— Идут, идут, товарищ капитан! — радостно выдохнул Бабарыкин. — Слышите, валежник трещит.
Шестеро запыхавшихся краснофлотцев выбежали на опушку леса, двое из них поддерживали под руки раненного в ногу Кострова. Сердюка среди краснофлотцев не было.
— Где старшина? — спросил Кудрявцев.
— Не нашли его, — с трудом переводя дыхание, ответил Куприянов. — Видимо, убит…
Он рассказал, что бывший пост линейной связи гарнизона Осмуссаара немцы уже использовали под свой пост наблюдения, выставили возле него часового. Пришлось долго выжидать, прежде чем без шума его удалось снять. Сделал это сам старшина. Потом в сигнальную вышку бросили три гранаты и подожгли ее. Гитлеровцы, примчавшиеся на машине из деревни, начали преследование группы, ранили в ногу Кострова. Пришлось вступить в бой. Отстреливаясь, краснофлотцы отходили на условленное место сбора. Прикрывал отход сам Сердюк.
— Мы и не заметили, как отстал старшина. Вернулись за ним, долго искали его, даже кричали, но… но так и не нашли, товарищ капитан, — закончил доклад Куприянов.
— Жаль старшину, добрый был служака, — проговорил Кудрявцев. — Мы за него еще сочтемся! — повернулся он на звуки выстрелов: немцы настойчиво прочесывали местность с трех сторон, надеясь окружить десант осмуссаарцев и уничтожить.
Кудрявцев повел свой отряд к отмели кратчайшим путем. О пирсе нечего было и думать: гитлеровцы держат его под обстрелом. Прикрывала отход группа Пешкина. «Волна» периодически стреляла по берегу, обозначала десантникам свое местонахождение в море.
Вот и береговая отмель, сплошь усеянная черными валунами самых разнообразных форм, иногда достигающими высоты больше человеческого роста. Под ногами захлюпала вода, ботинки уходили в вязкий ил. И тут с левого фланга резанули пулеметные очереди — гитлеровцы именно здесь ожидали прорыва осмуссаарцев к морю и устроили засаду. К счастью, десантники взяли несколько правее и потому не напоролись на встречный огонь.
— За камни, за камни! Быстрей! — прокричал Кудрявцев и сам ринулся за первый же валун. И вовремя: пулеметная очередь прошлась по вершине валуна, осколки камней посыпались на голову.
За валунами краснофлотцев пули не доставали. Это поняли и сами немцы, устремившиеся в погоню. Дружный огонь из винтовок осмуссаарцев остановил их, и они залегли.
— Товарищ капитан, мы тут их придержим, — показал Пешкин в сторону немцев. — А вы скорее к катеру.
— Прикрывайте, сержант, — согласился Кудрявцев и повел отряд к морю.
Стало уже совсем светло, в предутренней дымке даже просматривалась полоска Осмуссаара, а на ее фоне четко вырисовывались катер КМ и гидрографическое судно «Волна», на палубе которого периодически вспыхивали яркие снопики — это 45-миллиметровые пушки поочередно вели методический обстрел мыса. А сзади уже все небо озарилось малиновым светом с золотистыми проблесками лучей поднимающегося из-за леса солнечного диска. Расчет Кудрявцева был прост: бежать по мелководью за валуны до тех пор, пока их не заметят с катера, который затем подойдет к ним и возьмет десантников на борт прямо из воды.
— Быстрей, быстрей, товарищи! — торопил Кудрявцев, хотя его бойцы и так бежали по илистому грунту из последних сил. Вода доходила уже до колена, но никто не чувствовал холода.
Гряда валунов кончилась быстро, десантники выскочили на чистую воду. И тут случилось непредвиденное: впереди них взметнулись два столба воды и грязи, потом еще и еще. Кудрявцев опешил, недоуменно глядя на «Волну»: это ее пушки били по валунам.
— Назад! — во все горло закричал он. — Назад, за валуны!
Не понимая толком, что все-таки произошло, осмуссаарцы кинулись обратно за спасительные камни, многие плюхались прямо в воду. Упал и Кудрявцев, чувствуя, как холодная вода льдом обожгла разгоряченное тело.
