Квартиру она занимала небольшую: одна комната с маленькой кухонькой. Как догадался Джордж, пользовалась она общей ванной в конце коридора.
Он пристально посмотрел на нее, и сердце у него защемило от того, как она выглядела, — не просто больной, а несчастной. Ему захотелось взять ее на руки, но он знал, что это нежелательно.
— Мария, в чем дело? — спросил он. — У тебя ужасный вид.
— Просто женские проблемы, вот и все.
Так обычно говорят, когда у женщин критические дни, но он почувствовал, что это что-то другое.
— Давай я сварю тебе кофе или заварю чай. — Он снял пальто.
— Спасибо, не надо, — проговорила она.
Он все равно решил что-то сделать, хотя бы для того, чтобы показать, как ему небезразлично. Но взглянув на стул, на который она собиралась сесть, он увидел на сиденье кровавое пятно.
Она перехватила его взгляд, покраснела и чертыхнулась.
Джордж знал кое-что о женской физиологии. Разные пред положения промелькнули в его голове.
— Мария, у тебя был выкидыш?
— Нет, — подавленным голосом произнесла она и запнулась
Джордж терпеливо ждал.
Наконец Мария выдавила из себя:
— Аборт.
— Бедняжка. — Он взял полотенце в кухне, сложил его и закрыл им кровавое пятно. — Пока сядь так, — сказал он. — Отдохни.
На полке над холодильником он увидел пачку жасминового чая. Подумав, что он ей нравится, он поставил на плиту воду. Пока он заваривал чай, он не проронил ни слова.
Законы об абортах в разных штатах были разные. Он знал, что в округе Колумбия они разрешены с целью защитить здоровье матери. Многие врачи интерпретировали это буквально как здоровье женщины и вообще ее благополучие. На практике любая женщина за деньги могла договориться с врачом об этой операции.
Хотя Мария отказалась от чая, он достал чашку для себя и сел напротив.
— Как я понимаю, отец — твой тайный любовник.
Она кивнула.
— Спасибо за чай. Вероятно, третья мировая война еще не началась, иначе тебя здесь не было бы.
— Советы повернули свои суда назад, и угроза столкновения на море миновала. Но у кубинцев все еще есть ядерное оружие, нацеленное на нас.
Мария была слишком подавлена, чтобы придавать этому значение.
— Он не собирается на тебе жениться, — решился сделать предположение Джордж.
— Нет.
— Потому что он женат?
Она не ответила.
— Он нашел доктора и заплатил.
Она кивнула.
Джордж подумал, что так вести себя непорядочно, но промолчал, иначе она выставила бы его за оскорбление человека, которого она любила. Пытаясь сдержать гнев, Джордж спросил:
— Где он сейчас?
— Он должен позвонить. — Она посмотрела на часы. — Вероятно, скоро.
Джордж решил больше не задавать вопросов. Было бы жестоко выспрашивать ее. И какой толк говорить ей, какую она сделала глупость. Что ей сейчас нужно? Он решил спросить:
— Тебе что-нибудь нужно? Что я могу сделать для тебя?
Она заплакала. Между всхлипами она произнесла:
— Я почти не знаю тебя. Как такое могло случиться, что ты мой единственный настоящий друг во всем городе?
Он знал ответ на этот вопрос. Она хранила тайну и ни с кем ею не делилась. Из-за этого людям было трудно с ней общаться.
— Ты так добр, у меня просто нет слов.
Ее слова признательности озадачили Джорджа.
— Тебе больно? — просил он.
— Да, очень больно.
— Позвать доктора?
— Нет, не нужно. Мне сказали, что так должно быть.
— У тебя есть аспирин?
— Нет.
— Я могу пойти купить.
— Правда? Мне неудобно, чтобы мужчина был у меня на побегушках.
— Ничего. Случай особый.
— На углу квартала есть аптека.
Джордж поставил чашку и надел пальто.
— Могу ли я попросить тебя еще кое о чем? — спросила она.
— Конечно.
— Мне нужны гигиенические прокладки… Можешь ли ты купить коробку?
Он задумался. Мужчина покупает гигиенические прокладки?
— Нет, это уже слишком, — спохватилась она. — Забудь об этом.
— Брось ты! Что, меня за это арестуют?
— Они называются «Котекс».
