Блондинке не требовалось тщательно разглядывать подошедшего. Ни его крепкую фигуру с мощной шеей, ни короткий ежик темных волос, прямой нос, упрямый подбородок, тонкие губы или зеленые, словно затягивающие в болотную трясину, глаза. Даже не удостоив его беглым взглядом, знала — подошедший тот, кого она здесь столь длительное время ждала, упорно отказывая одному навязчивому поклоннику, за другим.
Мимолетная искра ликования вспыхнула в груди всего на миг, но и этого оказалось достаточно, чтобы успокоить тревогу. Пока есть хоть крохи ощущений — она жива, не только снаружи, но и внутри. Более значительного проявления эмоций после стольких веков и ждать не приходилось.
Не тратя времени на ответ, девушка прищурилась и окинула брюнета многообещающим взглядом, улыбнулась уголками губ и слегка кивнула, прекрасно зная, как такие ненавязчивые знаки внимания действуют на тех, кто привык называть себя сильными мира сего. И, конечно же, не ошиблась.
Мужчина хмыкнул, жестом подозвав бармена, заказал ей мартини, а себе двойную порцию виски.
«Предсказуемо, — мысленно отметила девушка. — И скучно».
— Стас, — обдав ее шею горячим дыханием, представился мужчина.
«Знаю, — предвкушающе улыбнулась про себя блондинка. — Наслышана».
— Ты не скажешь, как тебя зовут? — притворно изумился Стас. — Или мне угадать?
— Мое имя тебе ничего не даст, — пригубив мартини, отмахнулась она. Но заметив недовольный прищур мужчины, пошла на уступку. — Пусть сегодня будет… Кара.
Он кивнул.
— Как скажешь, Кара. Почему такая… девушка, как ты, скучает?
Блондинка одарила мужчину насмешливым взглядом:
— Может, сразу перейдем к сути?
Стасу не удалось скрыть искреннее изумление, что почти мгновенно сменилось откровенным восхищением и чувственным голодом.
— Как скажешь, детка.
Не прошло и трех минут, как они оказались в укромной, затемненной VIP-кабинке, над основным залом. По происшествии четырех минут, уже увлеченно целовались, отдаваясь во власть страсти на кожаном диванчике.
Блондинка извивалась в сильных мужских объятьях, не скрывая стонов. От настойчивых, жадных ласк Стаса она горела, как под натиском огненной стихии. Боги милосердные, а он действительно был хорош в этом деле! И лишь когда мужчина стал нетерпеливо освобождать ее от одежды, поняла — пора останавливаться.
Почти не прилагая усилий, она оттолкнула Стаса и поднялась на ноги, одергивая край платья.
— Что случилось? — прохрипел мужчина, затуманенным взглядом следя за каждым ее движением. — Тебе нравится помедленнее? Вернись, я все исправлю.
Блондинка усмехнулась. В ее глазах поселилось ледяное пламя, которое до этого момента она мастерски скрывала под личиной. Знала, как истинный взор действует. Вот и сейчас Стас ощутимо вздрогнул, взгляд красавицы пробирал холодом до костей.
— Кто ты?
— Кара, — улыбнулась девушка. — Твоя кара.
Выпустив сноп ослепительно белых искр в грудь мужчины, блондинка довольно прищурилась, как сытая кошка. Справедливость восторжествовала. Прошение удовлетворено. Груз неисполненного больше не давил, мешая свободно вдыхать.
Пока Стас корчился в болезненных спазмах, прижимая руки к груди, наивно пытаясь ослабить острую боль, девушка решила прояснить случившееся, огласив приговор:
— С этого момента ты больше не сможешь коснуться ни одну представительницу слабого пола, не испытав при этом жгучую боль ледяного пламени, что поселилось в тебе, — сказала она. — Плотское желание сможешь удовлетворить только с единственной, предназначенной Мойрами. Если конечно отыщешь ее и разглядишь.
— За что? — просипел он, скрипя зубами от накатившей муки.
— За что? — скривилась она, ощущая давно забытую ярость. — Хочешь услышать правду? Так ведь для вас мужчин она всегда звучит банальностью. Стоит ли мне терять время и слова?
— За что? — упрямо поджал губы мужчина.