— Чего они, черти, с ума посходили! — выкрикнул успевший укрыться за валуном Куприянов. — По своим бьют! — Он помог Кудрявцеву подняться из воды.
— За немцев нас приняли, не иначе, — выплевывая горько-соленую воду, прохрипел Кудрявцев. — Сейчас дадим позывной… — Он шарил рукой по поясу в надежде найти ракетницу, но ее не было. Вспомнил: ведь ракетница находилась у Сердюка, его помощника, а старшина не вернулся после уничтожения поста связи. — Э-э, черт! — выругался Кудрявцев, соображая, что предпринять для спасения людей.
Рядом вздыбил воду и грязь посланный с «Волны» снаряд, осколки градом застучали по камню. Сзади полоснула пулеметная очередь, пули срикошетировали от гладкого валуна и с нудным, выворачивающим душу, посвистом пролетели над головами. Кто-то вскрикнул от боли, а потом крепко выругался: выходит, только ранен.
— Попали в мышеловку! — донесся чей-то робкий голос.
— Тут нам хана, — вторил ему другой. — Не фашисты, так наши…
Кудрявцев хотел было подать команду об отходе по берегу вправо под прикрытием валунов, но увидел взбирающегося на двухметровый валун краснофлотца. Был он в одной тельняшке — намокший бушлат мешал ему — с бескозырками в руках. На валуне смельчак выпрямился во весь рост и быстро замахал над головой бескозырками, подавая сигнал на «Волну». Десантники на минуту замерли, понимая, что их товарищ стал видимой мишенью для наседавших сзади гитлеровцев.
— Прыгай, корешок! Убьют же! — закричал Бабарыкин, но краснофлотец не слышал слов своего комсорга, он торопливо передавал флажным семафором сигнал на «Волну». Руки с намертво зажатыми в пальцах бескозырками вместо красных флажков выписывали в воздухе условные обозначения буква «Мы — свои», «Мы — свои», «Мы — свои»… Бабарыкин бросился к валуну с намерением столкнуть с него увлекшегося сигнальщика, но его опередила пулеметная очередь, свалившая краснофлотца в воду. Бабарыкин подхватил его на руки, не давая захлебнуться.
— Как он? Жив? — с тревогой спросил Кудрявцев.
— Жив еще. Хоть и без сознания.
— Фамилия, фамилия героя? — к своему стыду, Кудрявцев не знал отважного сигнальщика.
— Сивожелезов, — ответил Бабарыкин. — Комсомолец Сивожелезов. С нашей башни. Прибыл с последним пополнением…
Сигнал «Мы — свои» был принят «Волной», она тут же перенесла огонь за валуны, не давая возможности немцам преследовать десантников. Катер КМ устремился к мысу.
— В море, товарищи, на катер! — скомандовал Кудрявцев и первым побрел по воде, начинавшей доходить до пояса. Десантники двинулись за ним, двое из них несли смертельно раненного Сивожелезова, двое других помогали Кострову.
С бортов катера спустили веревочные трапы, по ним утомленные десантники взбирались на палубу и тут же валились от усталости.
На Осмуссаар не вернулись трое: старшина Сердюк и двое погибших в бою за пирс краснофлотцев. Не удалось начальнику хирургического отделения лазарета Ошкадерову спасти и Сивожелезова, он умер, так и не приходя в сознание.
Прощальным салютом прозвучал винтовочный залп на маленьком деревенском кладбище у кирхи в честь героя-осмуссаарца, ценой своей жизни спасшего от гибели артиллеристов-десантников.
НЕУДАВШИЙСЯ ПРОЛОГ
записке Гитлера о дальнейшем ведении войны против СССР, датированной 22 августа 1941 года, требовалось в самое кратчайшее время очистить Эстонию от противника и тем самым обезопасить Берлин от бомбардировки советской авиацией [1], а плавающие по Балтийскому морю суда — от ударов советского Военно-Морского Флота.В штабе 42-го немецкого армейского корпуса, перебазировавшегося в Виртсу, началась подготовка к проведению заключительной операции по овладению островами Моонзундского архипелага под кодовым названием «Беовульф II». Командующему вооруженными силами по взятию Моонзунда генералу Кунце штаб группы армий «Север» в состав сухопутных сил выделил 61-ю и 217-ю пехотные дивизии.
