Возвращалась обратно я нехотя, с трудом. Вновь обнаружив себя на кровати своей спальни, я решила, что мне приснился сон на фоне произошедшего горя. Помня, как я отыскала внутри себя резерв, я вновь потянулась к нему. Пустота и холод. Резко приподнявшись на кровати, я прижала ладони к ноющему сердцу. Не сон?
Только тогда я заметила спящую в кресле Вилью. Казалось, на ее лице прибавилось морщин, в чертах лица залегли тоска и беспокойство. Ее глаза распахнулись, словно она ощутила мой взгляд.
— Внученька, — на выдохе произнесла она, а по щекам заскользили слезы.
— Вилья, зачем ты здесь спала? У тебя же суставы больные.
Но она даже не услышала моих слов. Кряхтя поднялась с кресла, села на край моей кровати и обняла меня с силой, которая, казалось, так не соответствует ее хрупкой фигуре. Человеческое тепло отогревало заледеневшее сердце и в то же время усиливало тоску, напоминая о моем одиночестве. Ведь у меня нет родных, ни в этом мире, ни в том. Я совсем одна.
— Дрейсон провел ритуал раньше срока? — спросила я, когда Вилья отстранилась от меня. В ее глазах зажглось сочувствие.
— Да. Ты выжгла свой Дар.
— Выжгла? — переспросила я. Странно, но в душе было пусто, будто с Даром я выжгла эмоции и чувства.
Вилья рассказала, что Дрейсон провел ритуал восполнив энергию своим резервом, но раньше я сама прервала ритуал, начав сопротивляться. Ритуал должен был пройти безболезненно и незаметно. Оказалось, все дело в том, что я заснула, обратившись к резерву, чего делать нельзя. Но откуда я могла знать? По ее словам, маги после выжигания умирают либо сразу, либо постепенно, но мой Дар был слишком слаб, потому скорее всего я и выжила.
— Я покидаю дом вита Дрейсона? — как сквозь вату услышала я слова Вильи.
— Уходишь? Куда? Зачем?
— Стара я стала, внученька. Да и сердце не спокойно, оттого что я не могу помочь тебе.
— Клятва не позволяет тебе пойти против Дрейсона, — возразила я. Она нежно погладила меня по щеке, тепло улыбнувшись.
— У меня для тебя подарок, — Вилья протянула мне книжку в бежевом кожаном переплете. — Здесь все знания, собранные мной и моей семьей. Научить тебя я не смогу, да ты и сама справишься.
— Я не могу, Вилья, — мигом отдернула я протянутую было к книжке руку.
— Бери-бери. Это только копия. Аластор помог с артефактом. А книга уже запечатана твоей кровью, так что воспользоваться ей можешь только ты, — она вложила в мои ладони книгу. Потом приблизилась, чтобы поцеловать в лоб.
Новость о том, что даже Вилья покидает меня окончательно добила. Я не злилась на нее, не упрекала. Она планировала уход еще до моего появления в особняке. Мне кажется, не уходила только из-за меня.
— Ты не можешь уйти, — услышала я за приоткрытой дверью яростный возглас Дрейсона. — Ты нужна Насте.
— Ей нужны только покой и время. Мой вещи собраны, утром я отбуду, прошу освободить меня от клятвы.
— Освобождаю от данного обета, — после краткого молчания отозвался Дрейсон. В эти мгновения я почти явственно видела лицо Дрейсона перед глазами, казалось, даже ощутила его тяжкий вздох. — Не думай, что я позволю тебе путешествовать одной. Я благодарен тебе за все, что ты делала для моей семьи эти годы. Я выделю тебе сопровождение.
— Береги себя, Виттор. Отпусти ее, не удерживай силой. Если вам суждено быть вместе, так и будет.
— Я не могу без нее, Вилья, — отчаяние в его голосе заставило сжаться от боли израненное сердце. Дрейсон не может без меня, без своей истинной пары. И в страхе потерять лишил меня свободы и Дара.
Апатия поглотила меня. Я не вставала с кровати. Просто лежала, просто смотрела перед собой, почти не думая ни о чем. Желание что-то делать, предприниматься, бежать пропало. Нечто подобное я испытывала только после смерти родителей. Прошлое потеряло значение, окружающий мир будто лишился красок и привлекательности. Наверное, я сломалась, наверное, слишком многое на меня рухнуло, раздавив под грузом боли, скорби, собственной ничтожности перед лицом обстоятельств.
