— Когда ты вышла замуж, то поклялась, что отдаешь свое тело мне, поэтому у меня есть права на него. Это единственный способ сохранить наши отношения.
Его чувство собственника тисками сжало мою грудную клетку, и слова слетели с языка, прежде чем я смогла их остановить:
— Нет, это отчаянная попытка меня удержать.
Комнату окутала ужасная тишина, словно в жаркой пустыне внезапно выпал холодный снег.
Мы смотрели друг на друга как противники, в ожидании кто сделает первый шаг.
— Зачем? — спросил он хриплым и надтреснутым голосом. — Зачем мне это нужно? Это было бы справедливо, если бы я чувствовал, что теряю тебя.
Не в силах видеть муку в его глазах, я опустила глаза в пол.
— И если быть честными, Нора, я чувствую что теряю тебя, уже давно. Иногда я спрашиваю себя, что возможно, ты просто использовала меня, чтобы вылезти из своего города-свалки в Штатах.
Боль поразила мою грудь; вина, стыд и преобладающий над всем страх. Я опустилась на кровать, чувствуя, что под тяжестью ужасной правды ноги меня не держат.
— Тем не менее, мне плевать, — прошептал Джим. — Мне плевать, Нора, потому что я безумно тебя люблю, черт возьми. И мне плевать, ведь ты перестала говорить, что любишь меня, месяц назад. Все, что я хочу, это каждый день просыпаться и засыпать в постели с тобой. Я не хочу быть тем, кто не может доверять своей жене, видя, как она разговаривает с другими мужчинами. Я не хочу беспокоиться о том, что в один прекрасный день вернусь домой, а ты соберешь вещи и уедешь, как уехала и оставила свою семью.
Внезапно Джим опустился передо мной на колени, и обнял за талию. Он посмотрел на меня с такой ужасающе-безграничной любовью, что я почувствовала, как во мне что-то треснуло.
— Не нужно любить меня, Нора. Просто продолжай заботиться обо мне и обещай остаться. Навсегда. Останься со мной. Выбери меня. Выбери нас как семью... включая детей.
Мы молча смотрели друг на друга. На его лице была тоска, а на моем — вина. Я отдала бы все что угодно, чтобы возродить в себе глубину его любви.
Что угодно.
Но ты не можешь заставить любить.
Он встал, наклонился и мягко поцеловал меня. Когда отступил, прошептал:
— В противном случае мы не сможем так продолжать. Сегодня вечером я жду твоего ответа.
✽✽✽✽✽
Сегодня вечером я жду твоего ответа.
Я вздрогнула, едва не уронив одну из коробок с хлопьями, которые укладывала на полке в магазине.
Я не хочу беспокоиться о том, что в один прекрасный день вернусь домой, а ты соберешь вещи и уедешь, как уехала и оставила свою семью.
— Черт, — вздохнула я, а затем прикусила губу, вспомнив, где я.
Я огляделась. На другом конце прохода стояла только одна женщина, не обращая на меня никакого внимания.
По правде говоря, я не чувствовала таких потрясений с тех пор, как оставила своих родителей. Я рискнула сбежать с Джимом, с надеждой найти лучшую жизнь, и что любви, которую испытывала к нему, будет достаточно. Вместо этого, нашла жизнь не слишком отличающуюся от той, что была в Доноване, и мужа, что так и не узнал меня, но все равно любил. Или некую версию, которую он думал, что знал. Любовь Джима ломала его самого. Потому что мы оба понимали, что именно я чувствовала при нашей встрече. Это была легкая влюбленность, наивное увлечение. А увлечение умирает, если не перерастает в любовь.
— Черт, — пробормотала я.
Наши отношения вызывали ненависть к самой себе.
А я стала ненавидеть себя раньше, чем Джим и я оказались в этой точке. Потому что оставить родителей было нелегко. Как только я прибыла в Эдинбург, несколько раз по электронной почте писала маме, но она не отвечала. Через шесть месяцев мне пришло оповещение, что электронный адрес заблокирован, потому что больше не используется.
Хотя и признавала, что неправа, я чувствовала себя глубоко раненой из-за отказа мамы общаться со мной. Слишком долго я прятала в себе эту рану. Примерно через год после нашего брака, я написала маме обычное письмо, но через месяц конверт вернулся в нераспечатанном виде.
