— Ваша милость! Ваша милость, будьте добры, постойте!
Витторио Дени остановился на середине лестнице, не оборачиваясь. Не дело — обращаться к нижестоящим, если есть необходимость, поднимутся сами.
В Сайфаде, стольном городе Империи, Витторио знали, и многие были знакомы с ним лично. Производить впечатление, заставляющее при всякой встрече склоняться в благоговейном поклоне, было во вкусе асикрита, и, к его счастью, внешность у него была запоминающаяся: чёрные кудри до плеч, небольшая, но заметная горбинка на носу, выступающий, резко очерченный и всегда гладко выбритый подбородок, оливковый загар, высокая, статная фигура — когда он появлялся на людях по правую руку от светлейшего, многие замечали, что асикрит ростом выше императора. Короткий, быстрый, нередко даже скучающий взгляд жгучих чёрных глаз ни на чём не задерживался долго, но те, кому выпадал случай ненароком встретиться с асикритом глазами, с той поры всегда опускали взор при встрече с ним.
— Ваша милость, — по лестнице спешно поднимался кондотьер [2] Риоццо, — что случилось? Его светлость отказались меня принимать, у меня вести с границ, он хлопнул дверью перед моим носом и велел никого к себе не допускать.
Витторио давно не видел старого кондотьера таким встревоженным, ему и самому уже становилось интересно, что произошло с императором, однако он сдержал любопытство и лёгким, чуть заметным кивком головы поприветствовал предводителя войска.
— Мне неизвестно, — ровно отозвался он. — Верите ли, сам не могу прийти к нему ещё с утра. Если он меня прогонит и теперь, значит, наше небо рухнет.
Витторио Дени попытался пошутить, но вышло неловко, и кондотьер даже не улыбнулся. Вместо этого он согласно качнул головой, коротко поклонился асикриту.
— В любом случае, вы можете доложить о случившемся мне, а я передам светлейшему, когда смогу, — сказал Витторио после некоторого времени молчания. — Что слышно на границах?
— Со стороны Халлы и Кейне пока что ничего. Мои отряды видели стену к северу отсюда, она воздвигнута не столь давно, смею предполагать, в Северных землях готовятся к обороне. Явно увеличено количество дозоров и объездов, мы не раз натыкались на остатки брошенных лагерей. Однако удара с двух сторон им не выдержать, с трёх — тем более. Жаль, правда, что в нашем случае флот был бы бессмысленен, у Кейне нет выхода к морю.
— Нам же лучше, — Витторио Дени пожал плечами. — На суше атаковать быстрее и проще.
— Что меня тревожит, так это отсутствие вестей с запада, — продолжал кондотьер Риоццо, пропустив замечание асикрита мимо ушей. — Лорд Эйнар Альд Мансфилд слишком долго тянет с ответом. Кажется, мы предложили достаточно, чтобы он согласился присоединиться к союзу нашей империи и Халлы.
— Сомневаюсь, что он вообще ответит хоть что-то, — хмыкнул Витторио. — Впрочем, я спрошу у светлейшего, вероятно, он просто не хочет оглашать переписку с лордом Эйнаром.
— Да, ваша милость, вы окажете мне большую услугу, — кондотьер ещё раз поклонился и направился к подножию лестницы. Проводив его задумчивым, хмурым взглядом, Витторио Дени быстро поднялся к главному входу и вошёл во дворец.
Несмотря на то, что уже постепенно подбиралась осень, на улице всё ещё стояла невыносимая жара. Под высокими мраморными сводами дворцовых галерей царили приятные полумрак и прохлада. Витторио шёл, не оглядываясь и ни на чём не заостряя своё внимание: всё праздничное великолепие лепнины, украшений и рельефов давно примелькалось. Прикоснувшись к холодной белоснежной стене, он провёл пальцем по тонкой чёрной прожилке на мраморе и убрал руку, заслышав где-то в конце длинной галереи шаги дворцовой стражи. В покои светлейшего его проводили только спустя долгое время уговоров и заверений в том, что он не задаст лишних вопросов и не выведет императора из себя ещё сильнее.
Витторио Дени вошёл и замер на пороге с поклоном. В глаза, привыкшие к мягкому полумраку галереи, ударил яркий дневной свет, щедро льющийся из распахнутых окон. В покоях было тепло и немного душно, сладко пахло курящимися ладаном и миррой. Лёгкие нотки ладана заставили Витторио поморщиться, и он оглушительно чихнул: отчего-то от этого благовония всегда приходили неприятные ощущения. К этому густому запаху примешивался ещё третий, отдалённо напоминающий сандал и знакомый до боли в груди каждому, кто был приближён ко двору: император оставался у себя всё утро и своё одиночество позволил разделить только одному человеку, самому верному и преданному, своей супруге.
