Особые двери, - размышлял Писатель.
- Вы действительно верите, что он занимался оккультизмом, сэр?
- Да, сынок. И это не шутка, поверь, я эт знаю. Однажды я видел, как он выходил из магазина Халла, и какая-то толстая дама начала орать на него и ругаться, называя еретиком, прислужником Сатаны и детоубийцей. Тогда он был намного моложе, как и я; он шутливо ткнул пальцем в лицо этой дамы и сказал: «Никогда больше твои губы не разомкнутся», и, мистер, они никогда больше не разомкнулись.
Это отличный материал для моей книги! – ликовал Писатель. - Я всю ночь могу это записывать.
- Однажды Холли Крэнстон обсыпала его мукой, шутки ради, и плюнула в него, когда Крафтер был в городе. Ну, Холли Крэнстон тогда была беременна, живот торчал огромнейший. Через пару дней у нее родился ребенок... Pодился он без головы.
Писатель, Дон и Сноуи молча уставились на старика.
- Проклятая тварь жила, жила целую неделю. Эт правда, сынок, потому что я самолично его видел. Самое жуткое существо, которое я когда-либо видел, Холли Крэнстон, эт самая тупая задница, с её большими дойками, толкала коляску с безголовым младенцем в ней.
Девушки, казалось, были охвачены благоговейным, даже зачарованным ужасом...
- Но самое худшее, что я видел - эт, что сталось с Друком, сыном Тру Кенни. Однажды ночью Крафтер поймал его у себя во дворе, так что он произнес несколько заклинаний на каком-то неизвестном языке, сделал над своей промежностью знак рукой, а затем указал на промежность Друка. Toт кричал всю дорогу до города. Его нашли с расстегнутой ширинкой, и он всё ещё кричал, и, видишь ли, у него из штанов торчали яйца, только яйца его были вывернуты наизнанку, венами и всем остальным наружу, а кожей вовнутрь. Никто не смог придумать, как их завернуть обратно! Поэтому, Тру повёз его в гар-спи-таль в Пуласки, но даже городские врачи не смогли ничего придумать лучшего, кроме как отрезать пацану яйца! - Септимус усмехнулся. - Ну и шутки же у него были.
Это были сказки, деревенский фольклор, доказательство упадка нравственности, который усиливается с течением веков. Моя книга будет великолепна, она получит Национальную Kнижную Премию! Но Писатель вернулся на путь истинный.
- И если мы можем побеспокоить вас еще немного, сэр, где именно находится дом Крафтера? Вы можете дать нам направление?
Мистер Говард потерял часть своей живости.
- Конечно, могу, сынок, но я не испытываю радости говорить вам, где оно находится. Эт гиблое и проклятое место. Зачем оно вам?
- У меня большой интерес к старой сельской архитектуре, - соврал Писатель.
- Ты лжешь, парень, это видно по твоему лицу... но я тоже помню бунтарство юности...
Я люблю этого парня! - подумал Писатель. - Он намекает, что я молодой мятежник! А мне почти ШЕСТЬДЕСЯТ, мать твою!
- Сам я никогда не был там - то есть, в самом доме, да и не хочу - но я, бывает, вижу его с дороги, когда хожу на холмы, где растут дубы. Хорошему человеку тошно от его житницы, когда он на нее смотрит. Вам надо ехать на восток по Тик-Нек-Роуд, примерно десять миль, затем сверните налево на старый Губернаторский мост, потом проедете, может быть, ещё пару миль. И там будет этот проклятый дом, - Септимус печально покачал головой. – Но, сынок, я сделаю тебе одолжение. Не ходи в эт проклятое место. Я знаю, что после погребения Крафтера там не было ни одного человека!
- Значит, даже местные хулиганы боятся репутацию дома?
- Да, и не без оснований. Парочка тупых юнцов забралась туда в полночь на спор, чтобы погулять по кладбищу и все такое. Они так и не вернулись, а другие возвращались в полном изнеможении, с седыми волосами, не могли рассказать, что видели, и никогда больше не могли нормально спать, - cтарик замолчал, дрожа от холода. - Но больше всего люди помнят близнецов Кабблеров.
Сноуи, казалось, встревожило какое-то воспоминание.
- Я слышала эту историю, Дедуля! Это случилось в доме Крафтера?
