– Успеется, – криво усмехнувшись, произнес Максим.
– Успеется? – Подался вперед Павел Карлович. – Так, значит, вы не против?
– Россию разрывает на части противоречия. Одни хотят одного, другие другого. И таких группировок масса. Удаленные районы, такие как Кавказ и Средняя Азия, Финляндия и Польша, Украина и Крым, казаки и Прибалтика стремятся к независимости. Есть борцы за местечковую независимость и самостийность, в том числе и среди высокопоставленных офицеров. Того и гляди – в каждом хуторе и каждой деревне появится свой пан-атаман с претензиями на мировое господство и вон тот лужок. Страну разрывает на части…
– Так значит, ее нужно спасать!
– Нужно. Но как вы предлагаете это сделать? Ввести войска в Петроград, свергнуть воровское правительство и установить свое? Такое же незаконное, к слову. К чему это приведет? А я вам скажу – к большой крови. Это укрепит позиции Брусилова. Если он пообещает всем этим борцам за всякого рода независимость свободы столько, сколько они унесут, то мы окунемся в большую и страшную Гражданскую войну. Когда нужно будет каждое село давить силой оружия и принуждать к миру. Смута наступит не хуже той, что после смерти Годунова началась. А это, значит, что? Правильно. Мы потеряем все завоевания в этой тяжелой войне: земли, ресурсы, людей. И в самом лучшем случае останемся при своих на начало войны. Но на это рассчитывать не стоит. Ту же Польшу мы можем не удержать, как и Финляндию и кое-какие регионы Украины, Кавказа и Средней Азии. То есть, получится, что мужики на фронте гибли зря. Женщины в тылу голодали зря. Вся страна надрывалась зря. И Император умер зря… и вся его семья… и вообще все зря. Тлен и мусор. Коту под хвост. Нет, Павел Карлович, спешить не надо.
– Но страна же рассыпается!
– Знаете, если дать общий залп картечью из пушек, то во многих солдат, идущих в первых рядах, попадет по несколько картечин. Залп сильный. Урон – слабый. Несколько раз убить одного солдата – не одно и тоже, что и убить несколько раз разных. Поэтому стрелять нужно поочередно, давая первым рядам опадать на землю. Так и тут.
– Не понимаю вас.
– Социалисты и Керенский сцепились, вгрызаясь друг другу в глотку. Их борьба ослабляет позиции Брусилова и, как следствие, лишает сепаратистов единого центра кристаллизации. Керенский не хочет бороться, он хочет сбежать. Этого допустить нельзя. Он должен понять, что все пропало и отступать некуда. Что вынудит его вцепиться в социалистов мертвой хваткой, борясь за свое место под солнцем.
– Было бы неплохо, – чуть подумав кивнул Ренненкампф. – Но как этого добиться?
– Для начала пригласите его доверенных лиц и предложите сделку. Устно. Никаких бумаг. Дескать, вы готовы ему помочь вывезти золото. Но нужно будет делиться. И вам долю, и Николаю Оттовичу, и командиру корабля, и датской там или шведской таможне. И так далее. То есть, с каждой тонны золота по 2–3 или больше, если получится, сверху. А как он это золото привезет, попросите у него мандат. Но уже официально.
– Смешно. Но что это даст? Он ведь и так вывез кое-какие средства.
– Эти средства всегда можно заблокировать. В конце концов кусок золота и в Парагвае кусок золота. А бумажный рубль в любой момент может оказаться пригодным только в сортире подтираться. Потому он и старается вывезти золото. После войны, как уже бывало не раз, может начаться инфляция и в считанные месяцы лишить его средств.
– Допустим, – кивнул Павел Карлович.
– Главное – поставить его перед выбором: либо убегать голытьбой, либо оставаться и бороться за свое будущее – продолжив курс на удержание политической власти, пусть и формальной. Хотя бы в столице, чтобы потом было от чего отталкиваться в торге за свою жизнь и судьбу. То есть, решать уже вопрос с социалистами самым кардинальным образом. Они ему больше не нужны. Единственным способом разрешения проблемы социалистов – введение войск. Какие войск? Правильно. Тех, которые еще верны Брусилову. Остальные он не только не контролирует, но и не рискнет с ними связываться. Все верные полки Брусилов не даст, но сколько-то выделит. А значит ослабит свои позиции в Юго-Западном фронте.
– Ослабит… этого недостаточно.
