— Я репортер светской хроники городской газеты. Освещаю самые заметные события в жизни сливок нашего общества. А покушение на нового главу одной из крупнейших компаний области — это сенсация, — заявила журналистка.
— Хороши ваши порядки. Это — не больница, это — настоящий проходной двор, — покосился на врача Николай Николаевич.
— Женщина, выйдите, пожалуйста, — вмешалась медсестра, но ее слова не возымели эффекта.
— Не выйду, пока не получу внятного ответа на свои вопросы, — нагло бросила девица.
Ритка безучастно смотрела на всю суету вокруг себя.
Журналистка опять обратилась к Калашниковой:
— Скажите, какие отношения у вас были с мужем? Правда ли то, что, по слухам, он работал ночным сторожем на рынке и вы ему никак не помогали. И еще. Почему Василий Калашников исчез именно в тот момент, когда вы, опять же по слухам, завязали близкие отношения с известным в городе врачом Борисом Медведевым?
Ритка нащупала на тумбочке стакан с водой и выплеснула его в лицо журналистке.
— Уходи, — тихо сказала она.
Врач зло смотрел на журналистку.
— Девушка, больная не в состоянии отвечать на ваши вопросы. Покиньте, пожалуйста, помещение.
Николай Николаевич, напротив, явно заинтересовался услышанным.
— Девушка, то, что вы рассказываете, очень интересно. Может, у вас еще есть какие-либо сведения?
Журналистка деловито отряхнулась и как ни в чем не бывало продолжила:
— Извините, а с кем это я должна делиться своей информацией?
— Со следователем. Я веду это уголовное дело.
Журналистка живо вцепилась в него:
— Какая удача! Тогда я и вам задам несколько вопросов: это правда, что второе покушение на Калашникову тоже связано с именем Медведева? Не мог ли он убить ее мужа из ревности?
— Я должен немедленно прекратить этот балаган! Сейчас же все выйдите вон! — заорал врач и вытолкал девушку и НикНика из палаты.
— Почему вы не дали мне расколоть Калашникову? Еще чуть-чуть, и я бы ее додавила, — с досадой спросила журналистка.
Николай Николаевич посмотрел на нее с усмешкой:
— Какая кровожадная у нас, оказывается, пресса. Откуда у вас сведения, которыми вы хотели «додавить» Калашникову?
— Я — профи и свои источники не выдаю. Не хочу их лишиться.
НикНик сразу сменил тон:
— А если я вас вызову на допрос в милицию?
— Ну вот, сразу допросами пугаете. А ведь можно и полюбовно вопросы решать. Я вам кое-что расскажу, вы — мне, — предложила журналистка.
— Если допросами не пугать, вы все начинаете выпендриваться. Так что, куда повестку посылать? На домашний адрес или на работу?
Журналистка пожала плечами:
— Я и без вызова могу сообщить то, что на допросе отвечу. Я давно кручусь в этом бизнесе, и мои вопросы Калашниковой — следствие жизненных наблюдений. Я сама их придумала.
— Но в них содержались сведения, которые придумать нельзя. Например, про то, что муж Калашниковой работал ночным сторожем на рынке, — внимательно посмотрел на нее Николай Николаевич.
— Скучно отвечать, честное слово. У меня есть источник в милиции. Он мне сегодня сообщил, что подан в розыск некто Василий Калашников. Меня насторожило совпадение его фамилии с фамилией нашей бизнес-леди. Я собираю досье на все приметные фигуры нашего города. В этом досье есть сведения о первом покушении на Калашникову. Ну помните, в прямом эфире? Я подняла свои записи и выяснила, что пострадавшую Калашникову в тот раз представляли как продавщицу с рынка… Ничего себе карьерный рост, правда? Я позвонила в администрацию рынка, а там сказали, что Калашников Василий числится у них в качестве ночного сторожа. А про мужа я додумала. Убедительно?
— Вполне. А что вы знаете про роман потерпевшей с Медведевым? — уточнил Николай Николаевич.
Журналистка захлопала глазами:
— А что и вправду между ними есть роман? Я-то ткнула пальцем в небо. Расскажите мне все, что знаете, а я буду делиться с вами своей нарытой информацией.
Самвел подошел к палатке Анжелы, увидел там постороннюю женщину, которая расставляла посуду:
— Что вы здесь делаете, мадам? И где Анжела?
