— Где он? — тихо спросила у лешего.
К сожалению уже тоже зная ответ.
Прекрасно зная ответ.
Охранябушка не покинул лес на этой стороне реки, знал, что тут я его везде достану, достану и верну, причем исключительно заботы о нем ради, знал и о другом — Гиблый яр мне не подчиняется. И даже чаще моей туда не пробраться. За Гиблый яр сражаться придется, да не один день, боюсь годы уйдут… Зато если там печать содрать с кожей вместе, всполохнет она, огнем окутается и Гиблый яр вместе с ней…
Охранябушка ушел умирать. Ради меня.
— Леший, лешинька, почему не остановил? — я как утопающий, за соломку хваталась. — Пропустил как?
— Мост, Веся, мост. Водяной твою просьбу выполнил, мост поставил, да не простой — с нашей стороны по нему любой пройдет, а вот со стороны Гиблого яра никому не пройти. Охраняб твой сказал, ты к нему с вопросом обратилась, что может знает он знак какой-то… Ты же знаешь, ложь я бы почувствовал, лжи в его словах не было.
Не было, потому что да — спросила я.
Спросила, а он воспользовался.
— Весь, — леший кряжисто повернулся, на меня посмотрел, — Веся, если сгорит он в Гиблом яру нам от того никакой беды — река преградой огню станет. Из яра ему не выбраться, и ни Тиромиру, ни Анариону к нему не подобраться. Не ходи за ним, Веся, никто он ни тебе, ни нам. И это Заповедный лес — здесь никого не держат, ты же знаешь.
Я знала.
Я все знала.
Вспомнила, как охранябушка вдруг схватил меня, к себе прижал, стиснул так крепко, да прошептал: «Да как же ты вообще в этом жестоком мире появилась такая?!»
Жаль, не спросила его о том же.
— Да что ж он за маг такой… неправильный! — воскликнула, закрыв лицо ладонями.
Друзья мои верные молчали. Молчал кот, который всегда шибко Ученый и обыкновенно никогда не затыкается, молчал Мудрый ворон, хотя и ему обычно всегда есть что сказать, и только леший молчал привычно, он завсегда молчал, привычка у него такая.
Я лишь понять не могла.
— Почему? — слова срывались с губ, опадали туманом на ресницы. — Почему?!
Не могла понять, как только не пыталась — все равно понять не могла. Тиромир любил меня, всем сердцем любил, надышаться мной не мог, я это видела, я чувствовала, я это знала — я ведьма, меня не обманешь. Тиромир любил, искренне любил… но он был магом, а маги всегда ставят на первое место себя и свою силу. Всегда. Такова уж их природа. Такова их суть. Они такие. Просто такие, так их сила меняет, так их обучение закаляет, таков их главный жизненный принцип.
Что ж с охранябушкой не так-то?!
— Хозяюшка, письмо принести? — спросил домовой.
— Толку с него, — я раскачивалась сидя, и все так же закрывая лицо. — Леший уже сказал все, остальное мне и так ведомо.
Поднялась решительно, слезы рукавом вытерла, в сторону реки посмотрела.
Что ж — не так я в Гиблый яр прийти хотела. Не так воевать с нежитью обезумевшей собиралась. Все не так. Да только… ведьма я, в стороне не останусь.
— Кот Ученый, Лесную Силушку заморочь, чтобы не лезла до самых петухов, не мешалась. Леший, на тебе чаща Заповедная, весь лес по периметру от вторжения защити-закрой, терновые кусты чтобы стеной встали. Ворон, поднимай воронов. Лешинька, ты волков. Сильных, матерых, мудрых, опытных. На смертный бой иду, сама не справлюсь.
Протянула руку — верная клюка тут же в ладони оказалась.
Один раз о земь ударила — открылась тропа заповедная, к самой избе открылась.
Последнее мне осталось:
— Спасибо вам, выручили, — поблагодарила сосны.
Те зашумели ветвями, обронили шишки — остановить пытались.
Поздно, меня не остановишь.
***
Когда во двор шагнула, увидела притихших русалок, те сегодня с подарками явились… да дарителя не застали, а о том, что маг мост уж перешел им было ведомо. Меня проводили взглядами настороженными, а я к бочке ушла. Собрала волосы, черные, словно вороново крыло черные, ковш взяла, к губам поднесла, да один глоток был для них, остальное полилось на грудь, на сорочку, на исподнее.