– В какой-то мере. Пока у Брусилова есть достаточно лично преданных полков – он пусть и в сложной ситуации, но еще на коне. Он самый сильный в этой камере. Как только у князьков сепаратизма сил окажется больше, он перейдет в статус свадебного генерала, потеряв остатки реальной власти. Да, он сможет с ними договориться, но не со всеми, не быстро и не просто. Чем меньше у него будет лично преданных сил, тем сильнее градус противоречия станет нарастать среди войск Юго-Западного фронта.
– Допустим. А что дальше?
– А дальше… – загадочно улыбнулся Максим. – Я подготовил небольшой сюрприз. Корпус в целом готов. Ну как корпус? Считай усиленная дивизия. Так как грузовиков на большее у нас просто нет. И над ней еще работать и работать. Но для задач, которые ему надлежит решать, вполне достаточно.
– Вы все-таки пойдете в рейд?
– Да.
– А куда?
– Я пока не могу сказать.
– Максим Иванович, мне же нужно подготовиться!
Немного помедлив Меншиков встал. Подошел к столу. Взял перьевую ручку и чистый лист бумаги. Обмакнул перо в чернила. Аккуратно смахнул капельку. И написал слово. Потом еще одно. И еще. И еще. Вернул перьевую ручку в подставку и поднял взгляд на стоящего уже подле него Ренненкампфа.
– Это безумие! – Тихо воскликнул он.
– Тс-с-с, – произнес Максим, скосившись на дверь.
– Вы уверены?
– Да. И мне будет нужна ваша помощь – вот здесь. – Ткнул он пальцем в одну из надписей.
– Это будет непросто.
– И все же, поговорите с Николаем Оттовичем. Возможно он сможет что-то придумать.
Ренненкампф поднял удивленный взгляд на Меншикова. Несколько секунд помолчал. А потом кивнул и улыбнулся.
– Попробую. Это безумно, но…
– Этот план не более безумен, чем взятие Рима. А вы ведь в него не верили изначально.
– Не верил, – кивнул с улыбкой Павел Карлович. – Считал, что вы пытаетесь дезинформацию кому-то продать. Через меня, чтобы подороже…
Проболтали они еще с полчаса. После чего покинули кабинет и отправились трапезничать. А уходя Максим остановился у секретаря и попросил просушить комнату, немного протопив. Несколько дней шел дождь и в помещении стало слишком влажно…
Отобедав и проведя еще несколько часов в общении, то с Павлом Карловичем, то с супругой и сыновьями, то со старыми друзьями, Меншиков вернулся в свой кабинет. На первый взгляд все было аккуратно и пристойно. Жарковато. Но не сильно. Истопник толково успел прогреть небольшую комнату, подсушив от излишней влажности, а потом еще и проветрить, убирая лишний жар в дымоход.
Впрочем, нашего героя интересовало совсем не это. Все свои документы он хранил под замком. В большой напольном сейфе ли, в закрывающихся ли ящиках стола – не важно. Главное – когда он покидал кабинет, на столе могла оставаться только чистая бумага и писчие принадлежности. Чтобы не смущать любопытные носы. В этот раз все получилось точно также. Он взял лист, на котором начеркал Ренненкампфу свой план рейда, сложил его несколько раз и убрал во внутренний карман мундира. С ним и ушел.
В мусорной корзине же оставил лежать заранее заготовленную «утку» в виде скомканного листа бумаги, исписанного чем-то. Он уже не раз так делал, надеясь на то, что шпион, который был безусловно в его окружении и не один, отреагирует. Раз за разом забрасывал удочку и все без поклевки. Он даже стал сомневаться в том, если в его окружении шпионы. А тут, пройдя к мусорному ведру и достав скомканный лист, он расплылся в улыбке. Тот, что лежал в ведре был девственно чист… То есть, оригинал забрали, оставив для вида лежать наспех сделанный муляж.
Своих Максим держал под изрядным колпаком посредством Марты. Эта его случайная любовница оказалась очень кстати. Никто не знал кто она и откуда, и почему Максим ее приютил. Основной версией была – доброта душевная, дескать, не смог в те дни еще полковник, проехать мимо голодающей матери с малолетним ребенком на руках. Вот и пристроил. А Марта не спешила эти слухи опровергнуть. Встречались они только в рабочем порядке, так как женщина сделала карьеру, «выслужившись» в горничные за услужливость. Но поднята была не самим Максимом, а его супругой. В общем – все выглядело непросто и запутано, сама же Марта казалась окружающим просто баловнем судьбы. Нос она не задирала. Что помогало ей лучше видеть и слышать все сплетни и пересуды среди прислуги. И своевременно доносить. Но не Максиму, а Татьяне Николаевне, у которой она горничной и стала.
