Но, возвращаясь к разговору с Николаем Павловичем. Батя, воздав должное энергии и распорядительности второго сына, бухнул прямо в лоб.
— Константин, возвращается твой брат, возвращается со славной победой, укрепив восточные рубежи России. Александру предстоит женитьба. Надеюсь, он остепенится и из шалопая превратится в солидного государственного мужа, будущего государя. Я хочу поручить ему надзирать за строительством железной дороги до Москвы. А ты будешь его правой рукой, поможешь с установкой телеграфа меж столицами. А свою дорогу, до океана начнёшь после, набравшись опыта и понабив шишек на московской.
— Вы правы, отец. Первую большую дорогу должен строить наследник. Но из Москвы! Сделайте Сашу наместником в старой столице, он переедет, создаст свой, молодой двор. Мари очень непросто здесь, во дворце она ходит как среди ядовитых змей. А в Москву Саша заберёт верных друзей, соратников по Восточному походу. Там Мария Александровна будет спокойна, а это важно для женщины вышедшей замуж и предназначенной к рождению детей. Мы же с вами, батюшка, будем класть рельсы дороги из Петербурга.
— Костя, ты тоже отметил злонравие придворных дур, их нетерпимость, недоброжелательство к невесте наследника российского престола? — Голос императора ничего хорошего этим дурам не предвещал.
— К тому же, ваше величество, — я зашелестел заранее приготовленной картой, — смотрите, Москва в силу географического положения явится центром железнодорожной «паутины», из старой столицы во все стороны пойдут тысячевёрстные «нити» рельсовых путей. На Архангельск, на Казань и далее на восток, на юг, на юго-запад! Брату предстоит огромная работа, которую лучше исполнять из Москвы. Да и его семье будет спокойнее там. Поверьте, ваше величество.
— Костя, Костя, — отец расчувствовался, — сколько тебя помню, ты всегда был серьёзным и молчаливым ребёнком. С тобой и мама и кормилицы не знали горя…
— Ах, папа, кажется, что я помню себя с самого-самого детства. Тогда бунтовали поляки, люди мерли от холеры. Ты приходил усталый, печальный, садился у моей кроватки и молчал. Смотрел на меня и молчал. Такхотелось стать поскорее взрослым и помогать тебе…
— Костя, сын, — Николай Павлович быстро «разорвал дистанцию» и обнял. Крепко-прекрепко. Должно быть, старается незаметно согнать слезу, негоже чтобы императора видели плачущим. Кажется, и этот раунд останется за мегасообразительным великим князем — мысль о переводе цесаревича на «самостоятельную работу» я отцу подбросил, значит есть шанс курсировать до совершеннолетия между «старым» и «молодым» дворами. У брата хоть нудной зубрёжкой французского никто доставать не будет. Вот никак не даётся мне галльская мова. С английским, немецким — всё нормально, а французский почему-то не идёт, даже «сдвоенная матрица» не помогает. Кстати, физическое состояние почти что четырнадцатилетнего Константина Романова ого какое. Рост примерно 170–172 «наших» сантиметров, а не здешних вершков-аршинов, подтягиваюсь легко раз 30–35. Наездником стал весьма сильным, могу и на своенравных горячих жеребцах гарцевать, но неохота по дурости свалиться и покалечиться, смирной и выносливой Ласточки вполне хватает. Тем более я по воинской специальности моряк, не кавалерист, так что пусть понимающе лыбятся за спиной бравые кавалергарды, плевать. А вот по словам учителей фехтования, у Костика — невероятная реакция, и если бы великий князь захотел, занимался чуть более прилежно, быть ему непревзойдённым бойцом.
Нет уж, нафиг надо. В д'Артаньяна играть — только время зря терять, да и кто в здравом уме вызовет сына императора на дуэль? И в атаку в первых рядах не ходить, в рукопашке не схватываться с неприятелем. Ну, очень надеюсь, что не придётся. Лучше слыть учёным, покровителем наук. Например, вовсю кипит работа над усовершенствованием телеграфа, принимаю деятельное участие как «шеф проекта», хотя и не было с моей стороны ни малейшего прогрессорства. В России на сей момент собралась «могучая кучка» учёных, они и творят.