Джордж кивнул.
— Я скоро вернусь.
Бравада длилась недолго. Когда он дошел до аптеки, он вдруг оробел. Он попытался набраться мужества. Ну и что, что неудобно. Мужчины в его возрасте рискуют жизнью в джунглях Вьетнама. И что тут особенного?
В аптеке было три прохода между стеллажами для самообслуживания и прилавок. Аспирин на стеллажах не лежал, а продавался на прилавке. Как и женские гигиенические принадлежности, к огорчению Джорджа.
Он взял коробку с шестью бутылками кока-колы. У нее кровотечение, значит, ей нужно пить больше жидкости. Но сколько ни тяни, а от позора никуда не деться.
Он подошел к прилавку.
Фармацевтом была белая женщина средних лет. Как мне повезло, подумал он.
Он поставил коробку с кока-колой и попросил:
— Дайте мне, пожалуйста, аспирин.
— Какой расфасовки? У нас есть маленькие, средние и большие баночки.
Этот вопрос поверг Джорджа в шок. Что, если она спросит, какого размера прокладки ему нужны?
— Э, большую, наверное, — протянул он.
Фармацевт поставила на прилавок большую пластиковую баночку с аспирином.
— Что-нибудь еще?
В этот момент подошла и встала позади него молодая покупательница с корзиной, полной косметики. Она определенно будет все слышать.
— Что-нибудь еще? — переспросила аптекарша.
Ну, давай, Джордж, будь мужчиной, мысленно сказал он себе.
— Мне нужно коробку гигиенических прокладок, — произнес он. — «Котекс».
Молодая женщина позади него подавила смешок.
Фармацевт посмотрела на него поверх очков.
— Молодой человек, вы делаете это на спор?
— Нет, мэм, — возмутился он. — Это для очень больной женщины, которая не может прийти к вам.
Она окинула его взглядом с головы до ног, так как он был в темно-сером костюме, белой сорочке, неброском галстуке и со сложенным платком в нагрудном кармане пиджака. Он был рад, что не выглядит как студент, участвующий в каком-то розыгрыше.
— Хорошо, я вам верю, — сказала она и достала из-под прилавка коробку.
Джордж в ужасе уставился на нее. Слово «Котекс» крупным типографским шрифтом было напечатано со всех сторон коробки. Он что, так и потащит ее по улице?
Аптекарша прочитала его мысли.
— Может быть, вы хотите, чтобы я завернула это для вас?
— Да, пожалуйста.
Быстрыми отработанными движениями она завернула коробку в коричневую бумагу и положила ее в пакет с аспирином.
Джордж заплатил.
Фармацевт пристально посмотрела на него и смягчилась.
— Извините, я засомневалась, — сказала она. — Вероятно, вы хороший друг какой-то девушки.
— Спасибо, — буркнул он и заспешил из аптеки.
Несмотря на октябрьский холод, он весь вспотел.
Он вернулся в квартиру Марии. Она выпила три таблетки аспирина, а потом пошла по коридору в ванную с завернутой коробкой.
Джордж поставил кока-колу в холодильник и огляделся по сторонам. Он увидел полку, заставленную книгами по юриспруденции, над небольшим письменным столом с фотографиями в рамках. На одной фотографии были засняты, как он подумал, ее родители и пожилой священник, должно быть, ее дедушка, на другой — она в выпускной мантии. Еще там стояла фотография президента Кеннеди. В комнате у нее были телевизор, радиоприемник и проигрыватель. Он проглядел пластинки. Ей нравилась современная поп-музыка: группа «Кристалз», Маленькая Ева, «Букер Ти энд Эм-Джиз». На прикроватном столике лежал бестселлер «Корабль дураков».
В этот момент зазвонил телефон.
Джордж взял трубку и сказал:
— Квартира Марии.
Мужской голос попросил:
— Позовите, пожалуйста, Марию.
Голос казался знакомым, но Джордж не мог вспомнить, чей именно.
— Она вышла, — ответил он. — А кто ее… Минуточку, она только что вошла.
Она выхватила у него трубку.
— Алло. Привет… Это мой друг, он принес аспирин… Терпимо… Я буду через…
Джордж негромко проговорил:
— Я выйду, не буду тебе мешать.