Обливалась я решительно, хоть и продрогла — ледяная вода была, ключевая же.
В мокрой одёже в избу взбежала, раздевалась там же. А опосля, в полотенце завернувшись, подошла к сундуку старому, крышку с трудом откинула, пальцы в деревянные доски впились, сжимаясь до побеления. Одно у меня от прошлой жизни осталось — платье свадебное, кипенно белое. В этом платье к алтарю пройти должна была, в этом платье клятвы брачные готовилась произнести, это платье с меня Тиромир снимать должен был… От того и платье было не простое, ох и не простое. Сама шила, магию вливая в каждый стежок, в каждую петельку. Да и ткань не магическая — с виду шелк, а по правде — хлопок заговоренный, лично мной выращенный, лично мной сваленный, лично мной сотканный. Это ведь только между ведьмами нету споров и войн, ведьмы же друг за друга горой завсегда.
Ведьмы… но не ученицы ведьм.
Нас, находящихся у Славастены на обучении, больше тридцати было, а остаться всего одной предстояло, и потому… простой наша жизнь не была. Хочешь выжить — умей сражаться. Я не умела. Сила вспыхнула во мне лишь однажды столь ярко, после был спад. Я прирожденная ведьма, слабая, остальные все были природными, силу получившими по крови. От того несладко мне было в ученичестве, ох и не сладко… А когда Тиромир меня в невесты выбрал, вопреки воле материнской, вопреки правилам и традициям, всему свету вопреки — изжить меня со свету пыталась уже каждая, даже те что жалели поначалу, о жалости забыли. И уж чего только не было — проклятий вслед, ножа в спину, яда в еду, всего хлебнуть изрядно пришлось, от того свадебное мое платье было покрепче иного доспеха. Свадебные туфельки — белые, из кожи змеиной, ни мечом проткнуть, ни топором разрубить. А вот плащ черным. Белый, свадебный, мехом украшенный, остался в доме Славастены, бежать мне в черном пришлось, но и он простым не являлся. Повседневным был. А потому тоже и от ножа в спину, и от проклятия в лицо уберегал знатно и качественно. И по началу страшен был, ведь из льна грубого соткала его, ученицы за вид такой звали меня деревенщиной. Ничего, со временем старый плащ вид иной приобрел — и стал на вид атласным, чистотой сияющим, и стихли насмешки… осталась ненависть.
Посередь избы высунулся из пола леший, посмотрел неодобрительно.
— Себя сгубишь, с лесом что станет? — вопросил сурово.
Ничего не ответила. Тесемки плаща повязала, из сундука ларец достала, на стол поставила. Замок хитрый был, да мой — я и открыла. И остервенело принялась кольца на пальцы натягивать, на каждое по два, на некоторые по три. Все брала. Все что имела. Все что нашла да раздобыла за годы службою лесною хозяйкою. Мне теперь все понадобится. И амулет натягивала за амулетом, артефакты на шею вешала, зарядники в браслетах крепила.
Лишь с последним браслетом помедлила.
Обручальный, зачарованный, парный. Такой из любого места вытащит, к нареченному принесет. И будь он на мне в ту ночь, Тиромиру искать не пришлось бы… вот только и второй я захватила с собой, с запястья жениха сорвав.
— Речь мою слушай внимательно, лешинька, — тихо сказала, взяв парный браслет. — Да исполни, как велено. На утренней зорьке, коли сама не вернусь… нареченной призовешь.
И подойдя к другу верному, на колено опустилась, да браслет на руке его кряжистой защелкнула. Тяжелым взгляд лешего стал. Тяжелым дыхание.
Я ладонь протянула, к щеке его прикоснулась и правду сказала:
— До утра продержусь. Со мной амулеты да волки будут. А коли не сумею, не сдюжу — на утренней зорьке позовешь по имени. Твоя правда — умереть права не имею, лес на мне.
И поднявшись, ушла к учебникам уже магическим, по охранительной магии.
— Весь, с собой возьми, — хрипло попросил леший.
— Не могу, — ответила резко, не оборачиваясь. — На тебе да на мне лес держится, коли один из нас его покидает, второму должно в нем оставаться.
Леший об том знал, да только легче ему от правды не было.
— Волков позвал? — спросила, капюшон на голову накидывая.