К операции привлекались крупные силы немецкого надводного флота и почти весь финский военно-морской флот.
В группу авиационного обеспечения под руководством командующего авиацией Балтийского моря вошли эскадры бомбардировщиков и истребителей.
Двум усиленным вражеским дивизиям противостояли неполного состава два стрелковых полка на островах Сааремаа и Муху и два стрелковых батальона на островах Хийумаа и Вормси, немецкому и финскому военно-морским флотам — дивизион торпедных катеров и дивизион малых катерных тральщиков, а эскадрам бомбардировщиков и истребителей — оставшиеся в строю десять «чаек» 12-й отдельной Краснознаменной истребительной авиационной эскадрильи, главной задачей которых продолжало оставаться обеспечение налетов авиагруппы особого назначения на Берлин.
По артиллерии силы противоборствующих сторон были примерно равными. Однако почти все береговые батареи располагались на западном побережье островов и не могли принять участия в борьбе с плавсредствами противника во время форсирования десантом проливов.
Генерал Кунце имел полнейшее превосходство над гарнизоном русских. К тому же в его руках была оперативная и тактическая инициатива, моонзундцы не знали, когда, откуда, с какого места начнется высадка немецкого десанта на острова, где сосредоточить подвижные резервы для его отражения, стянуть в кулак свой главный козырь — артиллерию.
Первым предполагалось очистить от противника маленький островок Осмуссаар. Небольшой по площади — до пяти километров в длину и полутора в ширину — он серым пятном отчетливо просматривался с мыса Пыысаспеа. Установленные на этом участке двенадцать немецких батарей калибром до 205 миллиметров включительно должны были уничтожить все еще строящиеся, по сведениям авиаразведки, две русские береговые батареи и уже действующую зенитную. Превосходство в артиллерии у немцев четырехкратное. За полтора часа интенсивной стрельбы по расчетам штабистов будет поражена вся площадь острова, снарядов приказано не жалеть. Такой плотности огня вполне достаточно для уничтожения русских батарей. Двух усиленных батальонов десантников должно хватить, чтобы завершить ликвидацию гарнизона. Таким образом, взятие Осмуссаара станет своеобразным прологом к осуществлению главного плана «Беовульф II».
* * *
Свой рабочий день капитан Клещенко начинал с рассвета. Из казарменного городка, где в старом деревянном домике ему была отведена комнатка, он шел на командный пункт батареи, выслушивал там доклад дежурного об изменениях обстановки за ночь, интересовался состоянием погоды, влияющей на поправку дня — заранее рассчитанные корректуры для ведения в прицел и целик на случай стрельбы, сам пристально осматривал в визир горизонт, проверял надежность связи и затем шел на башни понаблюдать за тренировкой орудийных расчетов, которую краснофлотцы проводили вместе с рабочими-специалистами ленинградских заводов, обучая их практическому осваиванию сложных механизмов.
Так было и рано утром 6 сентября. Едва Клещенко подошел к отвесному металлическому трапу, ведущему в боевую рубку на вышке командного пункта, как за его спиной, метрах в семидесяти, раздался мощный взрыв, вместе с дымом и пылью поднявший в воздух кусты можжевельника. «Может, самолет шальную бомбу сбросил, — подумал Клещенко, устремив взгляд в небо, — но тогда бы зенитная батарея объявила тревогу, а она молчит». Второй взрыв громыхнул впереди него и несколько вправо. «Немецкая батарея пристреливается», — понял он и стремглав поднялся в боевую рубку.
— С берега открыла огонь крупнокалиберная фашистская батарея, товарищ капитан! — доложил дежурный командир взвода управления.
— Координаты ее засекли?
— Нет. Стреляет из-за леса, с закрытой позиции.
— Боевая тревога!
Дежурный быстро включил прямую телефонную связь со всеми батареями и постами наблюдения и отрепетовал:
— Боевая тревога! Боевая тревога! Боевая тревога!
Донесся частый звон церковного колокола с кирхи, извещающий гарнизон об опасности.
Клещенко сел за визир и навел перекрестие нитей на словно прикрытый прозрачной, с розовым оттенком вуалью берег. Засек жидкий клуб синеватого дыма, тотчас рассеянный свежим ветром над вершинами деревьев. В стороне от КП прогромыхал взрыв. Стало ясно: вражеская батарея ведет пристрелку по вышке командного пункта 214-й башенной береговой батареи, отчетливо видимой с материка наравне с маяком и кирхой.
