Сайфад встречал шумным великолепием, блеском, золотом, разноцветными драгоценными камнями в упряжках, на эфесах мечей, на украшениях женщин. Повсюду, куда ни глянь, казалось, что течёт нескончаемая людская река: все улицы были запружены до отказа, вокруг шумели, кричали, торговались, пели. Когда отряд проезжал по главной рыночной площади, Иттрик нахмурился и невольно опустил взор на дорогу: невыносимо было смотреть на то, как людей, живых людей продают, словно бездушный товар. В столице Октавий немного оживился, гораздо больше отвлекался и разговаривал со своими спутниками на родном наречии, обсуждал дела, порученные, уже исполненные и ещё только предстоящие. Иттрик молчал и на расспросы не отвечал ни слова: и без того рассказал уже слишком много, да к тому же не тем людям, кому бы следовало.
О дворце Реджетто, высоком — в несколько полов — строении, он слышал не раз, и всегда рассказы об этом месте были разными, однако в действительности он выглядел поистине великолепным, хоть и не было никакого настроения любоваться местной красотой. Высокие мраморные своды, массивные колонны с изящными, витиеватыми завершениями, широкая парадная лестница, высокие окна, орнамент и барельеф на белоснежных стенах — всё это, безусловно, завораживало. Кроме людей из отряда, на Иттрика никто не обращал внимания, хоть некоторые и оборачивались вслед, он не принимал этому особенного значения. О том, что про него вообще не забыли, он понял, когда Октавий, остановив свой отряд властным жестом, велел, как и обычно, стеречь пленника, а сам спешился, бросил поводья кому-то из подоспевших слуг и быстро направился во дворец. Иттрик смотрел за ним из чистого любопытства и от безысходности. До дверей Октавий не дошёл, на верхних ступеньках встретился с кем-то, очень богато одетым, сказал ему несколько слов и снова вернулся к отряду.
— Его светлость велит отправляться на площадь, там сейчас будет весело, — бросил Октавий, спустившись с лестницы и снова легко вскочив в седло.
— Магистр, а как же он? — несмело спросил кто-то из спутников, небрежно махнув рукой в сторону Иттрика.
— Там будет весело благодаря ему, — негромко отозвался магистр Ренн, и Иттрик вдруг почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал холодок от этого его тихого, вкрадчивого голоса.
На площади уже начали собираться люди: очевидно, распоряжение императора уже было оглашено, и все пришли в предвкушении какого-то действа. Иттрик ничего не понимал, поэтому предпочёл держаться в стороне, как обычно, в центре отряда дозорных, однако долго ему там оставаться не удалось: кто-то стащил с коня, быстро обыскал и с силой толкнул вперёд.
Сделав несколько шагов, юноша огляделся и понял, что он стоит посреди дворцовой площади, наполовину пустой. Народ толпился по краям, опасливо переговариваясь и бросая короткие взгляды в его сторону. Иные были полны презрения, иные — сочувствия. В самом центре несколько человек разожгли высокий костёр и тут же отбежали в сторону. Пламя взметнулось выше человеческого роста. Всё те же грубые руки бесцеремонно взяли юношу за плечи и развернули в сторону дворца: резные двери распахнулись, и на ступенях появился сам император в сопровождении своего первого помощника, асикрита Витторио Дени, и супруги, молодой императрицы Юлии. Лицо женщины было прикрыто плотной вуалью, на голове у светлейшего в лучах солнца сиял золотой венец, украшенный самоцветами. Виттторио Дени стоял чуть позади, за плечом Августа, словно бы в тени, однако, когда светлейший сказал ему что-то тихо, асикрит сделал шаг вперёд, подняв руку, дождался абсолютной тишины и только тогда заговорил.
— Сегодня для империи особенный день, — начал он, с нескрываемым торжеством оглядывая всех присутствующих. Взгляд его, наконец, упёрся в побледневшего Иттрика и замер на нём. — Возможно, он станет поворотным моментом к лучшему. К победе над нашим общим врагом. Не исключено, что от этого мальчишки, — он вытянул вперёд руку, и рубиновый перстень сверкнул на солнце, — мы узнаем будущее, а также сможем получить защиту и покровительство богов, ведь кто, как не он, связан с ними крепче всего?.. Как известно, истинных жрецов осталось не так уж и много, и доказать их принадлежность к главному богу может только сама стихия, могучая, непобедимая, неподвластная ни приказам… ни магии.
