– Передайте на ближайшую минометную батарею, – тихо произнес Максим, зная, что связисты уже рядом, – пусть готовятся. По команде – открываем огонь. Задача – подавить вынесенные вперед огневые точки. И командира штурмовиков ко мне.
– Слушаюсь, – козырнул кто-то за спиной, повторил команду связист и куда-то отбыл. А Меншиков остался наблюдать за активностью австро-венгерской обороны.
Через четверть часа от дворца жахнуло легкое морское орудие, чей, скорее всего 37-мм снаряд, пошел перелетом и затих где-то в жилом доме за спиной Максима. Еще раз жахнуло. Опять мимо. На третий раз, выбив немного искр, старый чугунный снаряд ударил в наклонную плиту лобовой проекции бронеавтомобиля и ушел рикошетом куда-то вверх, за крыши домов. Потом было еще несколько выстрелов, но таких же бесполезных. Редких и неудачных в целом. В данном ракурсе могло стрелять только одно австро-венгерское оружие и серьезных проблем оно не представляло.
– Максим Иванович, минометы готовы, – наконец произнес знакомый голос одного из связистов рядом.
– Корректировщики выдвинуты?
– Так точно.
– Пусть открывают огонь по выявленным целям, – произнес наш герой, не отрываясь от бинокля.
– Слушаюсь. Открыть огонь по выявленным целям.
И спустя минут пять откуда-то из-за спины ударили пристрелочные выстрелы. Три 90-мм мины прошли по крутой траектории и взорвались во дворе крепости. Точнее перед ней с некоторым недолетом. Чуть погодя прилетела еще одна тройка. Третья же накрыла самую опасную цель – позицию легкого орудия, что обстреливало бронеавтомобиль все это время. Пристрелка по-морскому работала безукоризненно.
А тем временем готовились штурмовики, избавляясь от всего лишнего и набирая увеличенный запас гранат и боеприпасов. Ну и надевая свои стальные нагрудники поверх легких противоосколочных жилетов. Тяжело, но очень полезно при штурмовых действиях. От всех угроз не убережет, однако потери эта тяжесть сокращала кардинально.
– Все готово, Максим Иванович, – довольно гаркнул голос за спиной. – Штурмовики готовы к штурму.
– Андрей, поддержишь их огнем?
– Из всех орудий?
– Сначала из всех. Потом, как сблизятся, только из пулеметов. Нужно прижать австрияков и не давать высовываться из окон.
– Понял. Сделаю. – Довольным голосом ответил новый командир лейб-гвардии механизированного полка, бывший всю весеннюю компанию начальником штаба этого самого полка и участвовавший в той странной «неаполитанской беседе». Той, когда бывший командир штурмовиков попытался пощекотать нервы Меншикову ножом, но не смог. Психанул. И сгинул. По слухам, попал в германский плен. Как в Неаполе он мог это сделать никто не знал, но и не пытался. Этот исход событий устроил не только Максима, но и его ближайшее окружение, вздохнувшее с облегчением. Человек, замаравшийся дважды потерял право на репутацию и уважение, а значит они были ему уже ничем не обязаны. И если та «неаполитанская беседа» еще оставляла какие-то варианты… какие-то трактовки, вынуждая окружение Меншикова на определенные рефлексии для сохранения лица, то попадание в плен выглядело настолько нелепо и надумано, что бедного бывшего командира штурмовиков чуть ли не в предатели записали. Если ни Родины, то родного полка уж точно. Дескать, хотел поднять бунт и стать полковником. А как понял, что дела плохи и может прилететь наказание – сбежал и сдался немцам в плен… Мерзкий расклад. Но он устроил всех. Ну, почти всех. Бывший командир штурмовиков ничего не выигрывал при таких трактовках, но всем остальным было плевать. Он уже был списан в утиль и его мнение не интересовало окружающих.
Штурмовиков, кстати, вывели из-под подчинения полка, развернув как отдельный усиленный батальон корпусного подчинения. Хотели полк, но не набрали такого количества хорошо подготовленных бойцов несмотря на усиленные тренировки. Вот поэтому Максим и попросил командира лейб-гвардии механизированного полка поддержать штурмовиков. У тех своих тяжелых бронеавтомобилей не имелось.