И Марта стала только одним из источников поступления информации. Их хватало. Поэтому странное поведение тех или иных персонажей в ближайшем окружении отслеживалось очень легко. И появление шпиона удалось выявить на самом старте. Слишком уж он совал нос куда не надо. Осторожно, но недостаточно для того, чтобы простые слуги его не заметили. Вот Максим и пытался скормить этому шпиону дезинформацию, относительно своих планов.
На кого он работал? В сложившихся условиях это было не важно. На Керенского? Так он все равно все немцам передаст. На самих немцев? Тем лучше. На австро-венгров? Неожиданно, но в этом случае они тоже все сольют в Берлин. На англичан? Так и они также поступят. Им дальнейший успех России в войне был не нужен. Слишком уж она усилилась. Но и явно препятствовать ей они не смогут. Поэтому что? Правильно. Постараются сломать планы Меншикова. На кого бы этот шпион не работал – сведения все равно попадут в Берлин. Вопрос лишь сроков и путей. Оставалось придумать схему передачи шпиону этих сведений. Наш герой и так, и этак старался. А он все мимо заходил. Видно туповат или совсем неопытный. И вот, наконец, успех. Наконец-то. Поклевка. Значит, что? Правильно. Оставалось подсечь и начать вываживать эту рыбу… безусловно, очень крупную. Наверное, самую крупную в его жизни…
Глава 3
1916 год, 19–21 сентября, Штормград, Прага, Берлин
Семен Семеныч вел свой тяжелый истребитель спокойно и уверено. Чай не первый раз. И даже не десятый. Налет был – дай боже. За триста часов. По тем годам – очень много. Почти запредельно. Его ведомый пока имел всего за сотню, но этого хватало для прикрытия тыла в парном звене.
Четверка легких радиальных двигателей воздушного охлаждения, собранные в парные гондолы, мерно гудели. Обороты он не выкручивал. Куда рваться то? А ресурс у них – дело конечное, причем быстро и легко. Запас был. Но ему не нравилось жечь движки зазря.
Второй номер его самолета – Петрович – был молчуном от природы. Сидит себя, смотрит в небо, выискивая самолеты немцев. Молча и неподвижно. Словно бы и не человек, а механизм какой. Ни песни спеть, ни поболтать о чем-нибудь лишенном всякого смысла. Да он даже стволом пулемета и то от скуки не водил из стороны в сторону. Просто держал его на фиксаторе. Иной раз Семен Семеныч даже забывал, что он летит не один.
Тишина. Небо в горизонт. Благодать.
Легкое, едва заметное движение за спиной – на месте второго номера. Ду-ду-ду… застрочил пулемет. Семеныч от этого аж вздрогнул и дернул ручку, что изрядно качнуло самолет.
– Семеныч! Твою мать! – Рявкнул Петрович. И вновь дал короткую очередь из своего крупнокалиберного пулемета.
– Петрович, что там?
– Тройка. Справа. Сзади. Атакую от солнца.
И словно в подтверждении его слов ударил кормовой пулемет ведомого. Тяжелые истребители шли экономным ходом, что и позволило немцам попытаться их атаковать. Шли бы полным – не догнали бы. Уже пробовали и не раз. Хорошая обтекаемая форма фюзеляжа, кабины и гондол двигателей, вкупе с тонкой, но фанерной обшивкой и отличной энерговооруженностью, решали. Истребитель выходил хоть и тяжелый, но очень шустрый. Маневренность страдала, конечно. Но он и не работал от нее, предпочитая бить на проходе и проводить штурмовку. А легкобронированная коробка кабины защищала от пуль основных калибров и шрапнельных шаров зениток.
Тр-р-р. Тр-р-р. Протарахтел пулемет на одном из немецких истребителей. Тр-р-р. Раздавая короткие очередь. Несколько пуль свистнуло рядом с кабиной. Одна даже пробила фанерную обшивку крыла. Впрочем, без последствий. Тяжелый истребитель таких повреждений мог выдержать очень много.
Семен Семеныч оглянулся.
Германские этажерки были уже совсем рядом. Пару раз цокнули пули о броневую коробку его кабины. И вот они уже ушли в пологом пикировании ниже парного звена, набирая энергию для атаки снизу – с самого беззащитного ракурса. Но просто от земли тяжелые истребители атаковать сложно – быстро, рывком подняться этажерки не могли. Мощности двигателей им для этого категорически не хватало.
