— То есть ты предложил Кимико стать твоим шпионом, что ли?
— Да. А ещё она мужик.
— Чего? — не понял Юрген.
— Все ойран — мужчины. Женщин не допускают к чайным домам.
— Не.
— Что не?
— Кимико не мужик.
— Ты проверял?
— Да не может же такого быть.
— То есть принц Густав в образе барда-Греты — это для тебя нормально. Или ты сам в чадре, изображающий любовницу Омари. А тут что не так?
— Но это же бордель.
— Рад, что ты заметил. Знаешь, эне, это даже забавно. Ты обычно такой умный и сообразительный, что рядом с тобой начинаешь чувствовать себя тупицей. И вот он мой звёздный час! — Оташ рассмеялся.
— Слууушай, Таш, — с улыбкой протянул Юрген.
— Что?
— А ты тоже бывал в чайных домах?
— Нет, конечно. Кто ж пустит простого моряка в такое культурное место? Но вот с юдзё я общался.
— Таш, ты сильно на меня сердишься? — вдруг посерьёзнел Шу.
— За то, что сбежал вместе с Кайсаром? Да.
— Но я правда очень надеялся на то, что он приведёт меня к колесу солнца.
— Знаю.
— Но ты ещё кое-что не знаешь. Кайсар оказался женихом Рузалины.
— Той самой?
— Да.
— А ты ему что, признался?
— Да.
— Порой ты всё-таки такой идиот, эне. Вот сколько лет я тебя знаю, и ты не устаёшь меня поражать. Как в тебе сочетаются такой острый ум и такая непроходимая глупость?
— Ну, в тебе они тоже спокойно уживаются. Это у нас с тобой семейное. Братья же.
— Ты договоришься.
— Таш, а с колесом солнца ты что будешь делать?
— В каком смысле?
— Мне больше не отдашь?
— С чего ты взял?
— Я его не уберёг.
— Мы его не уберегли, а не ты.
Оташ огляделся по сторонам, затем снял с себя подвеску и надел её на шею Юргену.
— Ты уверен? — осторожно спросил тот.
— На все сто, — кивнул шоно.
Вернувшись во дворец, Оташ предложил Альфреду выделить кого-нибудь для сопровождения Кайсара в Нэжвилль, но тот заверил, что они с Элли прекрасно со всем справятся вдвоём. Поблагодарив великого шоно за содействие в поимке преступника, Брунен и его помощник покинули Шаукар.
Попрощавшись с нортами, Юрген отправился в самую отдалённую комнату дворца, куда он пусть редко, но приходил, в отличие от Оташа, который почти никогда не бывал там. Пройдя мимо стражи, Шу открыл дверь своим ключом и вошёл.
За последние годы Сабира немного сдала, но по-прежнему выглядела так, будто она не находилась под домашним арестом, а жила в королевских покоях. Женщина расположилась на кушетке с вышивкой в руках.
— Давно ты не заходил ко мне, — поднимая глаза на Юргена, проговорила Сабира.
— Ты наверняка слышала о том, что творилось во дворце, — Шу подошёл и сел рядом.
— Эсфира говорила, будто бы у тебя украли какую-то ценную вещь.
— Верно.
— Судя по тому, что ты не выглядишь так, будто сейчас расплачешься как девчонка, вы нашли эту вещь.
— Умеешь ты поддержать, — усмехнулся Юрген. — Но ты права, нашли. А вообще я плакал при тебе всего один раз.
— Ошибаешься, милый мой. Минимум дважды. И это я ещё не считаю, как ты шмыгал носом, когда той самозванке голову отрубили.
— Подожди… а второй когда? Я помню только тот случай сто лет назад, ещё в степи.
— Ну, не сто, а чуть больше десяти, я так долго не живу. А второй был, когда ты провёл заседание с министрами, разве не помнишь?
— Неправда, я не ревел. Да, расстроился немного, что они все такие тупые и необразованные.
— И жестокие.
— Да ну их всех, — махнул рукой Юрген. — Как ты тут? Может, что-то нужно?
— Эсфира со всем справляется, — улыбнулась Сабира. — Лучше ты скажи, как ты сам? Может, это как раз тебе что-то нужно?
— Нет, просто я устал. И нет, я ничего такого не делал, просто из-за этой кражи я как-то весь извёлся.
— Это та самая вещь, которую вы с Оташем храните как зеницу ока?
— Ты же мне обещала, — Шу поднялся.
— О чём ты?
— Я тогда с тобой случайно поделился. Ты обещала, что никто никогда не узнает. Между прочим, меня спрашивали о том, говорил ли я кому-то об этой вещи. И я не признался, что тебе. Если Оташ узнает, он сочтёт это предательством и будет прав.
