— Теряешь хватку, Поэт, — сверкнул глазами Егерь. — Мне интересно твое мнение о безопасных проходах к Драконьим Зубам.
— Ааа-а! — Поэт закивал головой, но что-то уж страдальчески переглянулся с Мастером, словно вышеназванная горная гряда вызывала у обоих благоговейный ужас. Я не понимал, почему. Ведь Драконьи Зубы представляли собой просто нагромождение камней, пусть даже очень высоких, перекрывающих путь в таинственные земли, где, по рассказам редких очевидцев, правит сильное государство. Кроме Грика Лунного мало кто мог рассказать что-либо вразумительное. Морские торговцы опасались пиратов, блокирующих водные пути к Аламу, и торговые отношения из-за этого сильно страдали. Точнее, их почти не было. Земли к востоку от Драконьих Зубов для многих были терра инкогнита.
— Можно прикинуть, как быстро и безопасно проникнуть в горы, — почесал затылок Поэт. — Что за дело будет?
— Расскажу на досуге. Предстоит долгое путешествие, и я хочу быть уверен, что ты все правильно поймешь. Прогуляешься, навестишь старых друзей.
— Когда выходить? — деловито осведомился Поэт.
— Завтра утром. Я думаю, что Гай не даст тебе заскучать.
— Он идет вместе со мной? — недоверчиво спросил Поэт.
— Есть причины отказать ему в этом удовольствии? — излишне спокойно Егерь посмотрел на своего соратника.
— Ну, сей молодец очень сообразительный и весьма чуток в искусстве разговора, — осторожно ответил Поэт, словно шел по тонкому льду.
Вдруг очнулся Мастер. На его глазах Егерь явно отказывал в праве участвовать в каком-то тайном деле. Этого мой палач вытерпеть не мог.
— Егерь! Ты, кажется, забыл, что Поэт мой напарник! Как ты можешь посылать с ним мальчишку, о котором никто толком не знает! Мы здесь занимаемся делом, а не шутки шутим! Ты подумал о последствиях?
— Для тебя я нашел другое задание, не менее интересное, — Егерь встал на ноги, подошел к Мастеру и взглянул в упор на его разгневанное лицо. — Ты отправляешься в Готу, а оттуда — в Паунс. Захватишь письмо и передашь его в лично руки тому, чье имя я прошепчу тебе на ушко. Понял?
— Ты не имеешь права! — побагровел Мастер. Такие дела решает Большой Сход! У тебя нет таких полномочий!
— Со вчерашнего дня — есть.
— Что? — Мастер потерял дар речи.
— Со вчерашнего дня, — терпеливо повторил Егерь, — Сход учел сложную обстановку в Андальских землях и оторванность от Головного Штаба, и дал мне такие полномочия. А посему, мой друг, слушай приказ: возвращайся в Паунс продолжать то, от чего я оторвал тебя год назад! Там не хватает людей. А Гай уходит с Поэтом. Поверь, дружище, в этом походе тебе действительно делать нечего. Только помешаешь.
— Да он же все провалит! — кипел Мастер. — Без опыта, без знаний, которыми мы обладаем, он станет обузой для Поэта! Если ты хочешь принять его в Братство — подумай хорошенько! Я отвечать перед Сходом не намерен!
— Ты все сказал? Я два раза не повторяю свои слова. И постарайся понять одну вещь: Братству могут служить не только мужи, но и зеленые юнцы. Лишь бы голова быстро соображала! Если Магван имеет здесь кучу осведомителей и знает каждый наш шаг, то мы можем использовать мальчишку как козырь в рукаве. Он расколол тебя без всякой магии и подсказок только лишь по твоей дурацкой привычке, подхваченной в кабаках Паунса! Сколько раз я должен повторять, чтобы вы не вздумали перенимать стойкие особенности того или иного места, где живете больше одного месяца!
Егерь снова рухнул в кресло и сердито закачался, не обращая внимания на визг несчастной мебели. Кажется, я отомстил Мастеру, да уж слишком жестоко. Но в этом не было моей вины. Мастер сам стал жертвой своего самолюбия и ненависти к людям. Иногда нужно быть милосердным.