Один из стражников, тот, что держал пленника, выхватил из-за пояса клинок, едва Витторио закончил свою речь. Иттрик закрыл глаза, мысленно обратившись к своему покровителю, но холод лезвия не прикоснулся к коже — вместо этого послышался характерный треск разрываемой ткани, и сайфадец поднял вверх оторванный воротник с вышитым узором-оберегом. Кое-где из толпы послышались крики, хлопки, свист. Юноша почувствовал, что заливается краской, что не в силах стоять перед этой неуправляемой стаей, готовой по первому слову наброситься на него и разорвать в клочья — и по тому же слову упасть перед ним на колени. Он невольно вспомнил вождя из племени, старика Лагерта: тот мог заставить повиноваться одним только взглядом, одним движением, но почти никогда этим не пользовался, его чтили за недюжинный ум и смекалку…
Задумавшись о вожде, погибшем много солнцеворотов назад, Иттрик перестал слушать крики толпы и голос первого помощника императора: мысли его занимало совсем другое, и поэтому, когда его схватили за руки и куда-то потащили, он поначалу упирался и даже пытался вырваться. Клинок на сей раз прижался к шее остро отточенной стороной. Иттрик попытался рвануться в сторону, но держали его крепко и при попытке вырваться тут же вывернули руки за спину. В локте что-то хрустнуло так, что у юноши потемнело в глазах. Правая рука повисла безвольной плетью. А его самого вдруг обдало жаром и запахом гари, и он увидел, что рыжие и золотистые лепестки пламени взмывают в чистое, безоблачное небо прямо перед его лицом, рассыпаясь серым пеплом и оседая на волосы, на одёжу.
Императрица не видела за спинами воинов почти совсем ничего, но то, что юного пленника подтащили к пылающему костру, чтобы убедиться в том, что он и вправду истинный жрец Сварога, она разглядела хорошо и тут же дёрнула супруга за рукав.
— Прекратите это немедленно, — прошептала она, зачарованно глядя в пламя. — Велите прекратить!
— Проверим, насколько правдивы мои подданные и не лгут ли его вышитые обереги, — отозвался светлейший с показным равнодушием в голосе. — Ну же, дитя моё, не мешай смотреть…
— Живой человек не способен пройти сквозь огонь, — уверенно заявила императрица. — Будь он хоть кем, хоть каким жрецом, никто, кроме магов, такому не обучен. Мальчишка — не маг, это точно.
— Замолчи, — раздражённо отрезал Август. Страже, наконец, удалось совладать с парнем — его толкнули прямо в огонь. Юлия невольно закрыла глаза и даже на мгновение перестала дышать.
По толпе пронёсся испуганный вздох, и в следующую секунду всё стихло. Когда императрица вновь взглянула на площадь, она не поверила своим глазам. Юноша шёл сквозь огонь, медленно, пошатываясь и едва держась на ногах, но всё-таки шёл. Пламя расступалось перед ним, словно кто-то раздвигал его, как завесу. Наконец он вышел из огненного кольца, сделал ещё несколько нетвёрдых шагов, покачнулся и рухнул без чувств на каменные плиты, нагретые солнцем.
— Скажи им, чтобы убрали его отсюда, — Август тронул за рукав Витторио, стоявшего подле него. — Да чтобы не спускали с него глаз, он нам ещё будет нужен…
* * *
Юлия едва дождалась темноты. Происшествие на площади перед дворцом весь день не давало ей покоя. Стоило супругу покинуть комнаты, она металась по покоям, словно пойманная в клетку львица, не находя себе места. Наконец вечер тихо опустился на знойный Сайфад, окутал дворец и весь город мягкими тёмными крыльями. Юлия сбросила шелка и бархат, так опостылевшие за много дней, надела простое платье, одолженное у одной из служанок, заплела волосы в простую косу из пяти прядей и убрала из под тонкое чёрное покрывало.
Август вошёл в покои почти сразу, когда она закончила с приготовлениями, и, удивлённо оглядев супругу, поинтересовался о цели такого маскарада.
— Хочу прогуляться по городу, — ответила Юлия и тут же про себя порадовалась, что лицо скрыто вуалью: светлейший не заметит, как она покраснела.