Дрейсон постоянно был при мне. Уговаривал меня поесть, встать с кровати, поговорить с ним. Временами я ощущала мимолетные поцелуи, но оставалась безучастна к его просьбам и попыткам расшевелить.
В одну из ночей я проснулась от шума крыльев за окном. Приподнялась на кровати, ощущая слабость в теле. В распахнувшиеся створки окна влетел грифон. Настоящий! Я была так потрясена, что даже не могла вскрикнуть. Грифон, заметив меня, повернул голову в сторону. Большие серебряные глаза с узким зрачком смотрели с интересом. Взмахнув белоснежными с черными вкраплениями крыльями, он двинулся ко мне, цокая изогнутыми тройными когтями по полу. Под белоснежной шкурой перекатывались тугие мышцы. В животном ощущались мощь и сила.
Страха я не испытывала. В грифоне я чувствовала разум и что-то родное, настолько близкое, что на миг защемило сердце. Грифон подошел к самой кровати. Без страха протянув руку, я коснулась чуть шершавого изогнутого клюва. Приподнявшись на колени, я провела ладонью к его пушистым перьям. В следующее мгновение моя ладонь уже лежала поверх щеки Дрейсона.
Он прижал мою ладонь к своей щеке, прикрыв глаза, словно пытался впитать в себя ощущения моего прикосновения. Впервые за последние дни я присматривалась к нему столь внимательно. Он будто похудел, кожа посерела, под глазами пролегли темные круги.
— Настя, пожалуйста, поешь хоть немного, — попросил он, открыв глаза. В его взгляде невероятным образом слились отчаяние и надежда.
— Не хочу, — я отдернула руку, легла в кровати, поворачиваясь к нему спиной. Я правда не хотела есть, не хотела абсолютно ничего.
— Ты вынуждаешь меня принимать меры, — уже жестко проговорил он. Я не ответила, просто проигнорировала его, как и в прошлые разы, когда он уговаривал меня. Была уверена, что он уже ничего мне не сделает. А зря…
Глава 27
Анастасия Свободина.
Меня тормошили минут десять, не меньше. Не выдержав тряски, я все же открыла глаза. Виттор резко посадил меня, подложив за спину подушку.
— Настя, ты должна поесть, — он грозно нахмурился, сведя брови, в серых глазах блистали молнии. За его спиной сквозь раскрытые окна светило солнце, подсвечивая его фигуру. Сейчас он мне показался почти красивым.
— Не хочу, — я перевела безразличный взгляд к тарелке с кашей, украшенной ягодами, стоящей на прикроватной тумбочке. До носа донеслись аппетитные ароматы каши и свежие запахи земляники и ежевики. Желудок сжался от голода. Наверное, впервые за… Сколько времени уже прошло?
В руках Дрейсона появился золотой медальон с изумрудом в основании.
— Что это? — насторожилась я, когда медальон был надет на меня. Я с опаской коснулась кончиками пальцев камня в основании украшения. Внутри него ощущалась сила, мне кажется, я даже различила нити плетения, вглядевшись внутрь.
— Ешь, — приказал Дрейсон, поставив передо мной столик.
Несколько секунд непонимания, а следом мои руки пришли в движение по его команде. Схватили ложку, чуть помешали кашу.
— Такие артефакты запрещены. — По щекам струились слезы, пока я поглощала кашу. Вот он и получил, что хотел, бесправную и послушную игрушку, которая принесет ему сильных наследников.
— Кроме случаев опекунства, — пояснил он. — Не отвлекайся, ешь.
Артефакты, подавляющие волю, были запрещены не только в Вудрии, но и на территории всего материка. Изготавливать его могли только королевские артефакторы по специальному разрешению. К счастью, такие артефакты мог создать только довольно сильный и искусный артефактор. Например, такой, как Аластор, если бы решил пойти против закона. Дрейсон же был приближен к короне. Наверняка, достать для себя такой артефакт не составило труда.
В молчании я поглотила кашу, выпила бодрящий отвар, глотая злые слезы. Виттор вышел ненадолго в купальню, потом вернулся и просто стоял над душой, наблюдая за тем, как я выполняю его приказ. После того, как с трапезой было закончено, он отложил столик, сдернул с меня одеяло. И довольно быстро стянул с меня ночную сорочку. Я даже не помнила, чтобы надевала ее. Он меня переодевал или кто-то из прислуги? Сжавшись под его горящим взглядом, я ожидала продолжения.