Молли и Дон, мои единственные контакты, больше не жили в Доноване. Вскоре после того как я уехала, Молли отправила мне письмо и написала, что я вдохновила ее. Некоторое время мы обменивались электронными письмами, но вскоре прекратили, слишком занятые нашей новой жизнью. Последнее письмо было получено около восемнадцати месяцев назад из Сан-Диего, где Молли жила со своим бойфрендом Джедом. У него был свой бар, куда он нанял ее барменом. Они думали, что ненавидят друг друга, так как много спорили и ругались, но оказалось, что между любовью и ненавистью слишком тонкая грань.
Я боялась, что если останусь с Джимом, то мы перейдем эту грань. Прямо к ненависти.
Можно было остаться, и позволить себя любить, не давая в ответ того же. Несмотря на то, что я была достаточно эгоистична — не могла позволить сделать это Джиму. Я не могла так поступить с Джимом.
И еще я боялась. Страшно жить без него здесь. Страшно потерять Сеону, Родди и Энджи.
Но они были его.
По правде говоря, я сама не знала, способна ли на любовь. Возможно, все, что случилось с моим папой и подругой Мел, закрыло меня, и я отключила это чувство. Разве это хорошо, оставаться с Джимом, если я не могла его полюбить? Или остаться с Джимом из-за вины еще более эгоистично?
— Извините, я уже осмотрел повсюду, но не могу найти сироп.
Этот голос звучал как у актера Эвана МакГрегора, с акцентом, более англизированным и утонченным, чем у Джима. Глубокий хриплый голос вытолкнул меня из моих мыслей, и я обернулась к клиенту.
И моя челюсть чуть не упала на пол.
Я узнала эти зеленые глаза.
— Ты?! — произнесли мы одновременно.
Незнакомец из бара. Тот, кто поднял меня с пола и остановил драку.
— Мир маленький, — ухмыльнулся он.
— По всей видимости.
Мы смотрели друг на друга, и я оказалась полностью парализована им. Стоя так близко, он ошеломлял своей мужественностью, возвышаясь над моими ста пятидесяти тремя сантиметрами.
Незнакомец прочистил горло.
— Сироп?
Покраснев от своего глупого взгляда, я кивнула.
— Конечно. Сюда.
Я прошла мимо него, держась на расстоянии, но все же почувствовала запах его великолепного одеколона.
Я слышала, как он следовал за мной, и каждый нерв гудел. Ну почему он увидел меня здесь? В этой дурацкой форме? Я внезапно поняла, насколько нелепо выглядела.
— Итак, откуда ты, из США? — спросил он, шагая рядом со мной.
— Индиана, — ответила я.
— Мне нравится Индиана.
— Ты там был? — удивилась я.
Он кивнул, даря мне полуулыбку, которая выглядела очень-очень-очень сексуальной.
— Это же не в альтернативном измерении.
Я рассмеялась, ненавидя, как нервничала. Я не хотела, чтобы этот мужчина думал, что заставляет меня нервничать. Хотя так и случилось.
— Но очевидно, что ты никогда не был в Доноване.
— Не буду утверждать, что знаю, где это.
Если бы он когда-либо посетил Донован, то местные женщины не позволили бы ему сбежать. Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться над этой мыслью.
— Сироп, — я остановилась у полки, и жестом указала на нее. — Все виды.
Не глядя на полку, незнакомец посмотрел на меня. Его взгляд упал на мою руку.
— Болит запястье?
Он заметил это, да? Трепет пронесся по мне при мысли, что я привлекла его внимание.
— Все нормально. Спасибо, что вчера вмешался.
— Могу только представить, как далеко эти парни вышли за рамки, что твой муж так отреагировал.
Да, конечно, именно так. Только не могла сказать, был ли Джим пассивно-агрессивным или просто предположил, что что-то произойдет. Его бурчания по дороге домой, что я изменяю ему, утренняя ссора… Внезапно я почувствовала желание обороняться. Я не хотела говорить о Джиме с незнакомцем с причудливыми часами и интеллигентным шотландским акцентом, от которого покалывало в животе. Вероятно, он подумал, что мы с Джимом похожи на те мелодраматические пары, на шоу Джерри Спрингера, которые далеки от пределов его социальной сферы, и это было не смешно (Примеч.: The Jerry Springer Show — Американская телевизионная передача в формате ток-шоу производства телекомпании NBC).
— Могу я помочь Вам чем-нибудь еще?