90-мм минометы «замолчали» сразу после того, как «погасили» выявленные открытые позиции. Какой смысл тратить впустую боеприпасы? Поэтому, начало штурма хлестко и громко ударило по ушам канонадой взахлеб «заговоривших» 75-мм «окурков», 37-мм «автоматов» и 12,7-мм пулеметов. А от Будайской крепости только полетели крошка и щебенка в разные стороны. Особой угрозы это старым и толстым стенам, конечно, не наносило, но в окнах больше никто не мелькал. Что позволило штурмовикам на грузовиках подъехать прямо к стенам без всяких волнений. Понятно, что по мере приближения этих колесных средств, выключались сначала 75-мм, а потом и 37-мм «стволы». Но даже и одного беспокоящего огня крупнокалиберных пулеметов в принципе хватало…
Эта крепость была слишком уж дворцом для того, чтобы должным образом отразить натиск тяжелой и до зубов вооруженной пехоты. Наспех созданные огневые позиции, прикрывающие подходы, в том числе фланкирующим огнем, оказались вынесены 90-мм минами. А все остальное… вся там паутина комнаток и переходов… это была идеальная среда обитания для штурмовиков с их вооружением. Самозарядные винтовки и такие же дробовики, гранаты, легкие ручные пулеметы… ужас… просто кошмар для всех, кто засел внутри. Да, среди них много было благородных, но штурмовики не нянчились и не деликатничали с ними. Сначала в комнату заходила граната. Подавала голос. И только потом уже врывались бойцы, пользуясь оглушением и деморализацией противника. Причем как! Ворвавшись в помещение и сразу смещались в бок – чтобы уйти с проема и не маячить силуэтом на его фоне. И огонь! Огонь! Огонь! Так, чтобы враг не мог ни вздохнуть, ни охнуть, ни голову поднять.
В нескольких местах австро-венгры поставили станковые пулеметы, бьющие на прострел через несколько сквозных комнат, что исключало заброс гранаты. Слишком далеко. Но так и что? Этим они только замедлили продвижение. Да, с наскока такие позиции взять не удавалось. Но пулемет не может стрелять бесконечно. Перегревается. Да и ленты имеют конечную длину. Поэтому штурмовики что делали? Правильно. Разряжали эти установки.
Кидали гранату для кратковременного оглушения и деморализации. А после взрыва, потом вперед рвались бойцы со штурмовыми щитами. Но не до упора, а на подходящее для броска нормальной гранаты расстояние, чтобы не высовываться из-за щитов прикрытия. Щитовиков только-только ввели в штат штурмового батальона этим летом, готовя к затяжным боям в крупных зданиях, в которых поддержать гранатой или снарядом с улицы не всегда возможно. Эти ребята тащили перед собой тяжелый щит, что держал винтовочную пулю в упор. Получалась довольно тяжелая конструкция, на колесиках. За ними, пригнувшись, на полусогнутых, двигалась штурмовая группа.
Двадцать метров.
Бросок «колотушки».
Взрыв на позициях пулеметного расчета.
И рывок вперед. Уже простых бойцов, высыпавших из-за тяжелых щитов с оружием наизготовку…
Франца-Иосифа с его родственниками с окружением нашли в подвале. Они сдались без боя. Услышали характерный топот штурмовиков и стали кричать, что сдаются, чтобы не стреляли. Все было кончено. Да и стрелять им особенно было нечем. Сюда стаскивали раненых и тех, кого нужно было укрыть от обстрела. С самых первых взрывов 90-мм мин начали. И тут вскрылся очень любопытный момент. Кайзер сражался. Лично. Несмотря на возраст. И сидел в этом подвале, баюкая простреленную руку в свежей, пропитанной кровью, повязке.
Всех, кто находился здесь обыскали и разоружили. После чего позвали нашего героя. Наверх их не потащили, так как здесь было слишком много раненых. Все-таки штурм Будайской крепости шел несколько часов и был хоть и довольно бескровный для штурмовиков, но нервный, хлопотный. Наблюдались даже попытки контратак и фланговых обходов по лабиринту комнат. Один раз это мероприятие даже удалось, и австро-венгры умудрились перебить звено штурмовой группы, захватив их оружие. Но в общем и целом это уже ни на что не повлияло…
Максим вошел тихо и мирно беседуя с командиром лейб-гвардии гусарского полка, также вошедшего в состав корпуса, о насущных делах. Скорее даже предаваясь грезам о днях будущих. Остановился. Окинул взором присутствующих. Выхватил взглядом престарелого Франца-Иосифа. Тот поднял свои глаза, не отводя их и не пряча. Спокойный. Уверенный в себе и своей правоте. Не растерявшийся из-за неудач. Враг. Природный. Злодейский.
