Я промолчал. Что сказать-то, ну развлек хозяина этой душегубки. А дальше что?
— А дальше, — словно читая мои мысли, улыбнулся княжич, — у тебя есть два выхода. Или ты отправляешься обратно на колдовскую грядку, и там со второй, или с десятой попытки я в тебе этот гриб все равно пророщу, из принципа, сам понимаешь — задето мое самолюбие, ты единственный, с кем это не получилось. Тут уж не в деньгах вопрос, а в принципах. Да?
Пожал плечами. Вариант этот мне не очень нравился.
— Вижу, неохота тебе в сладостных грезах время проводить. Ну что сказать, хвалю, растительное существование не для творческих натур вроде нас, правда? Ну а второй вариант — пойдешь ко мне на службу. Колечко твое серебряное тут не работает, а если нужно, снять я его смогу легко, тебе кто его на палец нацепил, Росошьев? Сильный колдун, но профессия — дело такое, нужно постоянно заниматься, а не размениваться на всякие канцелярии мелких князьков. Ну как, согласен?
Я кивнул головой. А какой еще тут выход, что-то придумать можно, только если остаешься в живых.
— Вижу, — Тятьев улыбнулся, — уже сейчас думаешь, как бы меня потом обмануть. Тут ведь такое дело, Марк, отсюда такие как ты выходят или в виде грибных спор, или в виде трупа, скрывать не буду. Но вот здесь, внутри этого всего, можно жить долго, очень долго. А там, глядишь, и втянешься. А когда вот душой к делу прикипишь, то и обманывать и предавать не нужно будет, поймешь, что в принципе обычным делом тут занимаемся, не хуже и не лучше, чем другие. Вот тогда и во внешний мир тебе можно будет выйти.
Он легко встал с кресла, подошел ко мне, похлопал по плечу.
— Пойдем, покажу. Тут, — он обвел рукой зал, — сердце моего поселения. Только я сюда спускаюсь, ну вот ты еще добрался. Как от грибницы избавился, потом расскажешь, да под кристаллом правды, а пока смотри.
Он поманил меня рукой, мол — пойдем.
— Вот здесь, — мы подошли к одному из столов, где были разложены разноцветные камни, соединенные вырезанными в дереве канавками, — основной механизм нашей деревеньки. Как ты уже понял, а может, нет, находится она чуть в другом пространстве. А может, даже в другом мире, ты не знаешь, но такие тоже есть, мы вот не можем по ним путешествовать, но это не значит, что не могут другие. Но это не важно. Смотри.
Он передвинул два камня, синий и голубой, по часовой стрелке, а зеленый с красным поменял местами.
— Это — портальное окно. Вот сейчас я приготовил его для переноса в наш, настоящий мир. Обычно там полянка, которую ты видел, но стоит мне активировать этот механизм, как место полянки займет центр нашей деревеньки, Полесной. А если я сделаю так, — и он убрал красный камень со стола, — откроется небольшой портал, куда могут пройти несколько человек. Или повозка твоя, кстати, до сих пор в лесу стоит. Но если сговоримся, перевезешь ее сюда, будешь по улицам ездить, Полесная-то не маленькая, ты только часть ее видел, а так — на версту раскинулась деревенька, тут полно народу живет. И представляешь, дурни, думают, что в своем мире они, вот только дороги перекрыты и война идет, а я вроде как их защищаю от второжения злобных врагов. Ну и ладно, быдло сиволапое — что с него возьмешь. Расплодились, не убивать же их всех сразу, вот поставлю производство спор на поток, тогда и до них очередь дойдет. Пошли дальше.
И мы пошли. Медленно обходя залу, я узнал, как споры грибов погружают в спячку, а потом упаковывают. Как создаются новые реагенты, более действенные, позволяющие увеличить выход спор с одной посадки.
— Раньше и десятка щепотей с трудом набирали, — с гордостью поведал мне Тятьев, — а сейчас до двадцати спокойно с одного. Это с нами, колдунами, возни много, а простой человек — он на натуральной пище выращен, здоров, вот и гриб таких любит, и развивается хорошо.
Когда мы дошли до плавающих в банках частей тела, я думал, меня стошнит. Но нет, магическим усилием подавил позывы, и дослушал-таки лекцию до конца.
— А вот здесь, — Тятьев подвел меня к середине зала, где возвышался силовой купол, — сердце, так сказать, моего владения.