Если он и удивился моему тону, то не показал этого.
— Нет, просто сироп, — он подошел ко мне, чтобы схватить бутылку с полки.
Я дежурно улыбнулась и повернулась на каблуках, чтобы оставить его.
— Ты слишком молода, чтобы быть кому-то женой, нет?
Я успокоилась от любопытства в его голосе.
Я не понимала смысла, для чего ему нужно разговаривать со мной на моей работе. Да, он заметил меня в баре, но к чему такое любопытство. Тем не менее, я тоже интересовалась им, наверное от того, что у меня раньше не было такой внутренней реакции на незнакомца. Я медленно развернулась и приподняла бровь.
— Прости?
Незнакомец хмыкнул, видимо, наслаждаясь моим раздражением.
— Я хотел сказать, что ты очень умна, чтобы выходит замуж так рано.
Я скрестила руки на груди, смутившись.
— Откуда ты знаешь, что я умна?
Он указал на свои глаза.
— Я вижу это.
— Ты можешь просто увидеть, что я умная? — в недоумении я указала пальцем на себя. — В самом деле?
— Многие умные люди работали в супермаркете. И ты выглядишь слишком усталой для своего возраста. Я много общаюсь с молодежью и понял, что они выглядят старше своих лет, когда устают от жизни.
Это ошеломило меня, потому что и правда, я чувствовала себя старше своих лет. Но я находилась в обороне, и снова нахмурилась:
— Никто не может это узнать, просто глядя в глаза.
— У тебя очень выразительные глаза.
Я нервничала из-за близости и притяжения, поэтому сделала шаг назад, насторожено наблюдая за ним.
— Ты меня не знаешь. Ты совершенно незнакомый человек.
— Я знаю, — он показал мне порочную улыбку, из-за которой мой живот дрогнул, отреагировав глубоко в чувственном местечке. — И, к сожалению, до тех пор, пока это кольцо остается на твоем пальце, — указал он на мое золотое обручальное кольцо, — я таким для тебя и останусь.
Пораженная, немного запутанная и… возбужденная, я прикрыла свои многочисленные эмоции сарказмом:
— Я немного молода для тебя?
— Ой, — засмеялся он, хватаясь за грудь, — прямо в точку!
— Что ж? — усмехнулась я.
Он смотрел на меня, почти так же интенсивно, как когда-то Джим. За исключением того, что Джим тогда меня настораживал. А этого незнакомца я не боялась. Я почувствовала причудливую подавляющую потребность в нем.
— Вчера, — размышлял он, потирая большим пальцем губы, которые меня так загипнотизировали, — я предполагал, что тебе двадцать.
— Двадцать один, — поправила я.
— Так вот, твои двадцать один, определенно слишком молоды для меня.
— А сегодня? — я затаила дыхание.
— Я поставил бы все что у меня есть, что ты выглядишь старше двадцати одного. Жаль, — его горячий взгляд охватил меня, заставляя дрожать от желания, — что ты, тем не менее, замужем.
«И мне жаль», — хотела я ответить, но лишь ухмыльнулась ему:
— Ты прямой, я признаю. Самонадеянный, но хороший.
Он наклонил голову, зеленые глаза сверкали от веселья.
— Самонадеянный? Почему?
— Потому что чувствую, что если бы я не была замужем, ты думал, что я буду в твоей постели к концу дня. И воспринимал это как должное.
Похоже, незнакомец так и считал.
— Может быть, — наконец пробормотал он. — Наверное, мы никогда этого не узнаем.
И тут, его слова вызвали необъяснимую сокрушительную грусть, которая обрушилась на меня.
И что странно, незнакомец, казалось, чувствовал это, так как его собственное сожаление омрачило его лицо. С печальной сдержанной улыбкой он сделал несколько шагов назад.
— Удачи в жизни, девушка из бара.
Удачи в жизни, незнакомец из бара.
Я не могла и слова сказать. Они застряли.
Наконец, его высокая фигура исчезла за углом прохода, и его шаги затихли.
Я выдохнула.
Что это было?
Чувствуя потрясение от странной встречи, я отступила в проходе, пытаясь понять, что, черт возьми, это было.