— Но отчего без охраны? Это может быть опасно, дитя моё…
— Вы можете быть спокойны за меня, — женщина склонилась в изящном поклоне. — Я буду предельно осторожна. Хочу побыть одна.
Император пожал плечами, соглашаясь на необычную прихоть жены, подошёл к ней, откинул вуаль и коснулся губами её губ. Юлия снова почувствовала, что её бросает в краску, но, к её радости, Август тут же опустил лёгкий покров и взял её левую руку в свою.
— Отчего ты никак не снимешь эту повязку? — он тронул широкую ленту из чёрного шёлка, повязанную чуть ниже локтя женщины. — Зачем ты дала этот странный обет? Мёртвым не поможет…
— Это память, — негромко и спокойно отозвалась Юлия, хотя сердце заколотилось и рванулось прочь из груди, когда пальцы светлейшего опустились на повязку. Императрица никогда не снимала её и никому не позволяла прикасаться к ней.
— Ладно, дитя моё, будь по-твоему, — Август провёл рукой по её округлому плечу. — Ступай, и будь осторожна.
Женщина ещё раз поклонилась ему и поспешно выскользнула за дверь.
…Иттрик почувствовал, как что-то влажное и прохладное коснулось лица. Кто-то осторожно приподнял его голову и попытался напоить. Едва сделав глоток, юноша закашлялся. Предметы постепенно перестали расплываться перед глазами, и он, приподнявшись на локтях, увидел молодую женщину, сидевшую на коленях подле него. Одета она была просто, но изящно, сквозь лёгкую полупрозрачную вуаль можно было разглядеть миловидное лицо, тронутое нежным бронзовым загаром. Из-под шёлковой накидки, наброшенной на голову, крупными кольцами выбивались иссиня-чёрные пряди. В руках у женщины был узорчатый кувшин и мокрая серая ткань, сложенная в несколько слоёв. На тонких, хрупких запястьях в полумраке подземелья сверкали золотые браслеты.
— Госпожа… — Иттрик узнал молодую императрицу. Несмотря на то, что лицо её было скрыто вуалью, угадать, кто под нею скрывается, почти не составляло труда. Юноша попытался встать, чтобы поклониться ей, как положено, но боль и нестерпимая ломота во всём теле заставили его опуститься обратно, и он сжал зубы, чтобы не стонать. — Это вы… Но что вы здесь делаете?..
— Тише, молчи, — Юлия испуганно обернулась в сторону тяжёлой двери, но никто не слышал их разговора. — Молчи, или мы пропали. Меня никто не должен видеть и слышать здесь, охрану я подкупила, но не всех. Лежи, тебе нельзя вставать.
Иттрик лёг, последовав её совету, и хотел было по привычке закинуть руку за голову, но та не послушалась. Мало того, всё плечо от локтя пронзило резкой нежданной болью. Он поморщился, и Юлия заметила. Подсела поближе, взяла его руку в свою, быстро осмотрела, надавила в некоторых местах и слегка нахмурилась.
— Похоже, тебе нужно учиться владеть левой.
— Что-то не так?
— Вывернут сустав, сломана кость и разорваны два сухожилия, — тихо ответила Юлия. — Заживать будет очень долго и навряд ли сохранит прежнюю подвижность. Если позволишь, я вправлю, но это мало чему поможет.
— Давайте, — Иттрик зажмурился, зная, как больно вправлять вывихи. Однако ему казалось, хуже того, что уже пришлось вынести, точно не будет. Холодные пальцы Юлии сжали его запястье, а другой рукой она взяла его за локоть и слегка потянула на себя.
— Как, говоришь, тебя зовут?
— Я не говорил…
— Не говорил, так скажи, — голос императрицы вдруг сделался быстрым, торопливым. — Ну, давай, говори!
— Иттрик… А, ветер!
В тот момент, когда он произнёс своё имя, Юлия резко дёрнула сустав, и тот с лёгким щелчком вернулся в правильное положение. Иттрик тихонько взвыл и схватился за предплечье.
— Молодец, — Юлия ободряюще улыбнулась ему и встала.