Дрейсон аккуратно поднял меня на руки и понес в купальню. Только тогда я поняла, что он отлучался, чтобы включить воду. Ванная уже почти наполнилась. По помещению разливался приятный аромат масел. Ну да, наверное, я плохо пахну. Дрейсон решил перенести место действия в купальню? Я читала, что мужчины хотят разнообразия. Видимо и у него это желание стрельнуло.
Дрейсон осторожно опустил меня в ванную. Теплая вода обхватила тело, надавила на грудь, чуть сбив дыхание. Перебравшись к центру огромной ванной, я с замиранием сердца слушала, как звякают застежки, шуршит одежда, пока Дрейсон торопливо раздевается. Сейчас я не представляла, как приму его после всего, что произошло. И в тоже время шквал ощущений и собственных чувств оглушал после долгих дней апатии. По поверхности воды пошли круги, когда Дрейсон опустился в ванную позади меня. Он притянул меня ближе за талию, расположив между разведенных ног.
— Опусти голову, — попросил он, не приказал. И я послушалась. Он смочил мои волосы водой, потом намылил их шампунем, мягко массируя кожу головы.
Мне было приятно. Мужские пальцы действовали уверенно и осторожно, словно Дрейсон боялся причинить мне боль. Эта трепетность прикосновений расслабляла. Прикрыв глаза, я сидела в теплой воде, наслаждаясь неторопливыми прикосновениями Дрейсона. Вскоре он смыл шампунь с моих волос и мягко подсадил меня на бортик ванной.
Теперь я уже наблюдала за ним. Лениво оглядывала его сосредоточенное лицо, пока он намыливал мочалку, его фигуру, скользя по твердой линии перекатывающихся при движении мышц. Он сильный, мощный. Наверное, при желании он мог бы убить меня за один не самый сильный удар.
Намылив мочалку, Виттор приблизился ко мне, всколыхнув воду. Подхватил мою ногу за лодыжку. Все эти дня я провела в апатичной полудреме. Может поэтому его прикосновения воспринимались столь будоражаще? Мочалка неторопливо массировала кожу, поднимаясь по лодыжке к коленке, и все выше, пока ненавязчиво не прошлась между ног, вызывая дрожь в теле и волнение в сердце, от которого я почти задохнулась, отвыкшая от ярких эмоций. Мочалка переместилась дальше по бедру к колену второй ноги, помассировала стопу, вызвав легкую щекотку.
Уперев стопы в грудь Виттора, я посмотрела в его глаза. Он хотел меня. Очень сильно. Я видела это в его взгляде, в напряжении его тела, в подрагивании его пальцев. Виттор чуть подался вперед, раздвинув мои ноги, чтобы начать намыливать мой торс. Неторопливые движения мочалки поднялись от талии к груди. Он обвел большим пальцем линию ареола, сорвав с моих губ тихий стон, резко приблизился. Но просто, чтобы намылить мочалкой мою спину. Глядя глаза в глаза. Распределяя мыло, разжигая волнение в сердце и жар внизу живота.
Его пальцы пробегались, надавливая, по позвоночнику, заставляя невольно выгибаться, прижиматься грудью к его груди. Мой тихий стон разнесся по пространству купальни. Встрепенувшись, я прикрыла лицо ладошками. Виттор притянул меня к себе, убрал мои ладони, чтобы заглянуть горящим взглядом в мои глаза.
Поцелуй все длился и длился. Томительно долго, сладко и пугающе.
- Настя, — еле слышно прошептал он, сквозь плотно стиснутые зубы, перехватив мою ладошку. Чтобы уже ей накрыть твердое мужское естество.
Сердце в этот момент екнуло и ускорило свой итак скоростной бег. Виттор направлял мою ладонь вверх и вниз по влажной коже. Несколько резких движений в тишине и горячая сперма брызнула на наши плотно сжатые ладони под утробный стон мужчины. Виттор опустился со мной в воду. Наверное, минут пять мы просто так сидели в молчании, слушая дыхание друг друга, приходя в себя после внезапной близости.
— Прости, я не сдержался.
Его извинение, произнесенное с такой легкостью, ввергло меня в шок. За что он извинялся? За то, что поцеловал, по сути, сбросив свое напряжение самостоятельно?
Он вновь обнял меня. Его ладонь пробежавшись по внутренней стороне бедра, скользнула между моих ног.
— Хочешь, я тебя поласкаю? — спросил он, прижавшись губами к моему ушку.
— Нет, — отозвалась я, отворачиваясь.