— Я не позволял никого впускать! — крикнул светлейший, и в голосе его послышалось досадное раздражение, однако, когда он увидел своего асикрита, гнев его малость поутих. — Ах, это ты. Что ж, входи, нам есть, о чём поговорить.
Витторио Дени неловко покосился в сторону супруги императора, но тот лишь махнул рукой.
— Ты знаешь, у меня никогда не было секретов от Юлии. Если бы не её присутствие, я бы давно сошёл с ума.
Молодая императрица в ответ на его ласковые речи слегка зарделась, и лёгкая улыбка тронула нежный контур её губ. Учтиво поклонившись и ей, Витторио задержал взгляд на её прекрасных чертах чуть дольше, чем было положено. Юлия была поистине красива, как цветок, выросший в чужом саду под тщательной охраной и присмотром — невысокая, хрупкая, изящная, как дикая серна, с мягким загаром, быстрыми, живыми чёрными глазами, глубоко посаженными. Лицо её было тонким, выделялся только нос с заметной горбинкой. Юлия была нездешней, на Звёздный Путь пришла по собственной воле вслед за страстно обожаемым ею супругом, и некоторое время её пребывания во дворце Реджетто было потрачено на восстановление её памяти.
— Не стоит смущать Юлию столь любопытным взглядом, — светлейший строго одёрнул Витторио. — У нас есть вещи поважнее. Сегодня ночью гонец привёз мне ответ от лорда Эйнара.
Витторио сел на предложенное ему кресло с высокой резной деревянной спинкой и взглянул на светлейшего с куда большим интересом.
— Что же он ответил?
Император помолчал, посмотрел в окно.
— Ни слова, — коротко бросил он наконец. — Ни единого слова, только вот это.
С этими словами он протянул руку, взял со стола чёрную шёлковую ленту длиной в два локтя и бросил в руки асикриту. Витторио растянул её на всю длину, повертел в руках, надеясь прочесть хоть какие-то тайные знаки или буквы: в конце концов, так бывало, что переписки шифровались на случай перехвата гонца и самих посланий, но — ничего. В руках у него лежала обыкновенная лента. Гладкий иссиня-чёрный шёлк слегка поблёскивал на солнце.
— Что это значит, ваша светлость?
Август облокотился обеими руками на поверхность стола, погрузил пальцы в блестящие тёмные кудри.
— Война, — ответил он. Витторио Дени даже удивился, как ему удаётся так уверенно держать себя в руках и не срываться после такого происшествия. Теперь его гнев и желание побыть в одиночестве вполне объяснялось отказом в сотрудничестве, полученном от правителя Земель Тумана. — Чёрную ленту присылают при строгом отказе, я думал, ты об этом ещё не позабыл, — продолжал светлейший, не обращая внимания на смятение своего асикрита. — В противном случае прислали бы алую, или же хотя бы ещё несколько слов.
Витторио смял ленту и швырнул её на стол. Гладкой чёрной змейкой она скользнула вдоль витиеватой деревянной ножки и юркнула в тень.
— Эйнар слишком много о себе возомнил, — хмыкнул Витторио, нахмурившись. — Отказывается от союза с нами. Не удивлюсь, если он окажет поддержку Кейне, этим… дикарям и варварам. Хотя им и того более нечего предложить ему за это.
— Не говори так, — Август перебил его и неприязненно поморщился. Всегда, когда разговор заходил о правителе Земель Тумана, у него по позвоночнику пробегал ощутимый холодок. — У лорда были причины, надо понимать. Мы не вправе судить его.
— Ого, ваша светлость, с каких это пор вы записались в праведники? — Витторио Дени едко усмехнулся и встал, с грохотом отодвинув тяжёлое деревянное кресло. — Неужели это и впрямь говорите вы, вы, чьи руки залиты кровью по самые плечи? Сбросьте нимб, сейчас не до этого, тем более он так не идёт вам. У вас немало тех, кто готов пожертвовать жизнью и свободой за благополучие страны…
— Нет, — Август, в свою очередь, понял, к чему клонит асикрит, и тоже поднялся. Теперь они стояли по разные стороны стола, испепеляя друг друга взглядом. — Нет, нет, нет. Лорд Эйнар слишком силён, слишком хитёр, до него не добраться просто так. Я наслышан о магии в Землях Тумана, полагаю, ты тоже. Рискнуть и совершить покушение на лорда — всё равно что засунуть обнажённую руку в змеиное гнездо!