— Почему вы помогаете мне? — спросил юноша, немного помолчав и придя в себя. — Здесь ведь все мне желают смерти…
Вместо ответа Юлия подошла к нему поближе, приподняла рукав платья, быстрым движением сорвала чёрную повязку с руки, и Иттрик увидел два перекрещенных четырёхугольника, выжженных прямо на внутренней стороне предплечья женщины. Знак Сварога…
— Так вы… — он задохнулся от изумления и даже не сразу сумел подобрать нужные слова, — вы — одна из нас?
Императрица ничего не ответила, но он всё понял и так. Прежде чем направиться к выходу, Юлия опустила на пол подле Иттрика глиняную посудину, ту самую, что принесла с собою.
— Я оставлю тебе воду. Как допьёшь, кувшин разбей.
— Зачем?
— Никто не должен знать, что я здесь была, — прошептала она. — Кроме Диего, разумеется.
С этими словами она бесшумно вышла из подземелья. Послышался звон ключей, лёгкий шорох шагов, и юноша снова остался в одиночестве.
11. Ночь в Вендане
До Земель Тумана добрались быстрее, чем Уилфред изначально предполагал — за девять полных дней, и в Вендан приехали к вечеру на десятые сутки. Правда, дорога показалась ему труднее, нежели он ожидал: Ивенн совсем не умела держаться в седле, и ему пришлось везти её перед собою всю дорогу. Она поначалу боялась, краснела, терялась подле него, даже отодвигалась в седле, но спустя несколько дней пути, который казался ей уже чуть ли не бесконечным, перестала закрываться и иногда даже засыпала, пристраивая голову на плече Уилфреда, правда, на его вопросы всё так же молчала и иногда, думая, что он не видит, тихо плакала. А когда она засыпала, он только улыбался про себя: волосы девушки щекотали шею, тёплое, размеренное дыхание касалось остывшей на ветру кожи. Она была совсем как его младшая сестрёнка Лина, оставшаяся там, в Яви, и, заботясь об этой юной Хранительнице, Уилфред вспоминал свою младшенькую и невыносимо скучал.
Когда он ушёл, Лине было всего десять солнцеворотов, а ему — двадцатый минуть не успел. Сейчас он свои года уже не считал, с того дня прошли, кажется, все пятнадцать. Возможно, Лина уже с кем-то обручилась — и добро, если человек хороший. Уилфред не возвращался в Явь в день своего рождения: поначалу не отпускали из гарнизона, а после и сам не хотел. К чему бередить уже давно зажившую рану, напоминать себе о том, что было когда-то, дразнить собственное воображение? Да и к жизни в Прави Уилфред привык, освоился, сблизился с правителем, лордом Эйнаром, и в Явь рваться постепенно перестал.
Когда они приехали, в Замке Тумана было тихо. Стража доложила, что лорд Мансфилд ушёл к себе и просил не беспокоить. Тогда Уилфред решился на крайнюю меру: подняться к нему самостоятельно, без доклада. Эйнар жил в замке, но покои его находились немного в отдалении от остальных комнат. Уилфред бодро шёл по давно известному пути, поднимался по лестницам, дорогой забрал один факел из длинной каменной галереи. Большая дрожащая тень протянулась под ногами. Сонная, хмурая Ивенн шла чуть позади и хотела только одного: чтобы её, наконец, оставили в покое. Кроме того, ей было жаль Иттрика: она помнила всё, что произошло до того, как она потеряла сознание, и оставалось надеяться, что юноша жив. Быть может, он не нашёл её и отправился за помощью, однако странно, что не вернулся, да и Уилфред говорил, что в нескольких верстах вокруг он не встретил ни одной живой души.
— Пришли, — наконец промолвил комендант, жестом приказывая девушке остановиться. Прямо перед ними была закрытая белоснежная дверь, изрезанная простым, но изящным узором. — Постой здесь, я зайду.
Но даже стучаться ему не пришлось: едва он поднял руку, как дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился лорд Эйнар.
Ивенн, в нерешительности остановившаяся за плечом коменданта, невольно вздрогнула. Лёгкий холодок пробежал вдоль позвоночника и замер твёрдым колючим шаром где-то в груди. Правитель мог одним взглядом, пристальным, спокойным, но суровым, заставить подчиниться, отобрать волю. Он выглядел немного усталым и задумчивым, и девушка могла поклясться, что видела эти глаза в том самом чёрном зеркале на водной глади у водопада. Уилфред, стоявший перед нею, почтительно поклонился, приложив руку к груди, и лорд Мансфилд коротко кивнул в ответ.