— Но я и не знаю ничего толком, белый брат, — проговорила Сабира. — Не пугайся так. Ты же мне почти ничего и не сказал тогда. И слово я своё сдержу. Великий шоно никогда ничего не узнает.
— Ладно, — Юрген снова сел. — Хочешь сладкого? Я могу принести чего-нибудь.
— Не утруждайся сам, передай через Эсфиру. Я давно не пробовала баурсаки.
— Хорошо, будут тебе баурсаки, — улыбнулся Шу.
Прежде чем уйти, он коротко обнял Сабиру, вдыхая аромат сандалового дерева, её любимого ароматического масла. Заперев дверь, Юрген зашагал по коридору и заметил Оташа, стоявшего в оконной нише.
— Снова был у неё? — спросил шоно.
— Спрашивал, вдруг что надо, — ответил Шу.
— Да я не сержусь, эне. Мне кажется, что я даже понимаю. У меня матери не было никогда, а у тебя была. Ты знаешь, что это такое. Ты больше потерял, чем я.
— Ты баурсаки будешь?
— Чего?
— Ну, я пойду за баурсаками. На твою долю брать?
— Бери, — усмехнулся Оташ.
Когда Юрген уже вышел из кондитерской Али с двумя большими кульками и зашагал обратно во дворец, то увидел, как по той же улице шёл помощник шамана Донир с сумкой через плечо.
— Привет, — нагнав мужчину, поздоровался Шу.
— О, Юрген! Рад тебя видеть! — отозвался Донир.
— Какими судьбами в Шаукаре?
— Тут ведь самые лучшие торговцы. Все сюда перебежали. Ты в степи ещё поди найди что тебе нужно, а тут всё как на подбор.
— Как дела у Сагдая? Мы с начала лета не виделись. Как вы прибыли на стоянку и всё. Он не передумал? Не хотите перебраться в столицу?
— Как много вопросов, — улыбнулся Донир. — Нет, Сагдай не передумал. Он рад, что у его сыновей всё хорошо сложилось в столице, но он шаман и он считает, что ему не место в городе. Дом шамана степь. А моё место рядом с ним.
— Наверное, он прав, — вздохнул Юрген. — Мы должны быть ему благодарны.
— Он знает, что вы ему благодарны. И ты, и Оташ. Он всегда просит за вас. И за Шаукар.
— Ты передай ему, что мы скоро заедем к нему в гости.
— Обязательно, — кивнул Донир. — Мы будем ждать.
— У нас новость, кстати. Мы ввели новую должность — главного ловчего.
— Это что такое?
— Это тот, кто отвечает за охоту. Это ведь давно надо было как-то урегулировать. Так что я прописал там кучу пунктов, например, разделил охоту на виды.
— На какие?
— Промысловая, любительская, научная и регулирующая.
— Регулирующая — это как?
— Это когда, к примеру, какие-то хищные животные сильно мешают скотоводству. Ну, или если вдруг бешенство. А ещё я давно мечтал законодательно запретить охоту, когда у зверей детёныши. Теперь это будет работать.
— И кто же назначен главным ловчим? — поинтересовался Донир.
— Только не удивляйся. Омари.
— Он разве не старейшина сиваров?
— Уже нет. Он отказался от должности. Сам захотел новую.
— Теперь я знаю, у кого будут лучшие меха в Шоносаре, — усмехнулся Донир.
— Ну, уж нет! — возмутился Юрген. — У меня будут лучшие меха.
— А должны быть у великого шоно.
— Да шучу я.
— Я тоже. Рад был тебя повидать, белый брат.
Вернувшись во дворец, Шу сначала приказал слугам разыскать Эсфиру и передал ей кулёк с баурсаками для Сабиры, а затем направился в покои Оташа. В дверях он буквально столкнулся с Михатом, занимавшим пост министра просвещения. Михат подчёркнуто фальшиво улыбнулся, поклонился и пошёл по коридору. Юрген едва не скривился в ответ, но всё же изобразил улыбку.
Михат был родом из сиваров и его отец когда-то был ярым сторонником отделения от Шоносара, а сам Михат в юности отличался довольно ехидными высказываниями против белого брата. Однако он был довольно умён и с радостью принял предложение отправиться на учёбу в Нэжвилль. Проведя там год, Михат неслучайно получил пост министра просвещения и стал надзирать за открывшимися в Шаукаре и поселениях школами. Юрген признавал его ум и был согласен с тем, что Михат был на своём месте, но отношения между ними так и не сложились. Он и был причиной, по которой Шу едва не расплакался прямо на заседании министров, которое он проводил без участия Оташа. Шоно был в отъезде, и молодое правительство осталось на попечении Юргена. Шу тогда переволновался и очень боялся, что где-нибудь да ошибётся. Держать в голове все обсуждаемые вопросы было трудно, и он то и дело подглядывал в заранее написанную шпаргалку.