Перебравшийся в Россию из Пруссии по личному приглашению императора Борис Семёнович (в русском изложении) Якоби активно (и успешно) занимался созданием электродвигателя и заодно, в паре с Павлом Львовичем Шиллингом вносил всё новые изменения в конструкцию телеграфного аппарата. Я предложил, разбивку сигналов на точки-тире, был благодушно выслушан мэтрами и больше им не надоедал. Хватает того, что их опыты оплачивает флот, а я, всё ж таки — генерал-адмирал! Правда в мундире каперанга. Чёрт, мундир парадный надо напяливать, а что делать? Торжественная встреча наследника престола — дело нешуточное. Политически важное.
Тем более прибывает Сашка с воюющего востока, там как раз англичане доколачивают южные китайские армии в первой опиумной войнушке. Европа считает, что два хищника — Российская и Британская империи с севера и юга рвут на куски безжалостно великую древнюю цивилизацию.
Ну, это они от зависти. Никто «в европах» азиатов за людей не считает, просто обидно достопочтенным бюргерам — такие богатства мимо пролетают. Ой как негативно «цивилизованные» страны приняли «захват» Россией Сахалина. Да, именно так — ЗАХВАТ! Суки! А англичанишкам даже слова, полслова в осуждение не сказали, не напечатали. Хотя просвещённые мореплаватели и вырезают несчастных, потерявших способность к сопротивлению китайцев многими тысячами. По Амуру же размежевание прошло гладко, за немногими исключениями. Именно так — размежевание. Александр твёрдо заявил — не имеет полномочий заключать договора и нарезать границы между двумя империями. Но от разбойников маньчжурской наружности подданных русского императора защитит. И если для уничтожения хунхузов потребуется, пройти за линию размежевания на три-пять, да хоть на сотню вёрст — русские солдаты плевать хотели на какие-то там столбы с непонятными иероглифами. Китайцы, чувствительно получая от англичан, высаживающих небольшие десанты с моря, наверное в кошмарных снах представляли, что будет, если ещё и русские навалятся, подтянув подкрепления по суше. В общем китайские воинские контингенты спешно убирались подальше от Амура, на котором безраздельно царил капитан второго ранга Невельской. Скажете, быстрая карьера? Так заслужил Геннадий Иванович! Воистину заслужил!
Всё-таки спасибо братьям «перебросчикам». Благодаря им с какими интересными людьми вторая жизнь свела! Невельской, Литке, даже сам Иван Фёдорович Крузенштерн, ещё не пароход, но уже давно легенда, учит уму-разуму великого князя Константина. Крузенштерн, как и Литке весьма заинтересовался прожектами по проводке кораблей Северным морским путём, пусть даже и в два года, с зимовкой в устье Енисея. Правда, предложение юного генерал-адмирала, немного «урезать» расходы на Балтийские эскадры, за счёт чего увеличить финансирование экспедиций северных, заслуженные адмиралы раскритиковали. Балтика — ключ к столице! Как ни старался, ни доказывал, что вскоре флот из парусного станет паровым, и потому нет смысла закладывать дорогущие линейные корабли под «парусной тягой», ладно там фрегаты для дальних океанских походов, они действительно нужны. Но на Балтике мы и малыми силами отобьёмся. Фортами Кронштадта, пароходами не зависящими от погоды и ветра, да минами, которые тот же умница Якоби для флота изобретает и совершенствует. Всё новые и новые конструкции предлагает.
Переубедить стариков-адмиралов не вышло, что не расстроило, терпимо, не смертельно. Ждём, растём. Если раньше зачитывался литературой как подготовить флот к Русско-Японской войне, то теперь в ранге генерал-адмирала держу в уме войну Крымскую, которую очень и очень надо постараться предотвратить. Ну не нужна она России, не нужна. Доказать отцу, что братья-славяне и чёрная неблагодарность — слова синонимы, не получится. Пока не получится. Посмотрим как там у Сашки дела пойдут. Реальность то я своими действиями изрядно «встряхнул». И у брата с его женой в этой реальности дети точно будут другими. Хоть немного да будут отличаться от живших в моей прежней реальности миротворца Александра Третьего, генерал-адмирала Алексея, Павла, Николая, Владимира, Сергея…
Верную Ласточку пришлось оставить на конюшне, — негоже встречать цесаревича на кобыле. Вскочил, стремени не задев, на Зевса, здоровенного и злющего жеребца. Вперёд! Смотрите, гвардионусы, как моряки Российского флота могут! За мной рванул конвой.