- В нём самом, юная леди, - и сгорбленный, усталый старец снова сел за стол. - Вскоре после смерти Крафтера близнецы Энн и Нора Кабблер заинтересовались всей этой оккультной ерундой. Самые красивые девки, которых я когда-либо видел, им было лет тринадцать, может четырнадцать, я думаю, но сиськи у них были, как у взрослых баб, и я могу сказать тебе точно, ихними сиськами можно было остановить поезд. Но как бы то ни было, как-то ночью в Халлер-уин эти две идиотки пошли на ведьмовское кладбище Крафтера и взяли одну из этих проклятых табличек, потому что надеялись поговорить с кем-то из ведьм, а может, и с самим Крафтером... Сноуи, расскажи ему остальное. У меня не хватает смелости.
Сноуи схватила Писателя за руку. Она заметно дрожала.
- Видишь ли, эти близняшки в ту ночь так и не вернулись домой, так что на следующее утро какие-то люди решили съездить туда и поискать их, но не успели они отъехать, как появились они обе, идущие, как зомби, по главной улице, разинув рты и вытаращив глаза, как блюдца. Они никому не рассказали о том, что случилось, или просто не могли рассказать, они обе сошли с ума и очень плохо выглядели. Они обе были абсолютно голые, и обе были покрыты спермой с ног до головы!
- Какой ужас, - заметил Писатель. - Похоже, их изнасиловала толпа мужчин.
- Да, их изнасиловали, сынок, - вмешался мистер Говард, - но не мужчины. Расскажи ему остальное, милая.
Сноуи ещё никогда не выглядела более серьезной.
- Они были беременны, обе, и я имею в виду, неестественно беременны. Например, если бы девушка могла быть на пятнадцатом месяце беременности, вот как выглядели эти бедные девочки, животы торчали вдвое больше, чем у обычной беременной. Просто чудо, что они вообще могли ходить, неся свои животы.
Лицо Писателя сморщилось в замешательстве.
- Вы хотите сказать, что они забеременели прошлой ночью, и к утру достигли полного срока? Это невозможно!
- Ээ-йух, невазмажно, - сказал старик, - эт верно. В том доме оттрахали этих девчонок так, как ни одну девчонку еще не трахали, и животы у них были больше, чем мусорный бак!
Писателя беспокоила не надуманность рассказа, а убежденность, с которой он был рассказан. У меня очень тревожное чувство, что Сноуи и старик говорят правду... Но, Писатель не мог не задать следующий логический вопрос:
- Когда... родились эти дети… С ними всё было в порядке?
- Ничего хорошего из них не вышло, сынок, и то, что обе девочки родили, не было младенцами. Они разродились прямо на улице, в одно и то же время - с них вывалилось две вонючие черные жижи, по пятьдесят фунтов[84] каждая! Люди говорили, что это было “Дерьмо Дьявола”.
Вау! “Дерьмо Дьявола”! Наверно, Джек Керуак[85] ХОТЕЛ БЫ услышать такую историю!
- Обе девчонки, - добавила Сноуи, - до сих пор сидят в Краунсвиллской психиатрической больнице, сидят и глазеют на окна и бесконечно что-то бормочут себе под нос...
- Так что, сынок, как я тебе говорил, будь умницей и не ходи в этот проклятый дом, - взмолился старик. - Ты и сам можешь вернуться полный "Дерьма Дьявола".
Есть такая мысль!
- Обещаю, сэр, завтра мы просто проедем мимо и быстренько все осмотрим, - ответил Писатель. - Если не возражаете, я хотел бы задать еще один вопрос, сэр, и мы больше не будем вас задерживать. Мне очень интересно узнать о прародителе клана Говардов. В отеле много его портретов, и я должен сказать, что его лицо выглядит безумно знакомым. Что вы знаете о нем, об этом Говарде?
Тут Септимус резко поднял голову и кивнул.
- Да, у тебя сегодня много вопросов. Он появился здесь незадолго до моего рождения, наверно, где-то в 1927-м или 28-м году, в город пришел человек, чужак, предположительно с Севера, - тут старик погрузился в приятные воспоминания. – Говорят, он был остроумный, красивый, одетый в хороший пиджак и галстук. Однажды ночью он наткнулся на город… И чтобы ты понимал, сынок. Здесь не было настоящего города, только грязная куриная задница, которая находилась посреди леса. То были бедные времена, сынок, самые бедные из всех, что помнит моя родня. Говорят, лес был бесплодным, вырубленным. Никакой еды не было и в помине, только древесная кора, личинки, корни, плесень и все такое. Работы тоже не было, как и денег, тогда вообще ничего не было. Люди были настолько отчаявшиеся, что многие из них в шутку говорили: «К черту всё!» и вешались прямо здесь, в лесу. Другие перерезали себе глотки, чтобы их родственники могли попить кровь и поесть мясо. Ужасные времена, просто ужасные...