Он щелкнул пальцами, купол пропал, передо мной на полу темным металлом была выложена семилучевая звезда, с голубым кристаллом посредине.
— Прадед твой, Сергей, откуда-то привез, а потом и сам сгинул. Вот Олег Всеславич мне и отдал, знал, я всякие диковинки люблю. Никто не смог этот камень заставить работать, а я смог.
Тятьев гордо приосанился. Видно было, что его распирает от собственной важности.
— Эти все ученишки и колдунишки зубы обломали об камешек, только я понял, как его пробудить. Синяя смерть — универсальное средство, которым почему-то мало кто пользуется, а ведь при правильном применении такие чудеса творит, куда там кругам этим. Так вот, стал я с этим камешком опыты проводить, и перенесся куда-то. Сначала страшно было, а потом вот, — он развел руки, — до чего дело дошло. Правда, наружу, в тот мир, ходу нет, только кусочек пространства удалось подчинить, но это ведь только начало, Марк, сколько времени еще впереди. Все, что нужно — жертвы, а значит, золото. А золото — это красная пыль. И когда-нибудь мы перенесемся с тобой в другой мир, и в третий, и дальше. А там — бессмертие, там — власть, какой здесь никогда не будет. Да ладно, власть, это же на какие вершины в колдовском искусстве мы поднимемся, всем носы утрем.
Он вздохнул, махнул рукой.
— Иди, посмотри, можешь даже потрогать. Это ведь в какой-то мере и твое наследство. Не бойся, камень надежно закреплен, тут только я могу с ним что-то сделать.
Я кивнул, подошел к кристаллу, сел на корточки. Ну да, похожий мне дядя Толя показывал, только этот какой-то неправильный, словно…
«Обнаружен портальный маяк» — всплыло сообщение. — «Повреждения — критические. Возможность восстановления работоспособности — отсутствует. Есть возможность интеграции. Выполняется».
Даже сделать ничего не успел, как из моей груди выстрелила черная нить и впилась в кристалл.
Глава 10
— Ну что ты там застыл, наследство разглядываешь? — позади меня хохотнул Тятьев.
А вот мне было не до смеха. Тело в буквальном смысле парализовало, я даже моргнуть не мог. Только внутренним зрением наблюдал, как по тонкой черной трубочке в мой мозг прямо через артерию перетекает непонятная субстанция. Противная такая, она впитывалась височной долей, растворялась в ней. Казалось, кто-то щекочет мою черепную коробку изнутри — отвратительное ощущение, но ничего сделать я не мог.
— Эй, — княжич забеспокоился, — ты там не уснул часом?
И тут зал сильно тряхнуло.
Меня, вот уже третий раз за день, бросило на пол, прямо на септаграмму. Способность двигаться вернулась, только слишком уж поздно — мои ладони буквально прикипели к металлу звезды, ни боли, ни жжения — их просто притянуло, словно магнитом. Я оказался в буквальном смысле лежащим ниц прямо перед кристаллом, чуть ли не носом в него уткнувшись. И поэтому мог наблюдать за тем, что с ним происходит, практически без помех.
На кристалле появилась трещина. Очень тонкая, она отделяла примерно треть камня. На пентаграмме зажглись синие символы, два из них оказались под моими ладонями, и просвечивали сквозь плоть.
— Что ты натворил! — Тятьев, которого тоже слегка потрепало толчком, бросился ко мне, попытался оторвать от пола сначала одну руку, потом вторую. — Что ты сделал с камнем?
На камне появилась вторая трещина. Она шла вертикально, соединяясь с первой. Символы разгорелись ярче, зал снова заходил ходуном, на столе с механизмом перемещения взорвался один из кристаллов, кажется — зеленый.
Княжич оставил попытки убрать меня с септаграммы, и что-то активно магичил. Я чувствовал, как нарастает давление, оранжевые линии окружили нас во всех сторон и складывались в какой-то узор. На секунду притяжение металлической звезды прекратилось, я быстро отполз в сторону. По лицу Тятьева катился пот, он заставлял то один, то другой символ гаснуть, но остальные разгорались все ярче, а те, что гасли, загорались вновь. Раздался треск — семилучевая звезда начала поворачиваться в полу, кроша мраморное основание.