Да, я возбудилась. Мало кто, остался бы равнодушен. Но неудовлетворение скользило на краю сознания, не особо беспокоило.
— Как скажешь. — Виттор убрал руку. Просто обнял меня.
Мы просидели вот так, обнявшись с полчаса точно. Действие бодрящего отвара заканчивалось, я начинала клевать носом. Виттор заметив мою усталость, вышел из ванной, отерся полотенцем. Следом вытащил и меня, закутав в большое полотенце. Уже в спальне он полотенцем просушил мои волосы, уложил в кровать, переодев в ночную сорочку. Засыпала я в растерянности и недоумении, ведь совершенно не ожидала ничего подобного от Дрейсона.
Так прошло шесть дней. Дрейсон появлялся каждый мой прием пищи, приказывал есть, мыл меня, но уже без сексуального подтекста, переодевал, поил лечебными отварами. На шестую ночь он пришел ко мне в обличие грифона. Мне кажется, я почувствовала его раньше, чем он влетел в открывшиеся окна.
Поднявшись с кровати, я направилась к нему. В глубине души поднималось любопытство и воодушевление.
— Не превращайся обратно, — попросила я, протягивая ладонь к клюву грифона. Он ткнулся клювом в мою ладонь, довольно зажмурив серые глаза.
Обрадованная его согласием, я принялась гладить его перья, перешла к месту перехода перьев к шкуре. Приподняла лапу, чтобы оценить остроту когтей и провести пальчиками по шершавым подушечкам лап. Проведя ладонью по крупу, я перебралась к длинному львиному хвосту. Вот заглянуть под хвост грифон мне не дал. Резво прыгнул вперед.
— Да ладно тебе, что я там не видела?
Грифон фыркнул на мои слова, обращаясь человеком. Сегодня Дрейсон предстал в строгом черном костюме и белой рубашке. Отросшие за последнее время волосы были аккуратно уложены на бок.
— Ты часто заглядываешь под хвост грифонам? — густая бровь Дрейсона иронично изогнулась. Губы подрагивали в улыбке.
— Я часто осматриваю животных, — буркнула я обиженно. На что Дрейсон рассмеялся. Громко и заливисто. Отчего я залюбовалась им. Но сразу одернула себя. Нельзя любоваться тем, кто лишил тебя всего.
Виттор стремительно приблизился, обнял. Поцеловал, крепко, жарко. Подхватил на руки и отнес на кровать. Его поцелуи становились настойчивее, как и прикосновения.
— Даже сопротивляться не будешь? — спросил он, оторвавшись от моих губ. — Или уже не ненавидишь?
— Какая разница? Ты можешь приказать что угодно, — в раздражении я дернула цепочку артефакта. Которую невозможно порвать или снять. По крайней мере, за сотню попыток у меня не вышло.
— Могу, — согласился Дрейсон. — Что мне приказать? — протянул он, изучая мое тело задумчивым взглядом.
Глава 28
Анастасия Свободина.
— Просто оставь меня в покое. Не трогай, — попросила я, мысленно уговаривая свое сердце успокоиться.
Слишком много эмоций во мне будило присутствие Дрейсона. Страх, ненависть, волнение и надежду. Надежду даже сама не знаю на что. Может на то, чтобы он хоть раз выполнил мою просьбу? Гремучий коктейль. Куда легче было лежать и ни о чем не думать, забыться в собственном горе. Легче и так малодушно.
— Не трогать? — на его губах мелькнула предвкушающая усмешка. — Может тогда ты сама?
Несколько секунд я взирала в его смеющиеся глаза с непониманием.
— Что сама? — стоило спросить, как понимание обрушилось на меня, вылившись в яркий румянец на щеках. Да я задохнулась от возмущения.
— Убью, — пригрозила я, прежде чем подумала. Что я могу против него?
— Ты убиваешь меня каждый день своим состоянием, Настя.
Слова и взгляд сквозили такой обреченностью и отчаянием, что, не выдержав, я отвернулась.
— Не отворачивайся. Хватит закрываться в себе.
Сжав пальцами мой подбородок, он развернул мое лицо к себе. Потом провел ладонью по моему плечу. Только сейчас я заметила, что печати греха больше нет. Когда он ее снял? Я свободна? Точнее теперь я вольная. Вне закона в Вудрии без печати сюзерена. Зато без печати он не сможет меня найти. И сразу вспомнилось, что на мне теперь артефакт. Может, в книге Вильи есть записи, как снять артефакт без Дрейсона?