Писатель не мог бы слушать внимательнее, упиваясь ностальгией этой сцены: городской староста беседовал с молодыми людьми, которые сидели вокруг, с широко раскрытыми глазами, и цеплялись за каждое увлекательное слово давным-давно, действительно, слова словно из другого мира. И обстановка не могла быть более благоприятной для древних историй: древний мудрец восседал во дворе под хрустящими, многочисленными звездами, его совершенно белые длинные волосы и длинная борода почти сияли, странный голубоватый оттенок его альбиносской кожи в сумерках, маленькие красные глаза сверкали в ночи. И в этом самом конце трейлерного парка звуки толпы превратились в продолжительную тишину, в то время как естественные звуки леса (стрекотание сверчков и слабое жужжание цикад) удерживали здесь власть. Сценарий не мог быть более классическим, и для Писателя он был бесценен.
- Видишь ли, сынок, в те дни людям не для чего было жить, они вели себя, скорее, как гнусные животные, чем как люди. Женщины рожали детей от собственных отцов и братьев, как и матери рожали детей от собственных сыновей, люди голодали и ненавидели мир, им ничего не оставалось, кроме как делать самогон из желудей и яблок, и проводить все время пьяными. У них не было ни самоуважения, ни веры, ни надежды. Тем временем преступления всех сортов продолжались, они творили реально ужасные вещи. Злые люди проникали в деревню под покровом темноты, крали то немногое, что у нас было, насиловали наших женщин и детей. Эт был ад во всей красе, сынок, прямо здесь, в этом месте, где ты сейчас сидишь. Ты мне скажи. Как бы тебе понравилось жить в таком месте, а? Где люди умирают и убивают себя, где люди настолько бедные и голодные, что им приходится есть собственные сопли и собирать кукурузу из чужого дерьма; и даже гордости не было достаточно, чтобы противостоять подонкам, которые приходили и трахали наших детей! Хмм? Как бы тебе понравилось жить в таком месте, где нет даже надежды? Что бы ты сделал, а?
Писатель обдумал этот ужасный вопрос, помолчал, потом честно ответил:
- Я подозреваю, что покончил бы с собой.
- Да. Потому что, когда у тебя нет надежды, у тебя ничего не будет.
Глаза старца пронзили Писателя, и в этот момент звуки леса смолкли, словно произошло какое-то драматическое событие...
Септимус Говард слабо улыбнулся и кивнул.
- А потом, сынок, потом... случилось чудо, - и он начал притчу. - В те дни с этими бродягами, как они их называли, была большая проблема, и они не были кучкой невезучих людей, они были ворами и извращенцами. Они прыгали в поезд, идущий до ближайшего города, там воровали, насиловали девушек, убивали детей просто ради забавы. Затем они садились на следующий поезд и отправлялись в следующее место. Прежде чем кто-либо понимал, что произошло, они уже давно свалили, и поймать их было невозможно. Так вот, один из таких бродяг спрыгнул на старой ветке и появился прямо здесь, и эт был настоящий кошмар. Ублюдок изнасиловал пару девчушек, маленьких девчушек, то есть ещё совсем детей. Обозленный нелюдь избил их, когда закончил. Одна из этих девочек даже умерла. Но кто-то увидел, как дьявол делал свою работу, и попытался разбудить людей, но, как я уже сказал, в те дни люди были не очень хорошими, то была кучка пьяниц, которые проиграли свою битву, потеряли всякую надежду на что-то хорошее, и вообще перестали жить. Но один из них, один из Мартинов, говорят, что он встал со своей сломанной задницы и начал кричать, потому что был в ярости! Своим криком он разбудил других мужиков в деревне и попросил их помочь попытаться поймать этого негодяя. Поначалу никто на него не отреагировал, но потом один мужик подкурил самокрутку и пошёл за Мартином, а за ним пошли и другие мужики, и некоторые женщины - вся деревня была в ярости. Они взяли с собой факелы, вилы и всё остальное для линчевания, в общем, они увидели этого злого ублюдка, который сделал с детишками ужасные вещи, но он был далеко впереди и бежал со всех ног, и что ты думаешь? Вся деревня тощих, голодных и больных просто не смогла бы его догнать. Всё говорило о том, что этот проклятый бродяга смоется.