Алам, степи. Боевые действия, 2431 г. Обновленной эпохи
Нас обнаружили в тот момент, когда мы оставили позади себя цепь холмов, и уже думали, что все слаживается удачно, и заметили группу из десяти-пятнадцати всадников слишком поздно. Впрочем, такая оплошность мало что могла изменить. Бежать по ровной, далеко просматривающейся местности не имело смысла. Догонят. И вступать в бой — значило обречь себя на поражение. Отбиться от верховых степняков, не рискуя потерять собственную жизнь — такое мало удавалось даже опытным воинам. Поэтому мы остановились и всем своим видом показали свою покладистость и покорность. Впрочем, такая умильная картина не обманула степняков. А то, что это были степняки — у меня не вызывало никаких сомнений. На всадниках были добротные кожаные одежды из шкур каких-то животных, огромные луки, короткие мечи, пусть даже из плохого железа, но от этого не менее опасные в ближнем бою, на головах остроконечные меховые шапки, из-под которых выглядывают настороженные глаза.
Один из всадников набрался смелости и подъехал к нам, обдав запахом давно не мытого тела, к коему добавился лошадиный, оглядел нас со всем прилежанием и что-то спросил. Такого языка я не знал, тем более Лодочник. Мы одновременно покачали головами. Степняк понял, что от нас ничего не добиться, махнул рукой своим напарникам, нас взяли в плотное кольцо, отобрали все оружие и погнали по сухой жесткой траве к своему месту кочевки. Они даже не связали нас, словно давая понять, что попытка бегства — верная смерть. Пока мы в сопровождении всадников бежали под горячим солнцем, обливаясь потом, я лихорадочно вспоминал, с кем нас свела судьба. Я читал Грика Лунного о загадочных землях, в коих сейчас находился, но там речь шла о хессах, Союзе Трех и прочей мелочи, вроде Сангарского святилища и каких-то скуртах. О степных народах — ни слова. Или Грик все выдумал, или сидел безвылазно в каком-нибудь городе Алама и собирал байки пьяных посетителей кабаков.
К вечеру мы добежали до большого поселка, состоящего из полусотни шатров, возле которых дымились костры. По всей большой площади степняцкой стоянки были расставлены нелепые крытые шкурами телеги огромного размера. Воздух был наполнен запахом жареного мяса и каких-то острых специй. Остервенело залаяли собаки, увидев нас. Какая-та мохнатая шавка норовила цапнуть меня за пятку, и я смешно дрыгал ногой, чем вызвал дружный смех всего населения. Голопузая ребятня с радостным визгом кидала в нас высохшие комки навоза. Нас бросили в глубокую, в два наших роста, яму, прикрыли сверху решеткой из деревянных жердей. Чумазый воин, приставленный для бдения за нами, радостно оскалился и стал потрясать мечом, потом плюнул в яму. Лодочник что-то беспрерывно бормотал.
— Ты можешь помолчать? — не выдержал я. Если проявишь чуточку терпения — я соображу, что делать дальше.
Я лукавил. Ни одной дельной мысли так и не пришло в голову. Ясно, что из ямы нам не убежать, если только о нас забудут. Я на такую щедрость степняков не рассчитывал. Значит, придется терпеливо ждать развития событий. Лодочник с надеждой смотрел на меня. Он ожидал от меня чуда, но я не святой Доминик, чтобы одним движением руки вызволить нас из заточения. Лодочник — хороший боец, сдерживал я свое раздражение, но его не готовили к тому, через что прошел я. И в который раз приходила гадкая мысль: лучше бы он остался на поле боя вместе с Лентяем и Бугаем. Одному было легче выпутаться.
Всю ночь я просидел в забытьи, изредка поглядывая на решетку, сквозь которую светила яркая луна. На ее поверхности четко выделялись какие-то линии, темные пятна, и мне казалось, что именно там поселились все сказочные персонажи, которыми меня пугала Брюнхильда в детстве. Лефуц меня возьми! — что же делать? Я и так наворотил дел, от которых не поздоровится ни Поэту, ни Егерю. Сход не прощает подобных вольностей, которых я натворил с избытком. Под удар поставлена вся операция Серого Братства. Если я не найду союзников на Аламе — худо дело.
Мысли перекинулись на будущее нашего положения. Что могло с нами произойти? Степняки могут использовать нас в качестве рабов, могут продать кому-нибудь из знатных лиц, если таковые здесь водятся. Должны быть: Алам — не просто огромные земли. Здесь есть города, большие города, — уверял я себя. Это было лучшим исходом в нашей истории. Но был и худший конец: нас принесут в жертву какому-нибудь их поганому идолу. Терзаемый мрачными мыслями, я заснул.