— Вот она я, Самвел Михайлович, — отозвалась Анжела, до неузнаваемости измененная париком и гримом.
Самвел удивленно уставился на преображенную Анжелу:
— Это что за маскарад?
— Не кричи, не привлекай внимания. Это я решила сама бороться за свою жизнь. Придет убивец за Анжелой. А Анжелы-то и нет. Есть посторонняя мадам. Как ты сам только что выразился. Нам с Зямом нужно во что бы то ни стало до Парижа дожить.
— Ты меня когда-нибудь совсем с ума сведешь. Я даже забыл, зачем пришел, — развел руками Самвел.
— Не вопрос, напомним. Ты хотел у меня узнать, где найти ту самую Любу, которая Ваське проболталась про то, что знает убийцу Ритки.
Самвел невольно восхитился:
— Анжела, да ты просто комиссар Мегрэ.
— Мне больше нравится Эраст Фандорин. Такой душка, — улыбнулась Анжела и перешла к делу. — Она ко мне прибегала, кудахтала тут. По-моему, она в Ваську влюблена. Мы с Васькой к Ритке в гости ходили, там мы и видели эту Любу, консьержку из дома, куда поселилась Ритка, уйдя от нас… Что я сказанула! Не в смысле — от нас уйдя, тьфу, тьфу, тьфу. А в смысле, когда она уволилась. Ищи ее там, если она с перепугу не сквозанула из города.
— Спасибо, Анжела, ты мне очень помогла, — поблагодарил Самвел.
Анжела задержала его:
— Стой. Ты подал в розыск на Ваську?
— Утром. Сам лично. Уверен, что найдут. Или сам найдется, — пообещал Самвел.
Ритка, увидев входящего Борюсика, заплакала. Он бросился ее утешать:
— Маргариточка, успокойся, милая. Все будет хорошо, и мы поженимся.
— Никогда и ничего не будет хорошо! Дальше все будет хуже и хуже. Где Васька? — всхлипывала Ритка.
— Еще не объявился? Вот свинья. Я уверен, что это очередной его финт. Хочет, чтобы мы все из-за него переволновались, ощутили, как он нам нужен. Наверное, задумал явиться перед нами в каком-то новом обличье. Пьяницей запойным он был? Был. Целителем от алкоголизма стал? Стал. Теперь ему планку нужно поднимать. Уж не знаю, кем он на этот раз заявится.
— Не утешай меня. Она сказала, что это я убила Ваську. Чтобы по свободе выйти за тебя замуж, — рыдала Ритка. — Борюсик, она засыпала меня вопросами. Но у нее самой были уже готовые ответы.
Борюсик погладил ее по голове:
— Привыкай, любимая, что о тебе сплетничают. Теперь ты на виду. Ты же сама любила читать светскую хронику нашего города! Теперь знаешь, каково тем людям, которые становятся ее героями.
Ритка мрачно поинтересовалась:
— А как эта журналистка могла узнать… что мы с тобой… ну… И про Ваську. Мы же никому не говорили. Она что, стояла под дверью и подслушивала?
— Да, это интересно… Информация разлетается, как конфетти. — Борюсик старался говорить бодро, чтобы отвлечь Ритку от мрачных мыслей. — Да бог с ним. Не расстраивайся, любимая. Забудь об этой чепухе. Главное то, что мы вместе. А Васька, он найдется, я тебе обещаю. У меня для тебя по этому поводу заготовлен сюрприз. Узнаешь попозже.
— Борюсик, забери меня отсюда, меня здесь убьют, — взмолилась Ритка.
— Я очень хочу тебя забрать, говорил об этом с врачом. Он категорически против. Нужно еще полежать. Он не хочет брать на себя ответственность за твою жизнь. И я его понимаю. Но я приставлю к твоей палате охрану.
— Позвони Петику. Я ему одному доверяю, — вздохнула Ритка.
— Я его сейчас пришлю. Держись, — пообещал Борюсик. «Нам бы день простоять, да ночь продержаться, — думал он, — а там я тебя сам защищать буду, душа моя».
— Дай-ка мне на тебя посмотреть. Ну, расцвела девка! Глаз не оторвать! — любовалась Дианой Виктория Павловна. — Это она дурь всякую любовную из головы выбросила и сразу похорошела!
— Вы правы, — улыбнулась Диана.
— Девочка моя, я всегда права. Вот скажи, что для тебя сейчас самое главное?