Семен Семеныч подал ручку от себя и плавно поддал газа. Движки взревели. И самолет довольно круто нырнул к земле, стремительно разгоняясь. Его весьма крепкий тяжелый истребитель мог позволить себе полет со значительно большими перегрузками, чем легкие перкалевые этажерки противника. Тем более, что на нем уже стояли новейшие беспоплавковые карбюраторы, позволяющие не глохнуть двигателям при отрицательных перегрузках. Собственно, только Меншиков этим вопросом задался еще на стадии проектирования, что дало его тяжелым истребителям очень серьезное преимущество. Эти аппараты могли по-настоящему пикировать! Крепкие, мощные, бронированные и дорогие… но при грамотном применении они являлись силой практически непреодолимой в текущих условиях.
Вслед за ведущим ведомый поступил также. Поэтому германские этажерки, дернувшиеся было вверх, выбираясь из пологого пике, просто проскочили мимо без всякой для них пользы. Даже очередь никто из них не дал. Не успел.
Минута.
Семен Семеныч вновь оглянулся. Немецкие истребители отвернули и уходили, прижимаясь к земле. Они знали – не догнать. И теперь пытались «слиться с местностью». Он дал крен элеронами и потянул ручку на себя, проводя боевой разворот. Ведомый поступил также, честно держась в хвосте ведущего на разумном расстоянии.
Ручку от себя и вперед – догонять супостата в пологом пикировании. Расстояние достаточно быстро сокращалось.
Ду-ду-ду. Заработали четыре лобовые крупнокалиберные пулемета ведущего тяжелого истребителя, отправляя короткую, но густую очередь пристрелки. Трассеры очень помогали. Поэтому тремя секундами спустя, чуть довернув самолет, он дал еще одну очередь.
Накрытие! Рой полудюймовых пуль попал в германскую этажерку. Без видимых последствий, впрочем. Ну – дырок насверлили в перкалевой обшивке. Не велика печаль, хотя ткань, конечно, такого изуверства много не вынесет.
Следом по самолету зашла очередь подлиней. Да чуть выше и левее, что дало накрытие фюзеляжа по нисходящим траекториям. И тут же этажерка клюнула носом, крутой уходя к земле. Слишком круто для искусственного маневра на такой хлипкой машинке, поэтому Семен Семеныч сосредоточился на новых целях. Оставшиеся две этажерки прыснули в разные стороны. Он недолго думая довернул за той, куда было проще совершить вираж. И продолжил преследование… Третья, вероятно, уйдет. Но разделять пару им запрещали категорически, под страхом трибунала. Мало ли? Да и вертлявы эти легкие истребители… «Собачьи свалки» высокоманевренных боев они избегали и не рвались перекручивать оппонентов накоротке. Даже несмотря на то, что также являлись бипланами. Зачем им? Они работали иначе. В парных звеньях. Стараясь максимально реализовывать преимущество в скорости и вооружении. Чай четыре полудюймовых пулеметов, собранных в носовом обтекателей – это не игрушка. Кучность и эффективность их огня была удивительной. Так что, свой участок фронта эти два десятка тяжелых истребителей держали уверенно, превращая его в локальный филиал ада для своих оппонентов.
Максим методично работал над тем, чтобы сформировать у немцев и всех прочих заинтересованных сторон иллюзию подготовки наступления на Германию. По основной легенде, которую он скармливал всем желающим, его задумка была довольно дерзкой. Прорвать германский фронт корпусом на самом беззащитном направлении – гамбургском. И пройти через Гамбург к германским позициям на Рейне. Там ведь почти не было войск – Генеральный штаб сконцентрировал все основные силы на русской границе или возле Берлина. А значит, удар в тыл оборонительной группировке германских сил на Рейне мог быть успешным и продуктивным. Но главное – он позволял французам перейти Рейн в спокойных условиях и соединившись с русскими, двинуться на Берлин, добиваясь полной и безоговорочной победы. Фон Эссен же был нужен для высадки опережающего десанта в Шлезвиг-Гольштейне, что ударить во фланг и тыл германских войск на гамбургском направлении. Именно по этой причине над выбранным участком германского флота активизировалась русская авиация, методично зачищая небо, не щадя дефицитные двигатели. А в Кенигсберге фон Эссен начал накапливать корабли, пригодные для перевозки десанта.