- Но потом…! - Догадался Писатель, не отрываясь от рассказа.
- Но потом на другом конце дороги появился человек, сынок, и в сумерках появилась высокая тень, и бродяга вытащил нож, когда увидел того человека. Народ вопил, чтобы предупредить его, ведь он же не знал, что тот бродяга был насильник-убийца, вооружённый ножом, и он мчался прямо на него. Люди были уверены, что злодей убьёт незнакомца, но нет! Незнакомец ударил бродягу рукой с такой силой, что тот потерял сознание, прежде чем упал на землю, а его нож улетел в лес. Жители деревни хоть и видели всё, но поначалу даже не поверили своим глазам! И когда они, наконец, догнали и связали того злого бродягу, чтобы он не причинил никому больше вреда, они принялись благодарить незнакомца, обнимать его, хлопать по спине и пожимать руку, они были рады, что справедливость восторжествовала, они спрашивали его имя и он ответил: Говард!
После рассказа старика наступила тяжелая тишина, наполненная слабыми звуками ночного леса. Сноуи и Дон стояли, наклонившись вперед, и слушали, зачарованные, как будто им раскрыли всю хронику Набонида[86]...
- Говард, - сказал Писатель. - Это его имя или фамилия? Кто-нибудь вообще знает?
- Эт было его имя, фамилию он не называл. Вот, то немногое, что мы знаем об этом человеке, который восстановил самоуважение в этом умирающем городе. Родом он был из Пре-вер-динса, Род-Айленд, он сам рассказал, что ехал на автобусе в Новый Ар-ле-ан, но тот сломался по дороге, и он решил прогуляться, пока тот чинится. Конечно, большинство людей говорят, что эт рука Божья подтолкнула его идти в эт сторону, и я не знаю, так ли это или нет. Понимаете, Говард не выказал страха перед тем бродягой, рискуя своей жизнью, он показал этим деревенским простачкам, что они никогда не были одним единым: потому что нужно мужество, чтобы противостоять злу, когда все шансы против тебя. Понимаешь, в то время мы были почти как дикари, никогда не видящие настоящую машину. Мы не считали нужным помогать друг другу. Но, Говард был не таким. Он тогда сказал им, что увидел убегающего от толпы и понял, что его долг - остановить беглеца, и, чёрт бы его побрал, он его выполнил!
"Человек, который совратил Гедлиберг" Марка Твена - только наоборот! - задумался Писатель.
- И, как многие скромные герои легенд, я полагаю, он просто улыбнулся и исчез в ночи, откуда пришел...
- О, черт, нет, сынок, - cтарик поморщился. - Он вернулся в деревню вместе с горожанами. Они закатили тогда на радостях большой пир. Сделали жаркое из опоссумов, копченых ондатр, рогоз и пироги с ревенем, да, сэр. Это был настоящий праздник, который они устроили этому человеку!
- Замечательно, - сказал Писатель. - Но... что случилось с бродягой? Полагаю, они позвали полицию?
- Нет, нет, сынок, что ты. Тогда здесь не было никакой полиции. Даже патруль штата не появлялся здесь вплоть до окончания Bторой войны. А тот бродяга? - косматый старик хрипло рассмеялся. - Боюсь, у меня кишка тонка рассказать тебе, что с ним случилось.
Думаю, мне лучше не настаивать на этом вопросе, - подумал Писатель. Услышав о «длинношеей» жертве, и став свидетелем сожжения головы наркоманки, а также ее бойфренда, привязанного к мусорному баку и получившего «Мёртвого Диккенса», он уже знал о способах “южной мести” преступникам.
- Говард даже оказал нам честь, проведя с нами ночь, - сказал Септимус.
Но закончил ли он свой рассказ?
Не совсем, потому что Септимус подмигнул Сноуи.
- И мне чертовски повезло, что он остался, потому что через восемь месяцев родился я. Видишь ли, с настоящим героем... несколько девушек из деревни не смогли удержаться. И будь я проклят, если Говард не трахнул их всех разом! Бедняга не мог заснуть, они ему передыху не давали. Ему было лет тридцать с чем-то, и он трахал их без перерыву. Видите ли, ходят слухи, что у Говарда был огромнейший член, больше, чем любая из этих девушек когда-либо видела, и все они видели, что он торчал у него из штанов всё время. И одна из тех девочек, сынок, была моей любящей матерью...