— Мистер Оливер. Благодарю вас за то, что приняли меня почти без предупреждения.
Хрипловатый, чувственный тембр, так не сочетающийся с прохладной сдержанностью, соблазнял сам по себе. Это несоответствие поддразнивало Лукаса. Он размышлял, что именно было олицетворением истинной женщины — голос, сексуальный как грех, или аура принцессы надменного общества.
Проклятье, он желал — нуждался — снимать слой за слоем, чтобы добраться до истинной сущности, для самого себя.
— Лукас, — ровно поправил он, но со стальной ноткой в голосе. Предыдущей ночью — до того, как стал шантажировать её в связи с предложением выйти за него замуж — он был для неё Лукасом. Сейчас она могла воспринимать его, как противника, но чёрт его побери, если он позволит ей возвести между ними барьер. Кое-кто может сказать: выбери свою битву... Чёрта с два! Выиграй каждую из них, и всем будет без разницы, кто победитель. Потому что в живых останется только один. — Учитывая обстоятельства, формальность немного смешна.
На лице девушки не отразилось ни единой эмоции, за исключением чуть сжатых губ. Он обошёл стол, приблизившись, и остановился, когда их разделяло всего лишь несколько дюймов. Аромат смеси жимолости и кожи дразнил его, заставляя зарыться лицом в нежный изгиб шеи и вдохнуть. Причиной сладкого запаха, вероятно, было нечто прозаичное, типа лосьона. Однако он не мог перестать думать, а не станет ли этот мучающий его аромат, звучать более насыщенным и богатым в потаённых местечках. Затенённая ложбинка между её грудями. Чувствительная, нежная кожа под её коленом. Между её бедрами. Пальцы сжались в кулаки. Да, это, определённо, могло бы быть сильным и более опьяняющим возле её припухших складок.
— Что вас заставило прийти сюда, Сидней? — прошептал он, умышленно называя её по имени. Он придвинулся ближе, всё больше вторгаясь в её пространство. Интересно, что она будет делать. И был удивлён, когда она не отступила. Чувство восхищения наполнило грудь. Не так уж много людей осмеливалось выдержать взгляд «зверя» «Бей-Бридж».
— Вы знаете, почему я здесь, — ответила девушка, пристально смотря в пространство над его плечом. — Чтобы обсудить ту... договорённость, предложенную вами прошлой ночью.
Скользящим движением он засунул руки в передние карманы своих слаксов.
— Сидней, смотрите прямо на меня, когда разговариваете, — прозвучал мягкий приказ. Она повиновалась, и гнев, так хорошо скрываемый за отчуждённым поведением и осторожным голосом, полыхнул на него в пристальном ореховом взгляде. — В общем. Как насчёт её?
Уголки её губ приподнялись в невесёлой улыбке.
— Вы собираетесь заставить меня умолять тебя, не так ли?
— Умолять? — он медленно качнул головой. — Нет, это не было моим намерением, — Лукас сделал паузу, медленно опуская свой взгляд, пока тот не остановился на её губах. — По крайней мере, не здесь.
Он сумел поймать её низкий вдох, в то время как девушка осознала смысл его слов, и сделала шаг назад. Х-м-м. Его физическое присутствие не заставило её отступить, но сексуальный намёк сделал это.
Любопытно.
Наверное, она поняла свою ошибку в том, что позволила ему заметить свой дискомфорт, потому что она поспешила восстановить дистанцию. Но было слишком поздно. Он уже заметил щель в её доспехах. И, как любой хороший бизнесмен, он планировал этим воспользоваться.
Лукас улыбнулся.
Короткая заминка в её дыхании не укрылась от его глаз. Как и трепет пульса в ямке между ключицами.
— Вы просили меня выйти за вас замуж, — пробормотала она.
— Да.
— Если предложение остаётся в силе, я хотела бы обсудить условия.
По прошествии долгой, тяжелой минуты, он кивнул и жестом указал на один из пары стульев для посетителей, стоящих по обе стороны от его стола. Сидней опустилась на сиденье с королевской грацией, — позвоночник идеально прямой, плечи назад, подбородок кверху. Идеальная светская особа. Идеальная леди.
Эйден добавил бы язвительно: «Идеальная жертва».