Криво усмехнувшись наш герой медленно и демонстративно достал пистолет из кобуры. Передернул затвор. Снял с предохранителя. И, сделав несколько шагов вперед, прицелился Францу-Иосифу в лоб.
– Вот ты и попался, – с холодным омерзением произнес генерал.
Но тот вновь не отвел взгляда. И даже – напротив. Медленно встал и гордо выпятил подбородок. В духе: «Стреляй фашистская морда!» Это так взбесило Максима, что он едва не выстрелил в тот момент, когда между ним и Кайзером втиснулась молодая женщина.
– Что ты творишь?! – Рявкнул старик.
– Не убивай, прошу, – тихо произнесла однодневная любовница нашего героя – Эржи. И едва заметно огладила свой живот.
Глаза Максима округлились от этого намека. Она тихонечко кивнула. И он, не в силах целиться в мать своего будущего ребенка, отвел оружие, бессильно опустил руку. Франц-Иосиф тоже, видимо что-то понял, и вид имел не менее ошарашенный и удивленный. Как и многие присутствующие.
– Как ваше самочувствие? – Выдавил из себя формальную фразу Меншиков, не поднимая глаз на Эржи и нервно потирая лоб левой ладонью. – Как муж? Как дети?
– Супруг погиб во время штурма, – после небольшой паузы произнесла она. И Максим поднял на нее взгляд, полный невысказанного вопроса. – К сожалению, – тяжело вздохнув, добавила она, вновь осторожно огладив свой живот и мягко улыбнувшись. – Мы помирились после моего возвращения из Вены… и мне даже показалось, что все, наконец, налаживается.
Облегчение, которое расплылось по лицу Меншикова, было слишком заметно. Настолько, что Франц-Иосиф, округлив глаза шагнул вперед и попытался выдавить из себя:
– Вы… вы… вы…
– Да, мы знакомы. Я помог вашей внучке покинуть охваченный беспорядками город. Не вижу смысла винить внучку в злодеяниях деда. – Лицо Кайзера чуть дернулось от легкой судороги, прострелившей щеку. – После завершения войны вас будут судить за военные преступления. И вероятно повесят. Но вот так убивать, действительно, не гоже.
Франц-Иосиф вновь вскинул подбородок с вызовом взглянув на Меншикова. Кто он, и кто этот сопляк? Император и простой генерал. Как он смеет утверждать такие вещи?! Как он смеет угрожать позорной, публичной расправой?!
Максим же, окончательно оправившись от шокирующей новости начал отдавать распоряжения. Он знал, что Эржи совершенно охладела к супругу, причем взаимно. Что у них более не было никакого влечения. И на то были причины. Они в ту ночь не только сексом занимались, но и болтали, много и достаточно откровенно. Во всяком случае, с ее стороны. Видимо нервное потрясение заставило ее таким образом сорваться. Главная же беда теперь заключалась в том, что намек, каковой она продемонстрировала, прозвучал отчетливо и громко. Слишком отчетливо…
Глава 5
1916 год, 25 сентября, Белград
Просидев в Будапеште всего сутки, Максим ушел ниже по Дунаю. К Белграду. Держась правого берега.
Особого смысла находиться дольше в столицы Венгрии не было. Остатки золотого запаса и важные ценные бумаги он загрузил на грузовики. Франца-Иосифа и его ближайших соратников в плен взял. А дальше… что там было делать? Грабить жителей? Предаваться разврату? Скучно и не продуктивно. Да и, если честно, не совпадало с теми целями, которые он для себя ставил.
Максим был очень благодарен Эржи за то, что та не дала ему убить деда. Не вообще, а вот так. К нему она не испытывала никаких теплых чувств, однако, такой пошлый расстрел в подвале считал глупостью. Да и вес в глазах родственников нужно было набирать, после неудачного морганатического брака, рассорившего ее со всеми. Мало кто решился бы встать между Меншиковым и его добычей, да еще с такими намеками.