Витторио не заметил, как дыхание сбилось и зачастило, кровь прилила к голове, застучала в висках и пролилась темнотой в глаза. Он ухватился за резную спинку кресла, чтобы удержать равновесие: закружилась голова. Асикрит обернулся в сторону Юлии — та сидела невозмутимо на бархатных подушках, подобрав под себя стройные загорелые ноги и занимаясь каким-то рукоделием, то ли вышивкой, то ли бисером. Ни тени недовольства, тревоги или возмущения не омрачило её бесстрастного лица.
— Тогда позвольте вас кое о чём попросить, ваша светлость, — Витторио сделал шаг к столу и склонился поближе к светлейшему. Тот с некоторой заинтересованностью приподнял густые чёрные брови.
— Попробуй.
— Если так случится, что лорд Эйнар Альд Мансфилд переменит своё мнение и Земли Тумана всё-таки решат к нам присоединиться, откажите им. Союз с Халлой достаточно силён, да и к тому же нам достанет гордости не унижаться перед ними, чтобы принимать от них подачки и благосклонность.
Император некоторое время молчал, а потом вдруг засмеялся хрипло, так, что даже Юлия невольно вздрогнула и отвлеклась ненадолго от рукоделия.
— А в тебе говорит твоя горячая кровь, Витторио Дени, — промолвил светлейший, всё ещё не избавившись от припадка смеха. — Или же какие-то более личные причины?
— Причины есть, ваша светлость, не сомневайтесь, — асикрит неодобрительно сощурился. — Я не ребёнок, чтобы потакать собственным капризам. Постарайтесь понять меня. Хольд, приближённый Отца Совета из Кейне, очень близок к лорду Эйнару. Это даёт мне основания думать, что Земли Тумана вполне могут объединиться с Кейне и потому отказали нам. Так вот, Хольд — любовник сестры лорда Мансфилда, не помню её имени, это значит, что он на их стороне. В Землях Тумана есть человек, которого я считаю своим кровным врагом. Слышал даже, что здесь, в Прави, он близок к правителю. А почему мы враждуем — этого я вам уже не могу сказать, не умолчав ни о чём. А если Хольд и леди Мансфилд скрепят свой якобы тайный союз законом, то Кейне и Вендан в частности, а значит, и все Земли Тумана, заключат вечный мир. Если же это произойдёт, наша империя просто погибнет.
— Но почему тогда ты не хочешь заключить союз с лордом Эйнаром до того, как Хольд и Регина скрепят их мир? Нельзя терять надежду, вероятно, мы ещё сможем уговорить его.
— Это бессмысленно, ваше сиятельство. Лорду Эйнару должно быть известно об их любви, — конечно, я в этом не уверен, но он должен знать, — и тогда мир с Землями Тумана обяжет нас отказаться от притязаний на Кейне.
Император Август вздохнул, раздумывая, прошёлся вдоль широкого окна, заложив руки за спину. Некоторое время в покоях светлейшего стояла гробовая тишина, и её нарушали только его размеренные шаги, шелест тяжёлой накидки, и Витторио казалось, что, кроме того, в тишине раздаётся стук его собственного сердца. В эти напряжённые минуты спокойной и невозмутимой оставалась только Юлия, увлечённая своей работой.
— Хорошо, — наконец произнёс Август, остановившись и взглянув на Витторио Дени благосклонно. — Я не откажу тебе в этой просьбе.
— Не знаю, как благодарить вас, ваша светлость, — Витторио поклонился, коснулся рукой холодного мраморного пола и тут же горделиво выпрямился. — Ваш ум и способность здраво мыслить не знают равных.
— Ступай, — по тонким губам светлейшего скользнула чуть заметная улыбка. Асикрит ещё раз склонился перед ним и вышел.
________________
[1] Асикрит — титул первого приближённого. Здесь и далее в Дартшильде — византийская система иерархии придворных титулов и войска
[2] Кондотьер — военачальник
9. Снова в дороге
Так минуло ровно десять дней. Жизнь в маленьком горном селении шла своим чередом. Потихоньку подбиралась осень, красила листву в лиловый, золотистый, багряный, приводила с собой холодный северный ветер, долгие серые дожди. Рваные клочья тумана тянулись по дорогам и пропадали где-то в траве, и казалось, что облака спустились на землю и окутали её сизым маревом. Пора было возвращаться в Кейне: хоть и не четыре луны минуло, а всё-таки обещался вернуться сразу, как сделает то, что задумал…
Последнее время Иттрик совсем закрылся в себе, на вопросы отвечал иногда невпопад, подолгу смотрел в одну точку, останавливался в одном положении у затуманенного окошка или даже под дождём. Прозрачные капли падали на его лицо и сползали к подбородку и шее тонкими мокрыми дорожками. Однажды Ивенн, увидев из окна его высокую, слегка сутуловатую фигуру, замершую на дворе, накинула на плечи платок, спустилась вниз, выбежав на улицу, подошла к юноше поближе, встала на носочки, потянулась к нему. Он взглянул на неё, будто впервые видел. Ивенн стёрла ладошкой капли дождя с его лица.