— Учиться, учиться, учиться… — отбарабанила Диана.
— Очень хорошо! Ребенок, оказывается, не только похорошел, но и поумнел. Теперь бы с мамой разобраться. Твоя мама, Диана, стала невозможной. Язвит, пребывает в постоянной депрессии, просто не знаю, что делать.
— Я знаю. Ее нужно поскорее выдать замуж.
— Дианка! — воскликнула Анна Вадимовна.
— Я уже сто лет Дианка. Мы тебе правду с Палной говорим. Подумаешь, наша Анна Вадимовна кое с кем не встретилась и уже в полной печали. Ерунда! Я сюда явилась с официальной миротворческой миссией. И моя интуиция мне подсказывает, что я ее выполню. Ладно. Вы тут поболтайте, а я загляну к моим любимым девчонкам. Как там Лёлька с Катюшкой? Выросли, небось, не узнаю? Ну все, пока, я побежала.
Петик притащил Ритке в палату телевизор.
— Привет, Ритка! Я рад тебя видеть. Меня прислал Борис Михайлович, но я и сам уже к тебе собирался.
— Что это? Зачем? — кивнула Ритка на телевизор.
— Борис Михайлович велел привезти и включить в определенное время. Скоро включим и узнаем. — Петик установил телевизор, опробовал, работает ли. — А это тебе от Лиды. Старалась, готовила. А это — от Анжелки, я специально к ней заехал. Все девчонки тебе привет передают. И вот — фрукты-овощи. Хочешь новость? Меня тут совесть замучила, что сижу, не делаю ничего… пока тебя нет. Я и подался к Амалии с заявлением об уходе. А она не подписала. Сказала, что я — твой выбор, и она его, то есть выбор, меня то есть, — уважает. Сказала: работай до выздоровления Маргариты.
— Амалия так сказала? — удивилась Ритка.
— Да, а что? Она тетка строгая, но справедливая. — Петик возился, раскладывал продукты в холодильник.
Ритка наблюдала за ним.
— Ты так суетишься…
— Ой, Ритка, я так рад, что могу тебе хоть чем-то помочь. Я теперь все время буду при тебе. В коридоре. Борис Михайлович договорился. Мне и кресло поставят у двери, чтобы ни одна муха с плохими мыслями не пролетела. А хочешь, я вон там пристроюсь. Ширму поставлю и буду рядом.
— Не нужно ширмы, — слабо возразила Ритка.
— И правильно. Ты знай, я из коридора ни ногой. Только позови, и я всегда прибегу. Я, Маргарита, теперь буду все время начеку. Все по правилам безопасности, никаких отступлений. А ты обещай меня слушаться. Я за тебя головой отвечаю. Ну, время. — Петик включил телевизор.
Шла запись программы. Ольга Алексеевна подошла к зрительской трибуне.
— А теперь настало время нашей традиционной рубрики «Вопросы из зала».
Несколько зрителей подняли руки. Ольга Алексеевна передала микрофон.
— Я вот хотел спросить у целителя Василия следующее. А как себя чувствуют ваши пациенты после завершения, так сказать, лечения?
Васька приосанился, готовясь ответить, но тут на трибуне начал тянуть руку один из бывших пьяниц, и оператор тут же развернул на него камеру:
— Я, я! Можно я сам отвечу?
Ольга Алексеевна закивала:
— А что, всем, пожалуй, будет интересно получить информацию из первых рук. Итак, каково ваше самочувствие в новой для вас ипостаси непьющего человека?
— Я как раз про самочувствие. Хочу передать привет теще. Как себя чувствуете, Эвелина Кондратьевна, и кто из нас выкусил? Кто соседкам говорил, что меня в телевизор не пустят хоть пьяного, хоть трезвого? А вот он я! — Зритель поднялся и победно развел руки.
Ольга Алексеевна предупредила:
— Дорогие зрители, убедительная просьба ко всем: не передавайте приветы — их все равно вырежут на монтаже. У нас серьезная аналитическая программа. Следующий вопрос, пожалуйста.
Ольга Алексеевна протянула микрофон тощему подростку в очках.
— Целитель Василий, скажите откровенно: вы используете в работе суггестивные методики и нейролингвистическое программирование?
Ведущая с неуверенной улыбкой повернулась к Василию:
— Просим уважаемого Василия ответить.