Тятьев бросился к своему механизму, переставляя камни, тряска немного стихла, он переместился к кристаллу — первый раз я видел, как телепортируются в одном помещении, вот княжич стоял у стола, а тут уже — рядом со мной, положил ладонь на кристалл, надавил.
Энергетические потоки вокруг нас дрогнули, и сложились в сложные геометрические фигуры — многоугольники, вписанные друг в друга в различных плоскостях начали по одному срываться, впитываться в руку колдуна, а оттуда — перетекать в кристалл. Полусфера зала поплыла, пошла волнами, реторты с какими-то жидкостями взрывались, то там, то здесь возникали очаги пожара, но Тятьеву все это было до лампочки, он упорно собирал конструкты, запихивая их в портальный маяк.
Не меньше десяти минут он простоял на коленях возле камня. Толчки стали тише, а потом и вовсе перестали, синие символы гасли один за другим, на лице княжича появилась улыбка. Он уверенно брал под контроль кристалл, тот явно стабилизировался, трещины почти исчезли, а конструктов оставалось еще больше половины. Новые уже не появлялись, видимо, все силы колдуна шли на восстановление камня.
Наконец, трещинки исчезли, Тятьев тяжело поднялся, видно было, что колдовство далось ему нелегко. Руки дрожали, на лбу появились глубокие морщины, и вообще он как-то постарел, осунулся, из дышащего здоровьем живчика превратился в изможденного старика.
— Это ты, — он ткнул в меня костлявым пальцем, — ты! Ты это сделал. Не знаю как, но тебе конец.
Он попытался притянуть очередной конструкт, с трудом ему это удалось, возле ладони княжича начало формироваться какое-то убойное заклинание. Княжич вливал в него остатки своих сил, видно было, что это прямо вытягивает из него жизненные силы, но он упорно колдовал и колдовал. Я оглянулся — бежать было некуда, вокруг только разбитая мебель и посуда, валяющиеся обломки, стена и потолок застыли складками, выхода видно не было. Видимо, мне действительно пришел конец, от заклинания такой силы мой щит не спасет.
Гримаса на лице Тятьева должна была означать улыбку — он почти справился, и теперь не торопился, докладывая последние штрихи на схему, когда голова его отделилась от тела.
— Получи, сука, — выдохнул я, подкидывая на ладони рукоятку тактического клинка, энергии, отобранной у волка, хватило на единственный удар. И тут же пожалел об этом.
С противным скрежетом, словно по мокрому стеклу вели пальцем, кристалл в центре семилучевой звезды рассыпался. Все символы одновременно зажглись ослепительным синим цветом, пол ушел у меня из под ног, и я провалился куда-то в темноту, теряя сознание.
Очнулся я от того, что кто-то осторожно шлепал меня по щекам. Открыв глаза, я увидел сначала пенсне, а потом — и всю физиономию своего начальника.
— Очнулся, — ласково сказал тот. — Вставай, герой, хватит валяться.
Я поднялся, покряхтев — надо же показать, что раз герой, то подвиг отнял много сил, но никого, видимо, этим не впечатлил. Розумовский, увидев, что встаю, тут же убежал куда-то, а все остальные вокруг были заняты. Да, и этих остальных было много — и серые, и черные, и даже красные, таких я не видел еще.
Все, что было до взрыва, помнил отлично, но сознание я терял в помещении, а в себя пришел на свежем воздухе. Знакомые стены Полесной, за которыми я прятался во время магической драки, возвышались метрах в сорока от меня, на месте ворот зиял пролом, башенки были частично обрушены, да и самим стенам досталось — все в трещинах и сколах, со следами мощных ударов… Вокруг виднелись какие-то домишки, бродили люди, плакали дети, визжали женщины, их сортировали, сгоняя в небольшие колонны, и куда-то уводили. Часть строений дымилась, мимо меня поволокли за ногу стражника, судя по пустым глазам, глядящим в небо, он был мертвый совсем. Еще несколько тел валялось возле пролома.
— Барин, живой, — сзади на меня накинулись и начали душить. — Барин вернулся.
— Будешь так горло сжимать — ненадолго, — прохрипел я.
— Простите, барин, — Шуш отступил на шаг, аккуратно стряхнул снег с моей куртки. — Радость то какая, уж не чаяли вас найти.