— Иди в дом, — тихо промолвила она. — Тут так зябко.
— Знаешь, мне возвращаться пора, — вздохнул Иттрик. — Я ушёл из Ренхольда, только чтобы найти тебя. Но ты ничего не помнишь и навряд ли узнаешь тех, кто был тебе дорог и кому дорога ты. Отец твой, Ярико… Да и мы все… Кто мы тебе теперь?
Ивенн закусила губу.
— Я узнаю, — прошептала она, заглянув ему в глаза. — Ты мне будешь напоминать. Ведь будешь?
Она посмотрела на него с наивной надеждой. Иттрик опустил руки ей на плечи и прижался щекой к её волосам — совсем как тогда, несколько лун назад, когда отыскал её в Яви.
— Конечно, — ответил он так же тихо.
Наутро они простились с добрыми и гостеприимными хозяевами трактира. Йоханн по-отечески обнял Ивенн, обменялся рукопожатием с Иттриком, как со старым знакомым. Уна не скрывала слёз: никогда ранее ей не приходилось прощаться с кем-то, да и не думала она, что так крепко привяжется к этой милой девчонке, на время ставшей ей дочерью. Уже у порога Ивенн бросилась ей на шею и тоже заплакала, прижавшись к ней, и хозяйка только погладила её по голове и ласково поцеловала в лоб.
— Прощай, милая, да сохранят вас боги на вашем нелёгком пути, — вздохнула Уна, когда Ивенн, наконец, отстранилась. — Не забывайте нас, обязательно возвращайтесь, вы всегда будете нашими желанными гостями.
Женщина украдкой смахнула слезу и постаралась улыбнуться: говорят, плакать в дорогу — худая примета. Иттрик слегка сжал руку Ивенн. Дорога, тёмная и мокрая после ночного дождя, легла под ноги широкой лентой, и девушка вдруг подумала о странном чувстве, которое возникло, когда она прощалась с Уной и Йоханном: ей казалось, что так уже было, что она с кем-то расставалась так же тяжело, кто-то так же не смог сдержать слёз, так же обнимал её, просил вернуться… Вот только кто? Воспоминание мучительно крутилось где-то совсем рядом, кажется, протяни руку да поймай, но память отказывала.
Когда Иттрик и Ивенн вышли из Флавиды, было уже за полдень, но приближающаяся осень давала о себе знать: с утра так и не потеплело, даже заморосил мелкий, едва уловимый дождь. Небо было затянуто тучами беспросветно, дорогу размыло, тёмные комья грязи и мокрой земли налипли на башмаки, и те стали втрое тяжелее. От леса тянуло холодом и пронизывающим ветром. Ивенн то и дело обнимала себя руками, пытаясь согреться, и Иттрик, заметив, что она вся дрожит, отдал ей плащ. Девушка долго упиралась, боясь, что он сам замёрзнет, но он заставил её одеться: ему-то не привыкать, а она ещё простудится, сляжет совсем…
Чтобы выйти с перевала на дорогу, ведущую прямиком в Кейне, нужно было пройти через Северный лес. Это бы заняло добрых пять-шесть дней: лес тянулся на много миль к северо-востоку, и, как путники ни старались бы срезать, переход оказался бы по-любому долгим. Вскоре селения и редкие домики совсем кончились, незаметно подкрался вечер. Облака потемнели, под ноги снова лёг седой туман, над головой зашумели мокрые ветви деревьев. Идти решили до последнего, пока не начнут падать с ног: ночевать в лесу, да ещё и в такую-то погоду, не улыбалось. Чтобы хоть немного взбодриться и скрасить тишину, Ивенн негромко запела. Голосок у неё был не особенно хорош, как и Йоханн, она сильно фальшивила, но Иттрик задумчиво улыбался, слушая её, и жалел, что не может подхватить простенькую, незамысловатую мелодию: уж больно стеснялся, хоть и не было вокруг людей.