Джордж очень неодобрительно относился к любовнику Марии. Даже если он женат, он обязан быть здесь. Она забеременела от него, так что он должен был бы позаботиться о ней после аборта.
Этот голос… Он слышал его раньше. Мог ли он встречаться с любовником Марии? Вполне возможно, что он ее коллега, как предполагала мать Джорджа. Но это явно не голос Пьера Сэлинджера.
Мимо прошла девушка, которая впустила его, сейчас она направлялась к выходу. Она улыбнулась, словно увидела выставленного за дверь шалуна.
— Вы плохо вели себя в классе? — спросила она.
— Нет, я не удостоился такой радости, — ответил он.
Она засмеялась и прошла дальше.
Мария открыла дверь, и он вернулся в комнату.
— Мне непременно нужно быть на работе, — сказал он.
— Я знаю. Ты пришел навестить меня в разгар кубинского кризиса. Я никогда не забуду этого. — После разговора с любовником у нее явно поднялось настроение.
Вдруг его осенило.
— Этот голос в трубке!
— Ты узнал его?
Джордж был потрясен.
— У тебя роман с Дейвом Пауэрсом?
К удивлению Джорджа, Мария громко рассмеялась:
— Перестань!
Он сразу понял, что такое просто немыслимо. Дейв личный помощник президента, этот невзрачный мужчина около пятидесяти лет, продолжавший носить шляпы, едва ли мог покорить сердце красивой и веселой молодой женщины.
И в следующую секунду Джордж понял, с кем у Марии роман.
— Господи! — воскликнул он, широко раскрыв глаза. Он сам поразился тому, что пришло в его голову.
Мария молчала.
— Ты спишь с президентом Кеннеди, — изумленно проговорил Джордж.
— Пожалуйста, никому не рассказывай, — взмолилась она. — Иначе он оставит меня. Обещай, пожалуйста.
— Обещаю, — сказал Джордж.
***
Впервые с своей взрослой жизни Димка совершил поистине постыдный и дурной поступок.
С Ниной он не состоял в браке, хотя она ожидала, что он ей верен, как и он сам полагал, что она верна ему. Поэтому вопрос не стоял о том, что он обманул ее доверие, проведя ночь с Натальей.
Он думал, что это, может быть, его последняя ночь в жизни, но, поскольку она таковой не оказалась, оправдание казалось малоубедительным.
Он не вступал в половое сношение с Натальей, но и этот факт не служил оправданием. Во всяком случае то, что они делали, было интимнее и нежнее, чем обычный секс. Димка чувствовал себя чертовски виноватым. Никогда раньше он не поступал так подло, нечестно и вероломно.
Его друг Валентин, наверное, продолжал бы крутить как ни в чем не бывало с обеими женщинами, пока его не вывели бы на чистую воду. Димке такое даже не приходило в голову. Он и так чувствовал себя отвратительно после одной ночи обмана: и речи не могло быть о том, чтобы заниматься этим регулярно. Он скорее утопился бы в Москве-реке.
Он должен либо рассказать Нине, либо порвать с ней, или и то и другое. Он не мог жить с таким чудовищным обманом. Но он поймал себя на том, что боится. Это было смешно. Он, Дмитрий Ильич Дворкин, сподвижник Хрущева, кем-то ненавидимый, нагоняющий страх на многих, — как он мог бояться какой-то девушки?
А что с Натальей?
Он задал бы ей сотню вопросов. Ему хотелось знать, какие чувства она испытывает к мужу. Димка ничего не знал о нем, кроме того, что его зовут Ник. Разводится ли она с ним? Если да, то имеет ли разрыв их брака какое-нибудь отношение к Димке? И самое важное, отводит ли Наталья какую-нибудь роль Димке в своем будущем?
Он встречался с ней то там, то здесь в Кремле, но случай побыть наедине друг с другом не представлялся. Президиум собирался три раза во вторник — утром, днем и вечером, и помощникам приходилось еще больше крутиться в обеденный перерыв. Каждый раз, когда Димка смотрел на Наталью, она казалась еще красивее. Он все еще ходил в костюме, в котором спал, как и все другие мужчины, а Наталья переоделась в темно-синее платье и гармонирующий с ним пиджак, что придавало ей одновременно авторитетный и привлекательный вид. На совещаниях Димка никак не мог сосредоточиться, хотя перед ними стояла задача предотвратить третью мировую войну. Он бросал на нее взгляд, вспоминал, что они делали, и отводил глаза в смущении. А через минуту снова смотрел на нее.