Блондинка даже поразилась его выдержке. Не каждый, испытывая острую боль, что будет еще сутки преследовать виновного после оглашения приговора, способен разговаривать.
— Хорошо. Ты признан виновным за разбитые сердца сотен женщин, которых использовал, как вещи, а потом выкидывал, точно мусор.
Горькие слезы просительниц, точно яд еще разъедали ее изнутри, а просьбы восстановить справедливость все еще были слишком свежи в памяти.
— Хорошего вечера, Стасик, — промурлыкала блондинка, огладив мужчину по голове, словно нашкодившего пса. — Удачи в поисках. Она тебе понадобится.
Более не оборачиваясь и не обращая внимания на яростные крики в спину, девушка покинула кабинку, а несколько секунд погодя и земной мир, растворившись в портале перехода белыми искрами.
Стоило девушке шагнуть из портала, как вульгарное трикотажное платье на ней чудесным образом сменилось на прозрачное одеяние из белого шифона и шелка. По вкусу богини, которой она служила столько веков подряд.
Обитель справедливости встретила девушку привычным безмолвием и девственной белизной. Как и сотни раз до этого.
Россыпь алмазов в стенах, казалось, вспыхивала ярче, подстраиваясь под ритм шагов блондинки. Словно так молчаливо, но величественно все приветствовало ее… дома.
Немедля и мгновение, девушка направилась в большой зал. Лишь тихое шуршание ткани платья и еле слышные шаги нарушали привычную для этого места тишину. Самостоятельно толкать вылитые из золота двери высотой, как минимум, в рост пяти человек, не пришлось. Они без посторонней помощи плавно распахнулись, давая понять, что ее ждут.
— Моя госпожа, — склонилась девушка в поклоне, только переступив порог. — Приговоренные наказаны. Справедливость свершилась.
Даже не поднимая глаз, блондинка до мельчайших подробностей знала, что именно могла увидеть. Зал, утопающий в роскоши, застывшие в воздухе мерцающие кристаллы вместо сотен свечей, богиню, величественно восседающую на троне, молчаливую прислугу, расчесывающую роскошные, цвета насыщенной меди, волосы Адрастеи.
— Ты задержалась, дитя мое, — прозвучал мелодичный, словно перезвон сотен колокольчиков, голос. — Подойди.
— В земном мире время идет иначе, — повинилась девушка, мысленно проклиная Стаса, на наказание которого потратила столько драгоценных часов. Не смея ослушаться, она быстро приблизилась к трону и смиренно присела у него. — Прошу простить за ожидание.
— Дай мне увидеть, — госпожа одарила девушку нежным, как дуновение ветерка, прикосновением, пропуская сквозь пальцы прядь ее белоснежных волос. — Последнее задание.
Она на долю секунды замешкалась, недоумевая о столь дивном выборе Адрастеи, но полюбопытствовать не решилась.
Внутренне содрогаясь в ожидании того, что неминуемо должно было произойти, она безропотно оголила грудь, приспустив невесомую ткань платья.
Прежде чем применить прикосновение истины, богиня огладила ключицы девушки, вызвав дрожь, несколько помедлила лаская кончиками пальцев бледную кожу, и только потом приложила ладонь, надавливая на кристалл справедливости в яремной впадине.
Острая боль прошила тело девушки от макушки и до кончиков пят. Кристалл вспыхнул слепящим светом, перед глазами блондинки промелькнули события недавнего прошлого. Всего несколько секунд хватило, чтобы Адрастея отдернула руку, точно обожглась:
— Ты назвала приговоренному свое истинное имя?! Зачем?
Девушка и сама искала ответ на этот вопрос, поэтому просто стыдливо потупилась:
— Он все равно не запомнит его.
— С чего ты взяла?
— У таких, как он, плохая память на женские имена.
Адрастея замолчала. Не поднимая головы Кара чувствовала ее изучающий взгляд, что, казалось, способен был в секунде выпотрошить душу.
— Тебе понравился приговоренный?
— Что?! — вскинулась в ужасе блондинка. — Нет!
Богиня снисходительно позволила девушке встать и немного отойти в сторону, чем Кара поспешила воспользоваться.