Возможно. И победа, бурлящая в его крови, имела бы привкус вины. Но Лукас подавил эту мысль. На войне всегда есть раненые и невинные жертвы... чёрт, ему ли не знать. Он стал пострадавшим после того, как Джейсон Блэйк нанёс предательский удар в спину отца Лукаса.
И в войне Джейсона и Лукаса Сидней была мученицей, несчастной, но неизбежной.
Поудобнее устроившись на краю стола, он скрестил руки на груди, широко расставив ноги, так, что её стул оказался в центре. Поймав Сидней, как в клетку, между сиденьем и своим телом.
— Прошлой ночью я ясно определил все условия, — спокойно отозвался он. — Выйдя за меня замуж, вы убережёте своего отца от тюрьмы, а его бизнес останется стабильным для будущих поколений Блэйков, — тут его губы искривились в горькой улыбке, не позволяя тону более оставаться насмешливым. Вот чёрт, он даже не пытался. — Или выйти за Тайлера Рейнхолда и видеть своего отца, страдающим от краха репутации и потери компании, столкнувшимся с федеральными обвинениями и угрозой тюрьмы. Таковы ваши варианты.
Сидней попыталась сдержать лёгкую дрожь, но не смогла. И вновь эта проклятая вина подняла свою голову, и вновь он подавил её. Сочувствие или сострадание были непозволительны. Не сейчас, когда отмщение было так близко, что Лукас мог ощутить его холодный укус. Уже мог ощутить, как бремя обещания, данного своему отцу пятнадцать лет назад, уходит, облегчая его плечи.
— Наличие сердца, в три раза меньше обычного, должно быть очень удобно для ведения бизнеса, — выдала Сидней. Выражение удивления промелькнуло на её лице, в то время как язвительные слова повергли в шок, как её, так и его.
Лукас едва справился с коротким смешком. Ставлю свой левый шар, она не собиралась выдать этот комментарий вслух. Только не хладнокровная, безупречно вежливая Сидней Блэйк. Явное свидетельство, что он выбил её из проклятого равновесия достаточно, чтобы оно ей изменило, заставило Лукаса ощутить теплую волну удовольствия.
— Подобной лестью вы вскружите мне голову, — тягуче произнёс он. — Большинство людей прямо заявляют, что у меня вовсе сердца нет.
Мускул вдоль её нижней челюсти напрягся, и у Лукаса создалось впечатление, что она стискивает зубы, чтобы не дать вырваться особо грубой фразе. Вероятно, начинающейся с «Пошёл…» и заканчивающейся на «…задницу».
— Как вы выведете его из-под обвинений? Если вы знаете о его... — её пальцы сжались в кулаки, так что суставы побелели, — ...махинациях, тогда, разумеется, и остальные тоже. Как я узнаю, после того, как выйду за вас замуж, что он избежит суда?
— На данный момент, о его преступлениях никто не знает — ни общественность, ни комиссия по ценным бумагам и биржам. У меня есть некие источники внутри «Блэйк Корпорейшн».
— Шпионы, — зло прокомментировала Сидней.
Он пожал плечами.
— Тот, кто держал меня в курсе дел. Никто за пределами компании не знает о мошенничестве, совершённом вашим отцом.
Алчность. Могущество. Деньги. Таковы идолы Джейсона Блэйка. Поклоняясь их алтарям, он разрушил семью Лукаса, разорил отца. До предательства Джейсона, Роберт Элисон был гордым, властным человеком, единственным его слабым местом была эгоистичная, избалованная и неверная жена. Роберт мог ожидать предательства и измены от конкуренции в бизнесе... но не от лучшего друга.
Она изучающе смотрела на него с чем-то, похожим на жалость во взгляде, губы искривились в слабой полуулыбке.
— Не хотелось бы вас разочаровывать, но, если вы думаете, что как-то навредите моему отцу, женившись на мне, вы очень ошибаетесь. Будет ли он злиться на меня за то неловкое положение из-за публичного отказа от Тайлера? Да. Но, в итоге, один, состоятельный, связанный с ним бизнесом зять, будет отличной заменой другому.
Он опустил свои руки, хмурясь. Она и правда верит в этот вздор? Чтобы такой тщеславный человек, как Джейсон, заботящийся о своём имидже, взял да и вручил свою дочь бизнесмену — уличному бойцу в прошлом? Для мужчин, подобных её отцу, породистость и происхождение значили столько же, что и графа итоговой прибыли в финансовом отчёте. И все знали Лукаса Оливера, как приёмного сына Дункана Оливера, «синего воротничка», строительного рабочего из Саут-Сайд Чикаго.