— Без бумажки пока не получается? — с ехидной улыбкой поинтересовался Михат. В зале повисла тишина — все остальные члены правительства опасались перечить новоиспечённому визирю, зная, что это приравнивалось к тому, чтобы идти против самого великого шоно. За глаза они, конечно, могли говорить что угодно, но вот так в лицо, да ещё и при свидетелях — нет.
— Хочешь мне помочь? — отозвался тогда Юрген. — Что ж, слушаю внимательно твои предложения по вопросам строительства угольной шахты.
Тогда Михат замолчал, но ненадолго. После заседания Шу бросил все бумаги Оташу на стол, а сам побежал к Сабире и, всхлипывая, жаловался на Михата и на всех остальных.
— Чего он хотел? — поинтересовался Шу, заходя в покои Оташа.
— Бумагу подписать. Об образовании ремесленного училища. Помнишь, мы с тобой говорили? Вот Михат довёл это ума.
— А я баурсаки принёс.
— Давай чаю тогда попьём.
— Может, лучше у меня на балконе?
— Идём, — кивнул шоно.
Пока ароматный напиток заваривался в пузатом цветастом чайнике, Оташ и Юрген расположились в ажурных креслах и любовались видом на озеро.
— Помнишь, как ты подарил мне Шаукар на день рождения? — с улыбкой спросил Шу.
— Конечно, помню, — ответил Оташ.
— Иногда мне кажется, что уже лет сто прошло, а порой, будто это было только вчера.
— Забыл тебе сказать, я получил письмо от Асимы.
— И что она пишет? — оживился Юрген.
— Зовёт в гости. Говорит, что надо ехать, пока в Нэжвилле лето, а то потом ты замёрзнешь.
— Ну, сколько можно? То ты, то твоя сестра! Не мёрзну я. И вообще я норт.
— И шуба у тебя есть.
— Вот именно. Так что? Когда поедем?
— Можно на летний праздник. Ты его любишь.
— Договорились! — обрадовался Шу. — А про ребят она писала?
— Да. Говорит, что Шелдон растёт хулиганом, и она удивляется, в кого это он такой. Я ей напишу, что в неё, в кого же ещё? — заулыбался Оташ. — Жалуется, что Шепард на него дурно влияет. А, по-моему, не может Шепард дурно влиять, он хороший мужик.
— Шепард замечательный, — согласился Юрген. — А что Фелиция?
— Чудесная девочка, папина любимица. Такая же белокурая.
— Она на ангелочка была похожа, когда я её видел последний раз. Надо будет накупить им подарков. И Фарлею тоже.
— Обязательно привезём им подарки, — кивнул шоно. — Кстати, я тебя из-за всей этой суеты так и не спросил про твоего кузена, когда ты из Яссы вернулся. Ему понравился твой подарок?
— Да, понравился. Феликс до этого играл только на флейте Витольда, этот жмот ему свою так и не купил. Так что теперь у мальчишки будет своя собственная флейта. Знаешь, — задумчиво проговорил Юрген, — чем старше он становится, тем больше похож на мою маму. Разве так бывает?
— Дети иногда бывают похожи на дядю или тётю, почему нет?
— Но я и рад, что он на мою маму похож больше, чем на своего отца. Раз уж он в нортов пошёл, а не в родню Илинки.
— Пригласи его как-нибудь к нам в Шаукар.
— А ты не будешь возражать?
— Почему я должен возражать?
— Ну, он сын Витольда, а Витольд тот ещё…
— Феликс не должен отвечать за грехи своего отца. И он всё-таки твой брат, пусть и двоюродный. Значит, он и мой брат.
— Хорошо, Таш, я обязательно его приглашу. Спасибо тебе.
— Чай уже заварился, эне. Давай пить.
Эпилог
Юрген не любил охоту. Он понимал её смысл и необходимость, но не любил. Когда ты в степи и хочешь есть, конечно, ты отправишься стрелять уток или зайцев, но когда ты живёшь в городе и еду тебе приносят на блюдечке, то ехать стрелять в диких зверей совершенно не хотелось. Однако Оташ видел в охоте что-то своё и не мог отказать себе в удовольствии выехать в степь или в лес. Новоиспечённый главный ловчий рьяно приступил к своим обязанностям и очень скоро занялся организацией охоты для великого шоно. Юрген мог и не ехать, а остаться в городе, но на такую большую охоту собрались ехать почти все министры, а также Алтан и Бальзан, и визирь просто не мог оставаться в стороне.