Но темп работы был такой напряженный, что oн не мог поговорить с ней с глазу на глаз хотя бы несколько секунд
Хрущев отправился спать домой во вторник поздно вечером поэтому все также разошлись. Прежде всего в среду Димка сообщил Хрущеву хорошую новость, полученную от сестры с Кубы, — что «Александрова» благополучно пришвартовался в Ла-Исабеле. Весь оставшийся день он был тоже занят. Он постоянно наталкивался на Наталью, но никто из них не располагал лишней минутой.
К этому времени Димка начал задавать себе вопросы. Что, на его взгляд, значила ночь с понедельника на вторник? Чего он хотел в будущем? Если они останутся в живых через неделю, хотел бы он провести оставшуюся жизнь с Натальей или Ниной или ни с той, ни с другой?
К четвергу он уже не мог оставаться в неведении. Вопреки здравому смыслу, он не хотел погибать в ядерной войне, не решив для себя эти проблемы.
В тот вечер он должен был встречаться с Ниной: они договорились пойти в кино с Валентином и Анной. Если бы он мог вырваться из Кремля и пойти на свидание, что он сказал бы Нине?
Утреннее заседание Президиума обычно начиналось в десять, поэтому помощники неофициально собирались в восемь в комнате Ониловой. В четверг утром Димка должен был представить другим помощникам новое предложение Хрущева. Еще он надеялся тайком поговорить с Натальей. Он уже собрался подойти к ней, как вошел Евгений Филиппов со свежими номерами европейских газет.
— На первых полосах везде ничего хорошего, — сообщил он, делая вид, что страшно расстроен, хотя Димка знал: это не так. — Возвращение назад наших судов подается как унизительный откат Советского Союза.
Бросив взгляд на газеты, разложенные на дешевых современных столах, Димка убедился, что здесь он отнюдь не преувеличивал.
Наталья встала на защиту Хрущева.
— Конечно, они будут утверждать это, — начала доказывать она. — Всеми этими газетами владеют капиталисты. Неужели ты рассчитываешь, что они будут расхваливать мудрость и сдержанность нашего руководителя? Как же ты наивен!
— Как же наивна ты. Лондонская «Таймс», итальянская «Корьере делла сера», парижская «Монд» — эти газеты читают, и им верят лидеры стран третьего мира, которых мы надеемсяпривлечь на свою сторону.
Что правда, то правда, хотя и несправедливо: люди во всем мире больше доверяли капиталистической прессе, чем коммунистическим изданиям.
— Мы не можем проводить нашу внешнюю политику, основываясь на реакции западных газет, — ответила Наталья.
— Предполагалось, что эта операция будет сверхсекретной, — продолжал Филиппов. — И все же американцы разнюхали. Всем известно, кто отвечал за обеспечение секретности. — Он имел в виду Димку. — Почему этот человек сидит за этим столом? Не стоит ли с него спросить?
— Не исключено, что оплошали военные, — возразил Димка. — Когда мы узнаем, как произошла утечка, тогда и будем решать, с кого спрашивать. — Он знал, что это малоубедительно, но он оставался в неведении, где вышла осечка.
Филиппов сменил тактику:
— На сегодняшнем заседании Президиума КГБ будет докладывать, что американцы наращивают силы во Флориде. Железные дороги забиты составами, везущими танки и артиллерию. На ипподроме в Халландейле разместилась 1-я танковая дивизия, тысячи солдат спят на трибунах. Заводы по производству боеприпасов работают двадцать четыре часа в сутки, выпуская патроны для авиационных пушек и пулеметов, которые будут поливать свинцом советские и кубинские войска. Напалмовые бомбы…
— Все это мы предвидели, — перебила его Наталья.
— Но что мы будем делать, когда они вторгнутся на Кубу? — задал вопрос Филиппов. — Если мы ответим обычными вооружениями, мы с ними не совладаем: американцы слишком сильны. Применить ядерное оружие? Президент Кеннеди заявил, что, если хоть одна ядерная ракета будет пущена с Кубы, он нанесет удар по Советскому Союзу.