— Все тут. Все, кто умереть готов, — сипло сказал леший.
Правду сказал — на смерть я волков брала, на верную смерть.
И когда шагнула за порог избушки, смотрели на меня волки матерые, жизнь пожившие, да волчицы сильные, пару свою потерявшие. У волков ведь как — одна любовь на всю жизнь, одна пара на весь волчий век, и коли любимых теряют, а детей вырастят… существование теряет смысл.
По ступеням спустилась, оглядела каждого — с полсотни собралось, видать леший заповедными тропами привел тех, кто давно одиночкой стал, по окраинам в одиночестве жил.
— На смерть идем, — сказала оглядывая каждого.
Никто не дрогнул.
Волки сила леса. Безжалостная сила. Им санитарами быть, больное зверье убивать, им и защищать, коли беда пришла. Волки — сила леса. И не всегда в теории.
Ударила клюкой о земь, и потекла в серых сила лесная, мощь дубов вековых, крепость сосен что до облаков достают, гибкость плюща, да живучесть сорняков. В один миг стали звери втрое больше прежнего. Вот твоя армия, ведьма, вот она. На смерть поведешь.
— Где ждать тебя, Веся? — тихо спросил леший.
— В сосновом бору, лешинька, в сосновом бору…
Многое я ему этим сказала, очень многое. Он понял.
Оборачиваться не стала — плохая примета.
Клюку сжала, да и ударила, открывая тропу заповедную.
***
Вышла у топи, волки серыми тенями за мной последовали, да едва в лес вышли, так сразу рассредоточились — кто впереди скользил, кто по сторонам, кто прикрывал сзади. И на мосток из бревен водорослями опутанных, волки ступили тоже первыми.
И как ступили, так и зарычали.
Впереди меня шло двое, волчица Сида, старая, умная, опытная, и матерый волк, бывший вожак восточной стаи Хоен. Оба на веку своем многое повидали, от того оба и среагировали первыми — на мосту что-то было не так. На мосту кто-то был.
Остановилась и я.
Протянула руку — огненный зеленый шар сорвался с ладони, помчался вперед и разбился о что-то, хищно оскаливающее, да пригибающееся к мосту. Тварь собиралась прыгнуть. Да не успела — ведьмовской огонь страшная штука, особенно для скаженной нежити. Но уроком мне это стало — я тварь не почувствовала, и коли не волки, пошла бы вперед уверенно, на силу водяного уповая и засады не ожидая.
Да долго в безвестности Водя не пребывал — тварь, охваченную пламенем, что и в воде не гаснет, схватил кракен, да тут же щупальца одернул и хозяина призвал.
Водяной поднялся из воды, когда мы уж до середины моста дошли. На меня посмотрел напряженно, и спросил прямо:
— Защиту мою тварь обошла?
— Видимо так, Водя, — кивнула я.
О том, как действовать дальше, мы с водяным знали оба — и едва я и волки сошли с моста, моста не стало — рисковать никто из нас не хотел, ни я, ни Водя.
— Веся, здесь ждать? — спросил водяной.
Что ответить?
— Не знаю, — сказала не оборачиваясь. — Не знаю, сумею ли из яра к берегу выйти. Водя, другой мост не готовь, коли понадобится — я тебя позову.
И в страшный Гиблый яр шагнула решительно.
Позади плеск воды раздался, и хоть не к добру то было — обернулась. Водя по воде кулаком ударил в бессильной ярости, да только он к реке привязан сильнее, чем я к лесу Заповедному. У меня ведь леший есть, а у него — никого.
— Себя береги, Весь, — попросил только.
— Попробую, — кривить душой не стала.
Не знала я, выберусь ли сама, али леший спасет.
Ничего не знала.
Одно только мне было ведомо — куда маг шел. Вот путь охранябушки я видела отчетливо — такую просеку слепой и тот бы увидал. Жуткая просека была — огнем и мечом шел вперед маг, огнем и мечом… от того дымился не только лес, но даже и влажный мох тлел. От того кровь была повсюду, и вовсе не алая, а багряная, запекшаяся.
— Сида, Хоен, рядом держитесь, вперед ни на шаг не отходить! — приказала я волкам.
И опустившись на одно колено, приложила ладонь к земле.