Шу не вдавался в тонкости, знал только, что охота была на кабана. Охотники, находившиеся теперь в подчинении Омари, выследили зверя у мест его кормёжки, и теперь великому шоно и его подданным нужно было лишь дождаться появления кабана. Юрген участвовать в самом процессе не собирался и держался в стороне. Это был небольшой перелесок, и Шу намеренно отстал от других охотников, спешился и дал коню отдохнуть. Тюльпан, которого тоже мало интересовала охота, принялся мирно щипать травку. Юрген сел у высокого дерева и прислонился к стволу. Под таким же деревом три года назад они с Оташем похоронили Энеле. Когда волк был уже совсем старым, Юрген забрал его в город, где, как мог, ухаживал за ним. Но годы вязли своё и Энеле не стало. Юрген несколько ночей молча плакал в подушку, переживая потерю друга.
Вдруг Тюльпан поднял голову и зашевелил ушами. Шу встал и прислушался. Ничего. Где-то вдалеке послышались выстрелы.
— Нашли кабана, живодёры, — проговорил Юрген, подойдя к коню и потрепал того по гриве. Тюльпан фыркнул в ответ. Не прошло и минуты, как конь вновь будто прислушался к чему-то.
— Что такое? — спросил Шу. — Ты нервничаешь? Боишься?
Тюльпан вдруг заржал и отпрянул в сторону. Юрген обернулся и увидел огромного раненого кабана, двигающегося прямо на него. Сердце заколотилось, как сумасшедшее. Шу прекрасно понимал, насколько опасен может быть подранок. Изначально не собираясь охотиться, Юрген не брал с собой ружьё, имея при себе только пистолет. Пули такого калибра никак не могут стать смертельными для разъярённого кабана, но Шу всё-таки схватился за оружие и выстрелил. Зверь только споткнулся и, кажется, ещё больше разозлился. Юрген выстрелил снова, и в этот момент появился Оташ и другие охотники. Шоно выстрелил из своего ружья, и кабан упал. Затем Оташ подбежал к поверженному зверю и ещё раз выстрелил тому в голову.
— Эне, ты в порядке? — повернувшись к Юргену, обеспокоенно спросил шоно.
— В порядке, — тихо ответил тот.
— В следующий раз бери с собой ружьё.
— В следующий раз я просто не поеду.
— Неужели визирь трусит? — послышался рядом знакомый голос Михата.
— Настолько трусит, что выходит против огромного кабана с одним пистолетом, — ответил подоспевший Омари. — Отличный выстрел, великий шоно.
— Забирайте тушу, едем в город, — распорядился Оташ.
Всю дорогу до Шаукара Юрген молчал. Он уже представлял, какие разговоры теперь пойдут по дворцу. Визирь чуть не погиб в схватке с разъярённым диким кабаном. На мёртвого зверя он старался не смотреть. Кабана всё равно было жалко, даже несмотря на то, что Юрген сам приложил руку к его убийству, а может, как раз именно поэтому.
Уже во дворце Шу начал думать, как бы теперь избежать участия в пире по случаю хорошей охоты, но ему помог слуга, принёсший письмо из «Дома сладостей». Кимико, а точнее, Ким, таким было его настоящее имя, писал на языке айни, явно не желая, чтобы кто-то ещё мог прочитать его послание.
Показав письмо Оташу и объяснив его содержание, вечером Юрген отправился к озеру. Шоно хотел, чтобы он взял с собой кого-нибудь, но Шу заверил его, что и сам сможет за себя постоять. Когда Юрген прибыл на место, Ким уже ждал его. Сейчас узнать в нём Кимико из «Дома сладостей» было практически невозможно. Это был молодой мужчина-айни, очень похожий на Митсуо.
— Что случилось? — поинтересовался Шу.
— Не знаю, слышал ты или нет, но погибла одна из девочек, Лайла.
— Нет, не слышал. Как она погибла?
— Её нашли задушенной. Агсар, наш хозяин, решил, что её случайно убил клиент. Будто в порыве страсти. Нашёл последнего клиента Лайлы, тот правда утверждал, что когда уходил, она была жива-здорова. Но проблем он не хотел, поэтому заплатил Агсару кругленькую сумму. И всё, дело замяли. Может быть, мы бы забыли об этом, но прошедшей ночью погибла Гулли, её тоже задушили. Это не может быть совпадением.