Утром нас выволокли из ямы и с громкими криками повели куда-то в центр стойбища, беспрерывно тыча в спину остриями копий. Этот самый центр представлял собой пустое место с вытоптанной множеством ног травой. Из-под ног взметывались сухие облачка пыли и оседали на лицах, на шкурах шатров, что густо облепили площадку. Быстро оглядевшись, я не заметил, чтобы к нам проявляли очень уж большой интерес. С десяток воинов, кучка стариков и старух да вездесущая ребятня. Значит, для жертвоприношений нас не готовят. Обычно на такое действие собирается все племя.
— Что они хотят? — самообладание совершенно покинуло Лодочника. Его бил мелкий озноб, голос предательски дрожал.
— Не знаю, — покачал я головой. — Не бойся, брат.
Нас поставили на колени и пригнули головы до самой земли. Я с трудом скосил глаза и увидел лишь высокие кожаные сапоги с металлическими бляхами на голенищах. Тут же мою голову дернули вверх. Передо мной стоял низкорослый, но довольно широкоплечий степняк с темным от загара лицом, с длинными засаленными волосами, беспорядочно разбросанными по кожаной куртке. На левом бедре висел такой же, как и у всех воинов, короткий меч. Вождь, понял я.
Мужчина что-то пролаял, но я смущенно пожал плечами.
— Не понимаю.
— Сатур? Ваграм? Камбер? — не успокаивался вождь.
Вероятно, он имел в виду или враждебные племена, или государства Алама. Но у Грика я не встречал таких названий. Неужели солидный муж просто бесстыдно врал?
— Андалия, — выдавил я.
Вождь мгновенно сузил глаза. Соображал. Молчание длилось долго. Я уже начал сомневаться в рассудке кочевника, когда он очнулся, повернул голову в сторону небольшой толпы, стоявшей позади него, и что-то коротко крикнул. Из кучи вылез неопрятный старик со слезящимися глазами. Вождь закаркал ему на ухо, и старик, страшно ломая язык, заговорил:
— Славная хан Суйдак спросить тебя, почему ты с оружием? Ты на нашей земля. Воин? Кто твой вождь?
— Скажи великому Суйдаку, что я не желаю причинить ему и его племени зла. Я оказался на вашей земле по незнанию. Я шел к большой воде.
Старик стал переводить, с трудом подбирая слова. Я боялся, что он не найдет точных слов, что в конечном итоге обернется против меня. Суйдак хмыкнул, обошел нас кругом, слегка пнул сапогом по спине Лодочника. Парень ткнулся лицом в землю. Раздался хохот. Суйдак вскинул руку, и все замолчали. Снова поток отрывистых фраз.
— Солнцезатмевающий Суйдак хочет выгодно продать тебя, — проскрипел старик. — Он говорит: тебе нечего делать у большой вода. Через десять дней приходить купцы и покупать у нас много товар. Камбер и Ваграм просят много хороший работник, сильный, здоровый. Суйдак получать много золота.
Нас отвели обратно в яму, и с тех пор нас только кормили объедками и не выпускали наверх. Тянулись однообразные дни. В назначенный срок никто не появился — я не особо волновался. Прошло еще пять дней. Заволновался Суйдак. Он что-то беспрерывно орал на своих людей, куда-то их отправлял. Еще через пять дней меня одного вытащили наверх и повели знакомой дорогой к площади. Тот же старик, радостно скалясь гнилыми зубами, заявил, что приехал покупатель с обозом. Действительно, по всему кочевью шла суетливая возня. С десяток больших телег облепили степняки, грузили большие тюки, оживленно разговаривали с вооруженной охраной обоза. Я заметил, что солдаты одеты добротно, в панцири, у каждого за спиной арбалет, на боку — меч. Щиты были сложены на одной из телег. Значит, где-то и в самом деле существует сильное государство с королевской или еще какой властью.
Меня купил купец с огромным брюхом, отсыпав при этом кучу звонкой монеты прямо в грязные ладони Суйдака, не особо заботясь пересчетом. Тут же работники купца сковали мои руки и ноги цепями, бросили на свободную от груза телегу. Беспокоило отсутствие Лодочника. Пусть даже я и остался один, без лишней обузы, но к парню успел привязаться. Оставлять его у Суйдака не хотелось.