Затем меня поразила мысль. На самом деле — решение. И я замерла в проходе продовольственного отдела. Незнакомый мужчина вызвал у меня реакцию, которую никогда не вызывал Джим. Когда я смотрела в глаза этого мужчины, то хотела узнать, кто он, чем занимается, что заставило его мне помочь. Все о нем. Я поняла, что чувствовала к незнакомцу то же, что и Джим, должно быть, чувствовал ко мне, когда мы встретились.
Я не знала, что тогда должна была чувствовать.
Я видела только надежду, которую представлял Джим.
Однако теперь знала. Теперь я повзрослела. У меня не было детской наивности, чтобы отказать в оправдании моих ошибок. Джим заслуживал того, чтобы найти ту, которая будет любить его, как он достоин. Он не заслуживает того, чтобы его смущала безответная любовь, и я не заслужила чувства вины за его чувство собственности.
Я должна отпустить моего мужа.
От такого решение меня затошнило.
— Нора.
Узнав голос, я развернулась, смутившись, когда увидела мать Джима, стоящую передо мной.
— Энджи?
Она молча смотрела на меня. Она просто стояла, и это напомнило мне страшную картину, когда Мелани сказала, что умирает. Энджи была бледной, в голубых глазах пустота.
— Нора… — мое имя задрожало на ее губах.
Нет.
Нет.
НЕТ!
— Он ушел, — вдруг всхлипнула она, резко и ужасно.
— Нет, — я покачала головой, отступая от нее.
Она молча умоляла меня, просила.
— Энджи... — тошнота вернулась ко мне. — Пожалуйста…
Она всхлипнула.
— Он ушел. Мой малыш ушел.
Часть II
Глава 7
Эдинбург, Шотландия, август 2015
Мой автобус отправился из Сайтхилл на Принц-стрит, и я стала наблюдать за людьми глядя в окно, пока мы медленно проезжали на запад к центру города. Я любила наблюдать за людьми. Мне нравилось представлять себе их жизнь в момент моего наблюдения. Автобус остановился в пробке, и внимание привлекла пожилая пара: по оживленной улице, держась за руки шли мужчина и женщина. С улыбкой на лицах они что-то друг другу говорили.
Были ли они возлюбленными с детства? Примером великой любви, о которой все слышали, но никогда не испытывали? Шестьдесят лет вместе, и все еще влюблены…
Или они встретились после того как овдовели или развелись, и, найдя любовь, наслаждались ею, а не сожалели о проведенных друг без друга годах?
Я задумчиво улыбнулась, когда автобус тронулся, оставив пожилую пару позади.
— Проклятая жара! — вынула меня из размышлений женщина через проход прокричав шоферу: — Как насчет того, чтобы открыть окно, а?
Это не совсем так. Я с шотландцами придерживалась разного мнения о жаркой погоде, и по мне, этот месяц был умеренным. И влажным.
— Послушай, если у тебя менопауза, это не означает что и у нас тоже, верно? — сказал сидящий за спиной парень.
Мысленно простонав, я поспешила достать наушники, чтобы не слышать предстоящий спор.
Я с удовольствием вышла с автобуса, и прогулялась по тротуару Принц-стрит к железнодорожной станции Эдинбурга Уэверли. По мере того, как песня Хозье «Отведи меня в Церковь» перекрыла звуки движения, суеты и болтовни проходящих мимо людей, я почувствовала что успокаиваюсь (Примеч.: «Take Me to Church», Hozier ирландский музыкант-исполнитель). Мне нравилось находиться в городе. Мне нравилось сбегать сюда из моей крошечной односпальной квартиры в уродливом сером здании в квартале от дома Энджи.
Думаю, именно поэтому я устроилась на работу в Старом городе, и не сняла квартиру поближе. Энджи утверждала, что я трачу деньги на проезд. Но мне нужно вырываться наружу.
Я поднялась по крутой изогнутой улице ведущей к Королевской Миле. Когда проходила мимо окон своей работы, заглянула внутрь. Лия, владелец и мой босс, улыбалась и болтала с клиентом. Манекены в окне демонстрировали винтажные платья и роскошные кардиганы. Магазин-бутик одежды под названием «Яблочная пастила» (Примеч.: Apple Butter) был небольшим, но всегда полон клиентов из-за удачного расположения на Кокберн-стрит. Сама дорога была выложена булыжником, так же как и Королевская миля. На широких дорожных тротуарах располагалось множество лавочек и магазинов-бутиков, продающих украшения, антиквариат и одежду. Работали также пабы, кафе, и тату-салон.