, тощая, долговязая, скелетоподобная и сухая, как рыбина. Для полного сходства с престарелой состоятельной леди со стервозным характером ей не хватало только сигареты в тонком, длинном мундштуке и манто из меха сотни пятнистых щенят.
— Узнала! — истерично взвизгнула Бейн, заливаясь ведьминским хохотом. — Уже узнала! И теперь ты мой, красавчик!
— И ты, госпожа? — в отчаянии схватился за призрачную голову Свартсъяль. — Ты обещала! Неужели ты нарушишь свое слово?
— Не СМЕТЬ! — Бейн сорвалась на тонкий, вибрирующий писк. Старик болезненно потер капюшон на ухе. — Не сметь упрекать меня в том, что я что-то нарушила! Посмей только заикнуться, что я что-то нарушила! Я ничего не нарушила! ТЫ, — костистый палец с длинным ногтем ткнул в колдуна, — пользовался моей милостью сто лет! Сто лет ходил надутым павлином и хвастался МОИМ могуществом! Я, что ли, виновата, что ты облажался, как лопух последний? Нет, красавчик! Ты сам виноват! И теперь ты мой! — соблазнительно мурлыкнула Бейн. Колдун испуганно попятился. В отличие от престарелой темной богини, чья сексуальность подала в отставку еще на заре времен, он услышал страшный скрежет ногтей по стеклу, от которого сводит зубы.
— Но мы заключили договор! — запротестовал он. — Ты, — Свартсъяль обвинительно ткнул пальцем в смерть, — присутствовал при этом. Ты согласился с каждым пунктом! Ты признал, что я бессмертен!
— Не помню, чтобы я признавал твое бессмертие, — возразил Старик. — Я бы никогда не принял такую безграмотную и опасную для мироздания формулировку. Ты и, — он глянул на подземную царицу, и первый пришедший на ум дежурный эпитет так и не сорвался с его языка, — мудрая госпожа Бейн заключили договор на жизнь длиной в вечность в обмен на твою душу. Я же, в свою очередь, обязался не беспокоить тебя в течение этого срока, если, конечно, не произойдут непредвиденные обстоятельства, не входящие в перечень непредвиденных обстоятельств данного, — Старик тряхнул рукой, и возникший в ней рулон пожелтевшей бумаги развернулся долгой, убегающей в дали дорожкой, — договора. Собственно, они и произошли, поэтому ты умер.
— Невозможно! — упрямился колдун. — Я предусмотрел все! Меня не убить ни смертному, ни бессмертному, ни!..
— Да-да, — вежливо перебил его Старик. — Зато и смертному, и бессмертному это вполне под силу.
— Что? — заскрипел призрачными зубами колдун. — Это… это какая-то бессмыслица! Так не бывает! Ты либо смертен, либо бессмертен!
— Вселенная полна занятных парадоксов, — произнес Старик. — Но самые странные и интересные из них создают люди. Эйнар Сын Войны яркий тому пример. Он смертен, несмотря на кровь бога и высокое происхождение, и как все смертные однажды умрет, но при этом останется жив. И проживет вечность.
— Это невозможно!
— Возможно, если мы говорим о песнях, героем которых он стал. У смертных есть одно интересное утверждение: «Мы живы, пока жива память о нас». А об Эйнаре Сыне Войны сочинили столько песен и поют их так часто, что забыть его не получится спустя сто поколений. И даже дольше, поскольку даже мне въелась в память парочка из них. Особенно та, про деву под дубом. А я, так уж сложилось, — Старик как бы обреченно вздохнул, — ничего не забываю.
Свартсъяль остолбенел, челюсть у него затряслась.
— Это… это мошенничество!.. — беспомощно пробормотал он.
— Разве? Тогда почему же ты мертв?
— Хватит лясы точить! — заверещала Бейн, нетерпеливо уставившись на Старика. — Ты получил свое, а я хочу получить свое! У меня нет дубов, но я что-нибудь придумаю, чтобы хорошо поразвлечься с этим красавчиком! — жадно схватив колдуна, как беззащитного котенка, проскрипела она.
Тот в ужасе завопил и каким-то чудом вырвался из крепких объятий мучительницы домашних животных. В порыве отчаянной ярости он бросился на Старика, справедливо полагая его главным виновником сложившейся ситуации. Колдун вцепился в его балахон, на самом деле слабо представляя, что, собственно, может сделать персонификации самой грозной и страшной силы во вселенной. Но его отчаяние, обида и ненависть к несправедливому мирозданию просто требовали хоть какого-то выхода, и Старик, имея богатейший опыт общения с душами мертвых, отреагировал с величайшим спокойствием и пониманием.