— Сидней, я думаю, что вы себя недооцениваете.
На мгновение улыбка стала шире, затем погрустнела.
— Нет. Я — нет. Это вы переоцениваете.
Что, чёрт возьми, это значит? Этот вопрос готов был сорваться с языка, но Лукас сдержался. Ни то, ни другое — её ответ и безумная потребность выяснить причины очевидной скорби, стоящей за её загадочной фразой, ничего не значили. Ничто не помешало бы ему осуществить свой план.
— Что он вам сделал? — продолжала девушка. — Отменил сделку? Вы понесли убытки? — её губы сложились в жёсткую, циничную усмешку, которая выглядела некоторым образом кощунственно на этих красивых губах. — Спит с вашей женой или подружкой? Это должно быть нечто совсем ужасное, раз вы рассматриваете женитьбу на женщине, не зная её сравнительной стоимости.
— О, это относительно, — пробормотал он.
— Другими словами, это не моё дело. А если раскрытие правды, стоящей за вашими мотивами, это часть моих условий?
— Мои условия вам уже известны, Сидней. И обсуждению они не подлежат.
Её плечи закаменели до такой степени, что Лукасу показалось, как один резкий порыв ветра может сломать её пополам.
— А как насчёт верности? — спросила девушка.
Он замер. Этот короткий вопрос пронзил его грудь и обнажил мрачное, нечистое место в его душе, с гневом, болью и унижением после подслушивания разборок родителей из-за бесконечных измен его матери. После того, как он был свидетелем тому, что на вечеринке по поводу его тринадцатилетия, мать с другом его отца выскользнули из дома, чтобы трахаться в бассейне.
Он потянулся, желая коснуться шрама через глаз, гася жаркую волну гнева и боли, пульсирующие внутри и изучающе глядя на светскую львицу, сидящую перед ним с гордой осанкой и непроницаемым лицом.
— Вы этого хотите? — прозвучал вопрос.
— Я требую, — решительно заявила девушка. — Если мы намереваемся убедить всех, что любим друг друга, тогда нарушение брачных обетов, пусть даже они формальные, будет выглядеть порчей имиджа.
— Не думаю, что требуется такое притворство. Мне в браке нужна ваша рука, а не ваша любовь.
— Я её не предлагала, — огрызнулась она. — А вы неправы. Людям будут сложно воспринять эту помолвку. Особенно, если они друзья или связаны с Тайлером и его семьёй. Они вас не знают, а после того, как новость о наших отношениях станет публичной, вас воспримут, в лучшем случае, как нежелательную персону. Да, они будут вести с вами бизнес, но большинство сделок будут инициированы и обсуждены на светских мероприятиях. А там заправляют женщины — жёны и дочери этих бизнесменов. Если они не захотят пригласить вас или меня по причине предполагаемой измены людям их круга — па и Тайлеру — женитьба на мне будет пустой тратой времени. Единственная вещь, которую люди, скорее всего, смогут простить, — это история о великой, страстной любви. В конце концов… — на губах Сидней появилась вымученная горькая улыбка, почему-то смотревшаяся несвойственной ей, — …все обожают любовные истории с «они жили долго и счастливо».
Чёрт. Она отлично во всём разбиралась. С момента своего прибытия в Бостон, его не особо принимали в узком кругу бостонской элиты и избранных. Этот социальный круг был спаянной группой, в которую проникнуть было нелегко, и похищение Сидней у одного из наиболее влиятельных членов, будет неприемлемой вещью. Он не мог позволить себе стать отверженным. Не сейчас, когда бизнес и социальная жизнь идут бок о бок, часто пересекаясь. И не сейчас, когда значительная часть клиентов фирмы Джейсона Блэйка по управлению их капиталом, была из большей части Бостона. После того, как Лукас заявит права собственника на эту компанию, которую он хотел, и осуществится вторая, финансовая часть его плана, — они станут его клиентами и акционерами.