— Хорошо, — кивнула Адрастея. — Ты не должна забывать, что главное для нимфы справедливости — беспристрастность. А беспристрастие невозможно при познании телесной страсти.
— Я помню, моя госпожа, — не зная, как скрыть пылающие щеки, пролепетала Кара. — И никогда не сойду с пути истины.
Адрастея обласкала ее материнской улыбкой:
— Да пребудет с тобой справедливость, дитя мое.
— Благодарю, — еще больше зарделась Кара, чувствуя, как волна божественного благословения окатила ее тело.
Девушка поспешно оправила платье, прикрыв грудь, и застыла в ожидании дальнейших указаний. Как она ни старалась утихомирить разум, а в голове засело… последнее задание. Приговоренный, что впервые за все века несения службы у богини Справедливости, смог посеять смятение в ее душе. Неужели он действительно мог ей… понравиться?
«Глупость какая!» — внутренне усмехнулась Кара.
Даже мысль об этом вызывала откровенный ужас!
Она — нимфа справедливости, карающий меч в руках госпожи, божественный перст, указывающий на пороки, орудие возмездия! Не женщина, испытывающая чувства, не существо, подвластное слабостям! Нет!
Сколько раз она приводила разнообразные приговоры в действие, никогда не колеблясь в правильности решения хотя бы на миг!
Сегодня же… случилась досадная оплошность, которая больше не повторится.
Всему виной смертельная усталость от обыденности вечной жизни и… скука, что довлела над ней, как дамоклов меч. Это единственно верное объяснение случившемуся.
Нимфы справедливости не способны на чувства к мужчинам. Особенно к таким, как последний приговоренный. Это противоестественно! Немыслимо!
Да и Кара совершенно не знала, каково это… испытывать к кому-либо подобную тягу или привязанность… А если не знала, значит, априори не могла испытывать…
Подобные размышления помогли блондинке утихомирить бурю, взорвавшуюся в душе после странного вопроса богини.
Несколько секунд знакомого безмолвия и Кара смогла восстановить нормальный ритм дыхания, перестав судорожно глотать воздух, как при погоне.
— Можешь отдыхать, Кара, — прервала ее задумчивость богиня. — До следующего зова.
Блондинка скупо кивнула, низко поклонилась, все еще стыдясь встретиться глазами с госпожой, и поспешила покинуть большой зал. Ей казалось, что чем быстрее она сможет попасть в свою комнату, тем скорее избавится от дивных сомнений, что посмели притронуться к душе. Адрастея учила, что дом способен исцелить любые повреждения, что телесные, что душевные, нанесенные нимфам.
«Значит, и с этим навязчивым ощущением ошибки поможет», — твердо решила Кара.
Ведь обитель справедливости по праву считалась ее домом! По крайней мере, иного она никогда не знала…
Позволив служанке вновь заняться вплетением жемчужных нитей в волосы, Адрастея окинула напряженную спину резво уходящей Кары, задумчивым взглядом.
«Неужели началось? — мысленно задалась вопросом она. — Братец не блефовал?»
Перед внутренним взором все еще слишком ярко стояла их последняя встреча, что обернулась бурной ссорой. Не сказать, чтобы Адрастея с братом когда-либо слишком ладили, всегда балансируя на краю дозволенного, но откровенного противостояние не допускали. Как в прошлый раз.
— Ты пожалеешь, что отказываешь мне, Тея! — вспомнился его яростный крик и нескрываемые угрозы. — Ледышка, как и все твои безвольные куклы мнимой справедливости! Я сделаю так, что ты хорошенько осознаешь свою ошибку! Ты потеряешь все, что тебе дорого, Тея! Все! Слышишь?!
Тогда она не восприняла очередную угрозу братца всерьез. Но последующая череда странностей заставила задуматься. Решающий удар был нанесен по ордену существ. Ее личному изобретению справедливости мира существ. Крах любимого детища и особенно последствия, что неминуемо обрушились бы вслед за этим, она допустить никак не могла.
Пришлось включаться в игру, расставляя необходимые ей фигуры так, как выгоднее всего. И даже пойти на хитрость, использовав истинную силу для создания артефакта преломления временного потока. Адрастея рисковала, пытаясь обвести за нос бога Обмана, но… не могла иначе. Просто не могла все потерять!