В боевую рубку поднялся запыхавшийся военком батареи Усков, тут же вынул из футляра бинокль, поднес его к глазам.
— Захватили нас в вилку, — определил он.
— А говорили, фашистские артиллеристы слабоваты насчет точности стрельбы, — произнес дежурный.
— Велика премудрость пристреляться по неподвижной цели, — процедил Клещенко, чувствуя, как от очередного взрыва по железобетонной рубке застучали раздробленные камни. Действительно, фашистская батарея довольно быстро пристрелялась к вышке, пора бы ей уже перейти на поражение, а она все посылает и посылает снаряд за снарядом.
Частый перезвон колокола с кирхи умолк, гарнизон укрылся в надежных убежищах, заранее выдолбленных строителями в скалах. С маяка, являвшегося запасным командным пунктом 314-й батареи, позвонил на батарею начальник штаба дивизиона, отдал распоряжение без команды огня не открывать; капитан Цепенюк находился на южном пирсе.
Клещенко выслушал доклады о полной готовности башен к открытию огня, рассчитал дистанцию, определил направление до ведущей пристрелку вражеской батареи и тут услышал страшный грохот, словно под вышку подложили мощный заряд тола.
— Фашисты открыли стрельбу на поражение! — крикнул Усков. — Рассредоточили огонь по всему острову.
Клещенко посмотрел в амбразуру и ужаснулся: повсюду, куда устремлялся взгляд, вздымались парашютообразные черные взрывы. Они возникали часто и густо, очищая скалы от порослей вереска, можжевельника и других мелких кустов, в щебень дробя камень. Над островом стоял невообразимый гул, словно кто-то беспрерывно и оглушительно бил в гигантский барабан.
— Такого еще не было, — проговорил Усков. — Неспроста…
— На дальномере! Засекайте координаты немецких батарей! — передал на дальномерную площадку командир батареи.
— Точно засечь пока невозможно, товарищ командир, — донесся ответ дальномерщика краснофлотца Голайдо. — Они за лесом.
Клещенко посмотрел в визир. Дальномерщики правы, над полосой леса висит сплошное облако сизого дыма, поди разбери, откуда и какая батарея ведет огонь. По количеству и частоте взрывов на острове можно предположить, что артиллерийскую обработку Осмуссаара вели не менее дюжины вражеских батарей.
— Как на башнях?
— Полный порядок, — ответил Усков. — Снаряды попадают и в башни, но стовосьмидесятимиллиметровая броня им не по зубам. А вот казарменный городок разносит в щепки. — Он поглядел в амбразуру.
Обстрел Осмуссаара велся уже примерно с полчаса, когда поступил тревожный доклад с первой башни. Лейтенант Митрофанов сообщал, что один из снарядов угодил в стоящую поблизости от блока башни цистерну, в которой хранилось 16 тонн дизельного топлива.
— Спасайте топливо! — прокричал в ответ Клещенко.
Горючего для дизелей, обеспечивающих электроэнергией башни, имелось ограниченное количество. Расходовалось оно по приказу командира дивизиона строго по килограммам в сутки, а тут вытекает на камень целых шестнадцать тонн.
— Есть, спасать горючее! — ответил Митрофанов. — Электромеханическому взводу на спасение цистерны с горючим! — приказал он и сам по наклонной патерне поднялся наверх. В глаза бросилась толстая струя черного мазута, вытекающая из средней части цистерны. Несколько краснофлотцев в перепачканных робах пытались досками и камнями закрыть брешь, но это им не удавалось. Тогда один из них сбросил с себя робу и тельняшку и, скомкав их в узел, заткнул пробоину. Течь уменьшилась, но тугие струи маслянистой жидкости настойчиво пробивались через щели.
— Кляп, кляп побольше! — подсказал Митрофанов.
Сразу пять краснофлотцев мигом стащили с себя робы и начали ими затыкать пробитое снарядом отверстие. Течь прекратилась совсем, две трети горючего были спасены. Но тонн пять дизельного топлива медленно растекалось по камням, заполняя трещины.