— Там есть еще один воин, и ты можешь выкупить его, если ты желаешь, — сказал я купцу, не особо надеясь на понимание. Но купец, как ни странно, понял. Глядя на меня, он процедил сквозь зубы:
— Да и ты не впечатляешь, северная собака! Если бы не клятвенные заверения степного урода — гнил бы здесь.
Я счел благоразумным промолчать. Не в моих интересах злить торгаша. Молчи, если хочешь достичь цели.
Мы покинули кочевье. Обоз долго трясся по степным дорогам, которые и дорогами-то трудно было назвать. Так, наезженная колея в выжженной солнцем траве. Все это время со мной никто не говорил, а я имел удовольствие наблюдать согнутую спину возницы. Ни купец, ни солдаты ко мне не подходили, словно я был заразным. Но пить и есть приносили исправно. Этим заниался тощий слуга со следами какой-то болезни на лице.
На четвертый день пути, вернее, вечером, когда обоз встал на ночевку, купец появился возле повозки, где я сосредоточенно смотрел на черное небо, поражаясь обилию звезд, таких близких и ярких, долго молчал. Я тоже не старался завести с ним разговор. Купец прокашлялся.
— Ты знаешь, почему остался жив?
— Нет, — звякнул я цепями.
— Суйдак — предводитель одного из племен балангов, которые уже давно отпраздновали свой главный день в году — день Матери Степи. В этот день степняки совершают жертвоприношения, человеческие, между прочим…
Купец сделал паузу, ожидая моей реакции. Я и вида не подал, что заинтересован в его словах. Равнодушно пожал плечами. Купец хмыкнул.
— Тебе еще и потому повезло, что ты был пойман не во время войны. Иначе дикари сотворили бы размычку. Для этого они привязывают к каждой ноге по веревке, а другие концы — к лошадям. Потом заставляют их скакать по степи во весь опор к большому столбу. Перед ним они разбегаются в разные стороны…
— Знаю, — хмуро оборвал я его. С чего бы он стал пугать меня? Хочет показать, какой он добрый, спасая меня из лап кочевников?
— Откуда ты пришел, раб? — голос купца посуровел.
— С запада, — я усмехнулся. — Так что ты не прав, назвав меня северной собакой. Мой путь лежал через Драконьи Зубы. Там была наша застава. Хессы разогнали ее. В одном из боев меня с четырьмя воинами оттеснили от скал. Пришлось уходить в степь. Выжил только я и еще один парень, которого ты не захотел выкупить у Суйдака.
Я врал наполовину, зная, что купцу все подробности ни к чему. Он — торгаш, и в хитрости войны не вникает.
— Так это ваш рейд взбаламутил всю Степь? — необычайно рассвирепел купец. Он сел рядом со мной и концом плети приподнял мой подбородок. Теперь мы смотрели друг на друга: он — с ненавистью, я — с усталым равнодушием.
— Главная причина моего появления у Суйдака — ты, — сказал купец. Хессы как проказа полезли из всех щелей. В Степи уничтожили три крупных обоза. Идет резня. Так что тебе придется ответить на многие вопросы, которые задаст тебе главный палач. Нам предстоит еще долгая дорога, и молись своим богам, пока мы возвращаемся домой. Ибо потом у тебя не будет ни минутки обратиться к ним за помощью.
— Значит, ты не из Камбера? — наугад спросил я.
— Нет, глупец. Наш путь лежит в Одем. Там тебя спросят обо всем.
Я восхитился прозорливости Егеря. Он крупно рисковал мной, но как раз это и сыграло. Спокойствию внешних границ крупных городов был нанесен основательный удар. Они в любом случае должны были выяснить, что происходит, кто оказался виновником происшествия. Теперь я не сомневался, что купец — шпион таинственного Одема. Его миссия как раз и состояла в выяснении смуты в Степи. Как же тут не воздать должное уму Егеря?
9
Егерь умел ставить на место — в этом я убедился и зауважал его еще больше. Долгая жизнь в роли палача притупила чувство бдительности у Мастера, и где нужно было промолчать, он говорил, вредя себе все больше и больше. Егерь это понял.
— Готовься, Гай, к походу, — с легкой грустью произнес Егерь. — Ты, конечно, не заменишь Мастера, но туда, куда вы идете, не место твердолобым.