В его венах полыхала злость. Злость на самого себя. Он не делал этого раньше, из-за пренебрежения взвесить и анализировать каждую составляющую своего плана, лично и профессионально. К тому же, желание отомстить «зашорило» его сознание. И вероятность облажаться, захватив контроль над вражеской корпорацией только для того, чтобы потерять клиентов, репутацию и деньги, ради ненадёжных верности и норм поведения некоторых личностей?
Но даже больше того... вселяло ужас… чёрт возьми, да, ужасало. Ещё более пугающим был факт, что он ставил себя в униженное положение, подобно своему отцу. Единственный выход, это приковать Сидней к своему запястью, он не мог бы больше контролировать её действия, особенно её возможное распущенное поведение, — как его отец не мог ничего сделать с поведением его матери.
Пока что он не встречал женщины, которая не шантажировала, лгала или изменяла. Лукас знал, что таковые существовали, но, видимо, его деньги притягивали худших из его окружения.
— Отлично, — протянул мужчина, вскидывая бровь. — Лично для меня не проблема, держать мой член в брюках, — он склонил голову набок. — Но, исходя из моего опыта, есть женщины, для которых, похоже, проблема держаться от него на расстоянии. Посмотрим, сумеете ли вы доказать обратное.
Её судорожный вдох взорвался в комнате за мгновение до того, как девушка резко вскочила на ноги так, что стул отъехал назад. Она рванулась вперёд, преодолев расстояние между ними за два коротких, решительных шага. Скулы вспыхнули возмущением.
— Катись. В. Преисподнюю.
Делало ли его развратным ублюдком понимание, что член твердеет от её ярости? Медленно, он выпрямился в полный рост. Преодолел последний, разделяющий их шаг. Он наклонил голову, пока не увидел тёмно-зелёные крапинки в карих глазах Сидней. Пока не почувствовал трепет её слабого прерывистого дыхания на своих губах. Пока не ощутил вкус её поцелуя.
Пока нужда вкусить этот сладкий запах и его владелицу, ревя, не пронзила его подобно товарному поезду с неисправными тормозами. Невиданный голод должен был оттолкнуть его прочь от неё, к тому же, на достаточно большое расстояние. Должен был отогнать его подальше от опасности, в которую уже ввязался его член.
Двигайся. Вперёд. Назад. Он должен...
Скользящим движением он провел рукой по её, до плеча, охватывая ладонью затылок. Тёплая, чувствительная кожа обжигала пальцы Лукаса, в то время как тёмные струящиеся пряди её толстого «конского хвоста» ласкали их. Он усилил давление, поглаживая кончиками пальцев с обеих сторон сухожилие в основании изящной точёной шеи. Она вздрогнула. Стоя так близко, было просто невозможно не заметить эту предательскую дрожь. В чём её причина? Страх? Нет, не страх. Несмотря на трепет, её взгляд выносил приговор идти всё в ту же чёртову бездну, куда она уже послала его несколькими мгновениями ранее.
Но там было ещё что-то, в смеси с гневом. Он вгляделся получше. Желание? Желание, требующее прижать её к стене, снять платье, состоящее из двух полос ткани, соединённых двумя простыми узлами, как обёртку, явив тело, о котором он фантазировал две долгих ночи, оставивших его в чертовски разбитом состоянии.
Возможно. В конце концов, между любовью и ненавистью всегда проходит тонкая грань. А в данном случае, похоть и ненависть.
— Уже познал его, дорогая, — прошептал Лукас. — Есть футболка и магнит на холодильник, как доказательства, — когда её взгляд метнулся к шрамам над и под его глазом, он ухмыльнулся и добавил, — и это тоже. — Его поглаживающие пальцы замерли, сжав Сидней крепче. — Если вы предадите меня, я сделаю вашу жизнь несчастной.
Длинные женственные пальцы скользнули по его руке вверх... обвили его шею. Сжали.
— То же самое с моей стороны.
Впервые за долгие годы, так что он даже не припоминал последнего раза, смех — настоящий, неподдельный смех — зародившийся где-то внизу, он прокатился по груди, вырвавшись наружу. Даже для собственных ушей Лукаса, раскаты его звучали хрипло и устало. Было кое-что, удивившее его, более того, искреннее восхитившее. Всего лишь единицы бросали вызов и вели себя смело перед «зверем». Сидней удались все эти три вещи.
И опять, тревога ударной волной пронзила Лукаса.