Для нашего героя же этот поступок тоже был крайне выгоден. Просто взять и пристрелить Франца-Иосифа в подвале действительно было глупо и пошло. Его требовалось судить. Публично. Обвинив в преступлениях против человечества. А потом казнить все также публично и каким-нибудь удивительно позорным способом. Устроить свой Нюренберг с блэк-джеком и дамами низкой социальной ответственности! Ведь Кайзер и его ближайшие сподвижники, а также все необходимые документы, обличающие их, были у него на руках. Можно и нужно было так поступить. Но, только после подписания капитуляции, полной и безоговорочной для которой пока время еще не наступило.
С войной всегда так. Начнешь не вовремя – или проиграешь, или пупок надорвешь. Поспешишь с ее окончанием – выгодами от побед не воспользуешься. Промедлишь? Так впустую огромное количество ресурсов спустишь, ибо война – дорогое удовольствие. Все должно быть вовремя. Весна – весной, лето летом, а победа тогда, когда она принесет тебе наибольшее количество выгоды. Ибо зачем еще воевать?
Кто-то скажет, что не все войны ведут из-за выгоды. Но Максим не относился к тем психам, которых отчаянно воюют с ветряными мельницами ради собственных иллюзорных бредней идеологического характера. Для него война была просто методом, воин – профессией, а враг – не более чем противником, который завтра может стать с тобой плечом к плечу против нынешнего союзника. Если, конечно, не творил каких-то непотребств, потеряв лицо и уважение. Поэтому все, что двигало им в оценке войны – это выгода, польза и прочие рациональные компоненты, вроде профессиональной чести, без которой воин не воин, а зеленый юнец и новобранец. Профессиональная честь и репутация важна любому мастеру, ведь она выступает своего рода рекламой, публичным рейтингом профессионализма и мастерства, позволяющим брать более выгодные заказы в той или иной форме. А иногда и решать проблемы одним фактом своего появления…
Боец выбрался на пригорок и прильнул к биноклю.
Австро-венгерский полк, осаждающий Белград со стороны Савы, стоял вполне свободно. От противников его отгораживал толстый слой воды. А налета со спины они не ожидали. И очень зря. Там были их собственные тылы. Но, видимо, последовательное уничтожение телеграфных станций на пути своего следования сделало свое дело и связь на данном участке фронта оказалась парализована.
Удостоверившись в том, что супостат не ожидает нападения, разведчик отполз назад. Встал. Добежал до автомобиля, который сорвался с места, возвращаясь к командиру передового дозора. Считай маленького авангарда. Тот внимательно выслушал бойцы. Посмотрел на австро-венгерскую карту, захваченную в Будапеште. Немного подумал и направился в довольно крупный автобус, что сопровождал его. Обычный с виду автобус. Просто в нем находилась радиостанция. Достаточно дохленькая, но ее хватало для того, чтобы на полсотни километров пробивать морзянкой. Причем на ходу. Развертывание этой установке не требовалось.
Максим, понимая, что корпус не полк, очень ответственно отнесся к вопросам связи и управления. И впихнул в свой корпус аж дюжину таких наспех изготовленных радиостанций. Слабый искровой передатчик. Приемник с торчащей над автобусом рамой антенны. Бензиновый электрогенератор и аварийный с велосипедным приводом. Рабочее место радиста и шифровальщика. И так далее. В общем – все скромно, но как положено и даже, сверх того. Этот шаг позволил ему держать руку на пульсе и отслеживать всю полноту ситуации по своему корпусу. Где какой полк где находится он знал с точностью до километра и мог в любой момент с ним связаться. И не только с полком.
Так вот. Командир этого импровизированного авангарда направился в этот автобус радиосвязи. И радировал обстановку. Своих сил ему очевидно не хватало для уничтожения такого крупного скопления неприятеля. Во всяком случае, без риска понести тяжелые потери. Считай легкая моторизованная рота на четырех бронетранспортерах и двух грузовиках.
Реакция пришла незамедлительно.
Лейб-гвардии механизированный полк находился слишком далеко. Дожидаться его для нанесения взламывающего удара было рискованно. Можно было потерять эффект неожиданности в следствие обнаружения противником. Другие пехотные части, хоть и моторизованные, но, очевидно растянулись из-за узких дорог и проблем тактического характера. Поэтому на помощь этой роте авангарда выдвигался дивизион отдельного артиллерийского полка, который был ближе всего к нему. Почему он вырвался так сильно вперед – вопрос, но уже десятый. Главное – сейчас этот дивизион был очень в тему.