Гудела земля… от топота ног, от энергии смертей, от ужаса тех, кто спасался, от ярости тех, кто мчался уничтожить вторгнувшегося мага. Земля здесь была отравлена, да столь сильно, что как ни искала — ни единого чистого ручья не нашла, ни одного здорового дерева, ни одного существа в ком бы жизнь билась чистая, ядом не изничтоженная, скверной не измененная.
Гиблый яр — как оказалось, название было верное. Я и представить себе не могла, насколько верное. Здесь не жизнь, здесь скверна черным ядом все пропитала. И я не то что живых не ощущала, я даже нечисти найти не могла. Ни кикимор, ни лесовиков, ни боровиков, ни даже аук или анчуток, не говоря о лешем. В этом лесу жизни не было. В любом ином была, даже сожженном, даже прогнившем, какая-то жизнь да была, а в этом… не было.
Только нежить! Одна нежить! Исключительно нежить!
И ты знал об этом, охранябушка, знал, что плохо дело.
Совсем плохо.
Тогда зачем пришел сюда, зачем умереть решил?!
Что же ты наделал, глупый? Думал я не настолько дура, чтобы за тобой пойти? Ошибся! Ты ошибся, охранябушка, а платить за ошибку мне придется.
Сида зарычала, заставляя меня встать и прислушаться к тому, что творилось вокруг. Это было сложно — вокруг царила мертвая тишина. А земля под моими ногами гудела, то стеная, то проклиная, то дрожа от страха, то кипя от ярости…
Я заставила себя не слышать землю, а слышать тишину.
Где-то наверху раздался крик птицы…
Сжала клюку, рывком перенеслась в тело подоспевшего Мудрого ворона, его глазами посмотрела вниз и увидела — тварей, подобной той, что пробралась на мост, обойдя защиту водяного, всего было тринадцать. Четырнадцатую я убила на мосту.
И мне дурно стало, едва я вспомнила слова охранябушки: «Гиблый Яр это, место известное, да столь же гиблое. Бывал пару раз, часть ходоков в лесу том — от моих отрядов остатки».
Боевой отряд магов — пятнадцать человек. Что ж, теперь ясно, от чего тварь сумела забраться на мост — потому что это была непростая нежить.
— Это маги, — тихо предупредила я волков. — Когда-то они были людьми.
Звери не переглядываются. Серые лекари леса, просто принимают информацию к сведению, а затем действуют. И волки умны — им достаточно даже такой информации, чтобы уничтожить противника. Ведь если ты знаешь кто перед тобой — ты знаешь, как его уничтожить.
С тварями, некогда являвшимися людьми, было покончено за несколько минут — волки умеют убивать. И когда стая собралась вновь вокруг меня, в живых остались все.
Но это пока.
Что бы я ни сделала, как бы не берегла их — я знала, что большая часть моих серых стражей сгинет здесь сегодня. Но это волки, санитары леса, стражи леса… а на кону была на только жизнь охранябушки, но и существование всего Гиблого яра. И чтобы сохранить их обоих, и лес, и мага, я собиралась пожертвовать волками, и они знали об этом.
А я знала о другом — не нежить являлась главной угрозой в Гиблом яру, и не порождения скверны, и даже не ходоки. А чаща. Заповедная чаща некогда Заповедного леса — вот кто мой главный противник.
И мы двинулись вперед. Осторожно, крадучись… волки умеют убивать тех, кто раньше были людьми, волки умеют убивать тех, кто ранее был животным, волки, защищенные моей магией, более чем способны дать бой даже никогда не дышавшей нежити… Но не к Заповедной чащи Гиблого яра. Больше всего я опасалась именно ее порождений.
***
По просеке, окровавленной и обожженной, шли долго. У охранябушки было часов восемь форы, но пробиваться ему пришлось с боем, мы же пока особого сопротивления еще не встретили. Два огненных амулета я потратила на бой с ходоками — ходячими кустами, в них не было жизни, только злоба и скверна, отравившая Гиблый яр. Несколько волков полегло в бою с иными порождениями чащи — огромными, состоящими из лиан и шипов насекомыми, мне пришлось добивать пламенем, яд на кустах оказался не только сильным, но и заразным, царапины шипа хватало, чтобы павший живым волк, восставал отравленной ненавистью нежитью. И тем, кто только что сражался рядом с ним, приходилось добивать своего же товарища. Это оказалось слишком сильным ударом даже для зверей. Но волки не роптали, убивали восставшего, и продолжали охранять меня.