Однако Бейн тактичностью не отличалась, поэтому попросту схватила вырвавшегося колдуна за ноги, как следует встряхнула и потащила в разлом. Из-за начавшейся возни балахон Старика сбился, являя миру тугой воротничок белой рубашки и черный галстук, капюшон сполз с головы, открывая… гладко выбритое лицо клерка средних лет, с утра до вечера пять дней в неделю чахнущего в душном офисе. Симскара, конечно, находилась на расстоянии тысячи лет от изобретения офиса и внедрения в человеческую жизнь подобной формы ада со своей иерархией высших демонов и низших прислужников и своими способами заключения дьявольских сделок в обмен на душу, но смерть, как сущность, находящаяся вне времени, могла позволить себе любой каприз. К тому же Старик считал строгий деловой костюм самой подходящей формой одежды для своей работы. Впрочем, это вовсе не значило, что он не прислушивался к пожеланиям своих клиентов, поэтому обладал обширным гардеробом воплощений на любой вкус и верование.
Старик безучастно посмотрел, как Бейн тащит свою упирающуюся, цепляющуюся за землю жертву в царство вечных мук. Однако у самого края колдун остановился, причем без каких-либо действий с его стороны. Темная царица с силой потянула его, подергала за ноги. Не отпуская одну из лодыжек колдуна, она приподнялась над разломом и увидела нить жизни, натянутую, как струна. Бейн дернула ее когтистым пальцем. Нить отозвалась вибрирующим звуком.
— Ну, чего стоишь, как баран? — взвизгнула Бейн, злобно уставившись на смерть.
— О, прошу прощения, — легко поклонился Старик. Он перехватил посох двумя руками, театрально занес его — в навершии раскрылось складное лезвие косы.
Смерть обрушила зловещую косу на беззащитную нить жизни, но в последний момент жестко остановила лезвие и отсекла ее осторожным, едва заметным касанием, от которого та лопнула, как натянутая резинка. Дух отшвырнуло прямо в жадные объятья богини мертвых и хозяйки подземного царства. Бейн стиснула колдуна, взглянувшего на смерть глазами обреченного котенка, только что осознавшего всю полноту безграничной любви одинокой кошатницы.
Старик сложил лезвие косы, а потом заметил нечто. Бейн, умилявшаяся новой игрушке, проследила за его взглядом, обернулась. Ее сухое лицо исказила гримаса отвращения.
— О, — фыркнула она, — твой герой приперся. И прихлебателей притащил!
— Не желаешь выразить ему благодарность? — спокойно поинтересовался Старик. — Как-никак благодаря именно ему ты пополнила… свою коллекцию.
— Я?! — сплюнула Бейн, погружаясь в разлом. — Да скорее лужайка у реки мертвых зацветет и единороги по ней поскачут, чем я с ним говорить стану! Пока ублюдок не вернет мой корабль, видеть его не желаю!
Богиня мертвых еще раз сплюнула, затем на краткий миг ее лицо прояснилось, когда она взглянула на своего нового любимца. Она прижала колдуна к тощей груди, любовно покачала его, а потом исчезла в затягивающемся проломе, заглушающим ее истеричный смех.
Старик с досадой посмотрел на клочки разорванного колдуном документа. Покрутил пальцем — обрывки закружились на легком ветерке, взмыли в воздух, собираясь в единое целое. Возле смерти возник дипломат. Лег, услужливо раскрылся, озарив лицо Старика мягким свечением. Тот взял паривший перед ним лист бумаги, подул на него, стряхнул пыль и заботливо уложил в дипломат, который затем захлопнулся и исчез.
— И вовсе не мошенничество, — пробормотал себе под нос Старик. — Надо просто внимательнее читать мелкий шрифт.
— Биркир Свартсъяль? — позвал кто-то хриплым басом, свидетельствующим о длительном труде на опасном для здоровья производстве. Или чрезмерном курении.
Старик обернулся, принюхиваясь к едкому запаху табачного дыма. Он был личностью не самой впечатлительной, более того, в кругу своих клиентов считался черствым, холодным и бездушным субъектом, глухим к мольбам и слезам. Но даже он не смог скрыть удивления при виде розовощекого младенца с белоснежными крылышками, почтальонской сумкой через плечо и огромной сигарой, зажатой в зубах.
— Вам знамение, — пробасил младенец, выдохнув обильный клуб сизого дыма, и порылся в сумке. — Получите, распишитесь.
Старик в некотором замешательстве посмотрел на протянутый ему мутный шар, в котором плавали какие-то образы. Разобрать, какие именно, было трудно, в конце концов, знамение — это всего лишь туманный намек, а не четкая, ясная картина будущего, но характер их был определенно недобрый.
— Прошу прощения, но вы ошиблись адресатом, — вежливо уклонился от посылки Старик.