Васька приосанился и уставился в камеру:
— Прежде всего… я хочу передать привет… моей подруге Ритке. В смысле Маргарите. Ритка, держись, посудные ряды с тобой. И я с тобой!
— Утешила тебя Дианка?
— Не очень, — покачала головой Анна Вадимовна.
— Верь ей. Если бы там была какая-то грязь, Диана не стала бы вмешиваться, — заметила Виктория Павловна.
— Я боюсь ей верить, Пална. Ну как мы посмотрим в глаза друг другу после всего, что произошло?
— Как говорит сегодняшняя молодежь — молча. Глаза все и скажут. А сердце отличит правду от вранья.
Неожиданно зазвонил телефон, и Виктория подняла трубку.
— Виктория Павловна, здравствуйте, это Никитина.
— Добрый день, очень хорошо, что вы позвонили. У меня есть новости. Я навела справки: ни по каким уголовным делам Наташка Косарева не проходила. По крайней мере, в нашем Радужном.
— Спасибо, меня это радует, но сейчас я беспокою вас по другому поводу. Не знаю, как сказать… — Доминика замялась. — Виктория Павловна, вы не волнуйтесь, но отнеситесь, пожалуйста, серьезно к моим словам. У меня есть некоторые основания считать, что ваш благотворитель Пашаев… действует с не совсем чистыми намерениями…
Он может быть заодно с Косаревой… И может быть причастен к покушению на Ритку. Если появится новая информация, я вам перезвоню. Извините, мне надо идти.
Виктория Павловна схватилась за сердце.
— Что с тобой? — кинулась к ней подруга.
— Сердце… — только и смогла выговорить Виктория Павловна.
Анна Вадимовна быстро накапала в стакан с водой сердечных капель.
— Вот. Не глотай сразу, а немного подержи. Тогда лекарство лучше усваивается слизистой рта. А теперь рассказывай, кто звонил и что тебе сказал?
— Звонила Доминика Никитина. Сказала, что подозревает Самвела… Михайловича… — Виктория Павловна снова схватилась за сердце. — Что он может быть причастен к покушению… предупредила, чтобы я была осторожна.
— Этого еще не хватало. Вот ты, Пална, только что меня жить учила. Теперь, вижу, пришла моя очередь. Ничего не принимай на веру. Случиться может всякое. Ты говорила, что в первую очередь нужно верить сердцу — вот и послушай, что оно тебе подсказывает.
— Сердце — не знаю. А Самвел сам говорил, что у него были нелады с законом. Правда, в молодости… Говорил, что он с тех пор понял жизнь и переменился… Но ведь были же, Аня? Что же мне делать?! — воскликнула Виктория Павловна.
— Прежде всего — не паниковать. Он же сам тебе все рассказал о своих проблемах, — напомнила Анна Вадимовна. — Стал бы он признаваться, если б в мыслях имел недоброе.
— А что, если все это — маскировка? Втереться в доверие? А я его и в детдом впустила как своего!
— Пална, ты сколько лет на своем посту? Кому как не тебе разбираться в человеческих слабостях и хитростях. Подумай: настораживало тебя что-либо в отношениях с ним? Ты чувствовала неискренность? — спросила подруга.
Виктория Павловна покачала головой:
— Вроде нет. Но ты ведь тоже не чувствовала подвоха, когда за своего Шевчука замуж соглашалась? А все равно поверила, что он с другой… А может, и не с одной.
Анна Вадимовна вздохнула:
— Да, тут не поспоришь. Потому в народе и говорят: чужую беду руками разведу. Но ты всегда была умнее меня. И интуиция у тебя лучше работала.
Виктория Павловна вскочила:
— Решено — я поеду к Самвелу в город. Самвел мне не безразличен. Знаю, что и он ко мне испытывает некоторые чувства.
А потому я просто хочу посмотреть ему в глаза. И прямо спросить, порвал он с прошлым или нет. Я почувствую, где правда, а где увертки. Я так с трудными детьми практиковала. И ни один еще не смог меня обмануть.
Анна Вадимовна забеспокоилась:
— При чем здесь дети, ты сама не понимаешь, что говоришь. Не делай этого, Виктория! Он может быть опасен. А ты раскроешь карты… что подозреваешь его. Пална, я за тебя боюсь.
— Я должна все прояснить. И я не понимаю, почему ты меня не хочешь отпустить.