К тому же братец никогда не играл честно, этот факт смягчал давление совести за то, что пришлось прибегнуть к маленькому обману, введя ключевого, как ей казалось, игрока.
И поставив на кон все, Адрастея не теряла надежды, что победа в этом противостоянии будет за ней. Справедливость просто обязана восторжествовать, иначе какая же это справедливость?
***
Парение в пустоте заставляло чувствовать себя легким перышком, ведомым судьбоносной рукой. Куда подует ветер — туда и полетит. И не было в этой беспомощности, которая заполнила меня до краев, ничего раздражающего или отталкивающего. Всеми фибрами души я понимала — так надо. Быть в полной власти кого-то свыше, не споря и не задумываясь ни о чем. Не вести, стать ведомой. Именно так и никак иначе.
Безмятежность полета резко прервалась, когда перед глазами вспыхнул яркий свет. Блеснув крохотной белой точкой, он стремительно разрастался в размерах и притягивал меня к себе, как магнитом. Словно звал, так настойчиво и властно, что я не смогла воспротивиться тяге.
Стоило оказаться в эпицентре сияния, как слепящий эффект пошел на убыль, позволяя мне оглядеться по сторонам. Гладкие стены из белого камня с золотым вкраплением, белый, возможно мраморный, пол, вместо потолка — черное полотно неба и россыпь звезд. В центре дивного помещения, названия которому я не смогла отыскать, стояло углубление с водой. Довольно широкое в диаметре, из позолоченного камня, похожее на колодец или оригинальную купальню. На просторном бортике сидела рыжеволосая женщина. От красоты которой, казалось, исходило собственное сияние.
Не знаю, как такое возможно, только одновременно я чувствовала себя всем и… ничем, могла присмотреться к мельчайшим деталям, коснуться гладкого камня или шелка одеяния незнакомки. Точно и управляла, как режиссер разворачивающимся действом, и была обычным зрителем.
Женщина так сосредоточенно всматривалась в самую глубь колодца, что подстегнула мое любопытство, заглянуть туда же. В прозрачной глади воды, словно в зеркале, удалось разглядеть бледное, умиротворенное лицо… Егора. В гробу.
Я отшатнулась, не сдержав крик ужаса, который отчего-то не нарушил безмолвие этого места, точно у меня не стало вдруг голоса. Попытавшись отвернуться и убежать — натолкнулась на невидимое глазу препятствие. Что-то не отпускало меня, заставляло смотреть дальше. И ослушание представлялось невозможным.
Будто завороженная с болезненным отчаянием всматривалась в до боли родное лицо близкого сердцу мужчины. Теперь уже мертвого. От увиденного душа словно рвалась на части, но и заставить себя отвернуться не хватало сил. Стоп-кадр моего кошмара дрогнул, водная гладь пошла рябью и новые картинки засуетились перед глазами, торопились, спешили сменить друг друга, показать мне как можно больше… непонятного.
Я увидела, как рыжеволосая женщина, точная копия той, что не шевелясь продолжала сидеть на бортике, проводила некий ритуал. Отрезав прядь своих волос, она положила ее в ледяную чашу. Не переставая шевелить губами, слова слышались неразборчиво, сделала глубокий надрез на ладони, занеся руку над чашей.
Женщина щедро оросила прядь волос кровью. Абсолютно белой… кровью!
Ставшее уже привычным для меня ослепительное сияние на мгновение заполнило собой все. А после того, как стихло, ледяную чашу в руках женщины поглотил огонь. Через секунду рыжеволосая, довольно улыбаясь, вертела в пальцах… мою подвеску!
Картинка вновь сменилась, явив взору незнакомый мне, но совершенно обычный, современный офис, где возле стола застыли две женщины. В первой я без доли удивления признала рыжеволосую красавицу, а глядя на вторую, испытала настоящее потрясение.
Сцепив явно дрожащие от страха пальцы в замок, на расстоянии двух метров от рыжеволосой, стояла… тетка Егора! Она казалась чрезмерно бледной, потрясенной и даже какой-то измученной.
— Ты поможешь мне исправить допущенную несправедливость, — безапелляционным тоном сказала рыжеволосая.