— Что значит «ошиблись»? — возмутился карапуз, потрясая перед носом смерти знамением. — У нас служба точная. Тут написано «Биркир Свартсъяль. Предчувствие неминуемой гибели. Жизнь перед глазами. Картина вечных мук». Ты здесь, никого другого тут больше нет, значит, ты — Свартсъяль. Значит, получи, распишись, — карапуз сунул знамение в руки Старика. Старик сунул знамение в ручонки карапуза. — Ну, не тяни! — пробасил тот. — Знаешь, сколько у меня еще таких, как ты, по списку на сегодня? И всем знамение нужно!
— Беда в том, что лично я не Биркир Свартсъяль. Но в какой-то мере он действительно здесь, — сказал Старик и отступил на шаг в сторону.
Карапуз уставился на тело колдуна, глубоко нервно затянулся сигарой, выпустил густое облако дыма, болезненно закашлявшись.
— И боюсь, ваше знамение несколько запоздало, — осторожно добавил Старик.
— Да едрить вас так-разэтак! — в гневе затопал ножками в воздухе карапуз. — Что это такое? Как угорелый гоняешься за ними, гоняешься, а они — бац! — и уже счастливые покойники! Или счастливые вдовы, или счастливые нищие, или счастливые еще кто-нибудь! Один я несчастливый!
— Сочувствую.
Карапуз безнадежно махнул ручонкой, понуро махая крылышками.
— Я же первый день на службе, — пробормотал он. — И надо же в первый же день так… Эй! — вдруг воспрянул духом карапуз, подозрительно уставившись на смерть. — Слушай, — понизил он голос, оглядываясь по сторонам, и подлетел ближе, украдкой пихая шар в руки смерти. — А может… ну, пока никто не видит… Ему-то все равно, а знамение надо доставить адресату… Может, ну?.. Не хочу объяснительную в первый же деньписать …
— Сожалею, но нет, — развел руками Старик.
— Вот она, божественная взаимовыручка, — с кислой миной проворчал карапуз и, оттянув край сумки, со злостью швырнул знамение внутрь. Послышался хрустальный звон. — Все такие важные, на своих постах, ни подступись, ни попроси! Только и знаете, как гонять нас, мелких божков и духов! А что б без нас-то делали, а? Помяни мое слово, уйду! Уйду к этому… как его? Забыл! Зато у него крылья в цене, вот! — карапуз демонстративно развернулся и, обиженно взмахивая крылышками и раскуривая сигару, полетел прочь.
Старик озадаченно потер подбородок, пожал плечами, поправил галстук, накинул на голову капюшон и исчез. Ему не хотелось портить своим присутствием триумф Эйнара Сына Войны, который, гордо восседая на Раске, подъезжал к месту гибели величайшего злодея и темного властелина местного значения, действительно, окруженный возбужденной толпой жителей Рыбачьей Отмели.
***
Селяне обступили тело Биркира Свартсъяля плотным кольцом, но подойти ближе не решились. Колдуны, а по совместительству бессмертные злодеи, они такие, даже мертвые (в особенности мертвые) могут преподнести неприятный сюрприз. Селяне, взволнованно перешептываясь, все как один уставились на Эйнара. Эйнар, понимая, что от него ждут действий, спустился с Раска.
Он приблизился к телу, держа руку на рукояти Близнеца, осторожно пихнул колдуна носком сапога. Тело никак не отреагировало. Тогда он взялся за древко и пошевелил копье. Тело снова осталось безучастным. Тогда Эйнар придавил его сапогом, легко подергал копье. Копье не поддалось. Сын Войны почесал затылок, смущенно улыбнулся ожидающей толпе. Затем ухватился за древко обеими руками, поднатужился, энергично подергал и, наконец, вытащил копье, но, не рассчитав силу, зашатался, размахивая руками, и едва не упал. Толпа предусмотрительно попятилась, увеличив диаметр кольца — то ли опасаясь, что колдун встанет, то ли остерегаясь размаха геройских рук, в одной из которых все-таки было копье, хоть и сделанное их соседом, а оттого еще более опасное. Но герой устоял, с удивлением посмотрел на наконечник, оставшийся на втулке. Затем Эйнар снова приблизился к телу колдуна, попихал его носком сапога. Покойник по-прежнему нагло игнорировал такое пренебрежительное к себе отношение. Тогда Эйнар поддел сапогом и одним движением перевернул его на спину. Толпа снова попятилась, на сей раз гораздо дальше и издав общий вздох.
Эйнар, опираясь на копье, посмотрел в мертвое лицо. Нагнавшая перед смертью колдуна старость превратила его в высушенную, изборожденную глубокими морщинами физиономию лысого, как колено, худосочного столетнего деда, который продержался так долго исключительно из вредности и ненависти к стервятникам-наследникам. Даже его выражение вместе с закатившимися глазами оставляло впечатление какого-то раздраженного недовольства, а не предсмертной муки или испытываемой боли.