— Я тоже рад тебя видеть, — честно признался я. Приятно, когда хоть кто-то тебя ждет и надеется увидеть. — Что произошло-то?
— Так ведь пропали вы, с княжичем и боярином, — Шуш осматривал меня, видимо стараясь найти несовместимые с жизнью увечья. — Два дня как. Все княжество на ушах стоит, как из сыскного приказа дьяка нашли в вашей повозке, да следы, а потом они пропали. А начальство ваше уж как рассердилось, а потом тут эта анармания…
— Аномалия, — машинально поправил я.
— Она самая, барин. Так кого только сюда не понагнали — и колдовских, и наши тут. И ничего, никаких следов. Уж и отчаялись, а потом бах — и деревенька из ниоткуда появилась, да еще с укреплением посередке. Тут уж даже княжья стража прибежала, вон они, красные, шастают везде, — Шуш сплюнул. — Говорят, каких-то людей внутри нашли, важных, так что вон даже боярин Росошьев примчался, а то и князь даже сам будет, хотя врут наверное. А с повозкой вашей все в порядке, я уже проследил, лихоимцы эти колдовские хотели ее забрать на какие-то исследования, так нет, не отдали мы. Только дьяка оттуда вытащили, он двое суток спал, еле разбудили. Кто-то заколдовал его, чтобы спал, вот.
Я поморщился. Ну да, переборщил чуток, а что он с разговорами лез, водителю мешать нельзя.
— Так людей-то внутри спасли?
— Не знаю, барин. Лекарь наш, Мирон Ипатич, только руками разводит, говорят, какой-то колдун аж из Смоленского княжества сюда приехал, очень ученый, цельный князь.
— Это хорошо, — я даже чуть порадовался. Выходит, девчушку эту спасти могут, то, что один колдун нахимичил, другие исправят. — Так говоришь, повозка моя в целости и сохранности?
— Как есть, — ударил себя в грудь Шуш, мол, он заботился, — она прямо у дороги как стояла, так и стоит, только оттащили ее немного в сторону, чтобы людям не мешать. Уж очень много этих людей тут набежало, прям жуть.
— Вот и я так думаю. Давай-ка уйдем отсюда, чего толкаться. Где, говоришь, повозка?
Шуш ткнул пальцем, я развернулся в нужную сторону и быстро зашагал прочь от этого нехорошего места. А то герой-героем, а как ни крути, я — свидетель. А свидетели, по моему опыту прежней жизни, очень часто превращаются в обвиняемых.
На удивление, повозка оказалась в отличном состоянии. И согревающий конструкт, который мне за небольшую мзду Сила поставил, исправно прогревал возок, так что, хоть я и не мерз, но сидеть в тепле значительно приятнее, чем на снегу. Шуш ни в какую не соглашался отпускать меня одного, и Кувалда, поколебавшись, все-таки разрешил своему подопечному с барином до дома сгонять. Но чтобы завтра, как штык, было отдано распоряжение, и бедняга, пригорюнившись, полез за мной в повозку.
Время давно уже перевалило за полдень, так что солнце неумолимо снижалось, пока мы мчали по снежной мостовой, и во двор мы вьехали, когда уже почти стемнело. Осчастливив Шуша его законным местом в подвале, впрочем, парень не возражал — после канцелярской казармы и это казалось ему раем земным, я уселся в кресло напротив камина, уже разожжённого, стоило повозке пересечь ограду, и призадумался.
То, что я спасся от превращения в Ленина, который, как известно — гриб, это хорошо. Можно занести себе в плюс. А вот в остальном были сплошные минусы.
Тятьев-младший — первая головная боль. С одним из них у меня были общие знакомые, к примеру — оценщик. То, что его начнут трясти, к гадалке не ходи. А от него и ниточка к дьяку сыскному, что в Славгороде, потянется. С дьяком-то я больше откровенничал, ничего такого вроде не было особо криминального, но кое-какие грешки, вроде фальшивых банкнот, всплывут.
Вторая головная боль — дядюшка его, колдун-грибник. По местной градации как бы не ко второму кругу относящийся. И тут закономерный вопрос — как это некий Марк Травин, так себе колдунишка, пятого круга с натяжкой, от такого монстра сбежал. У меня был на это ответ, продумал, пока в повозке ехал. И раз тепленьким не взяли, то пусть мою версию слушают, а уж поверят или нет — чего гадать.