С отрядом брата встретились в полуверсте от заставы.
— Костя! Вырос то как!
— А ты Саша всё-таки сбрил бороду? А ведь в письмах заверял, что так и будешь ходить, впечатлённый сибирскими староверами.
— Как я могу предстать перед невестой в таком виде? Шутил! Шутил я, брат! Дай обниму, генерал ты мой адмиралище!!!
Свита и моя и цесаревича приотстала, давая возможность братьям спокойно поговорить.
— Как тебе моя Мария? Рассказывай, молчун. Слова из тебя не вытянешь!
— Прекрасная девушка, рад за тебя, брат. Только вот придворная сволочь позволяет себе косые взгляды. Замечания колкие и тому подобные гадости. Ну, ты ж ходок по фрейлинам, сам понимаешь…
— Понятно, ничего не изменилось за три года. Значит, это ты отцу подсказал про переезд в Москву.
— Я хочу к вам сбежать, подальше от маменькиных нотаций.
— Погоди, но у тебя же там дела, целый завод! Неужели бросишь?
— Перевезу в Москву. Как построишь железную дорогу, по ней и перевезу!
— А флот, или Балтику тоже подтянешь к первопрестольной?
— Да, с морем не получится, но в гости ездить буду. Не прогоните?
— Костя, — брат даже задохнулся от возмущения, — да как ты можешь такое говорить! Даже в шутку! После всего, что ты для нас сделал!
Мда, примерно такой реакции я и ожидал. После того что я сделал. Да Роберта Рождественского я обворовал. Цинично рассудив, что в этой реальности вряд ли он родится, слишком много точек расхождения появилось с нашим миром. Если смотреть по Пушкину и по Амуру, даже по Лермонтову. Михаил Юрьевич после разжалования и отправки на Кавказ, литературным творчеством не занимался и сгинул в одной из первых стычек с горцами в 1838 году. Представьте, если бы в нашей реальности после стиха «На смерть поэта» Лермонтов ничего не написал? Представили? Вот, а у нас тут так…
Поэтому надо добавить романтики и лирики в век жестокий девятнадцатый, а заодно и поддержать реноме чудо-ребёнка, а то многие записали юного Костю Романова в торгаши и счетоводы.
То, что ЗДЕСЬ я рисовал на порядок лучше, чем в родном теле и в своём мире 20–21 века уже упоминал, но и музыкальные способности «прорезались». — Костик недурно играл на рояле и голос был великолепный. И вот, в феврале 1841 года, просмотрев письма брата и отобрав одно, где он описывал дальневосточную природу с Амуром-батюшкой, огромными звёздами, величавыми елями и бескрайними просторами, я подвинул к себе стопку листов и начал «изображать черновики». Дня три я «марал бумагу», строго приказав не убирать со стола ни одного листочка, а затем ломанулся к Жуковскому.
— Василий Андреевич! Вот!
— Что тут, Константин? Стихи?
— Нет, то есть да. То есть не совсем стихи, — песня.
— Вот как, любопытно. Позвольте, — мэтр забрал исчёрканные листки.
— Это прежняя версия, вот последняя.
— Костя, ты хоть понимаешь что натворил, — старика едва не хватил удар, Жуковский с благоговейным ужасом смотрел на меня. Ай да Роберт, ай да молодец!
Всегда бесило в альтернативках «перепевание» очередным попаданцем советских шлягеров и огромные, на главу и более перечисления сумм гонораров и прочих благ, за уворованные тексты и мелодии, а тут сам…
Ну, оправдание то всегда найдётся — денег за скоммунизженный текст Рождественского не получу. А слава и признание, если таковые будут, нужны для укрепления авторитета меня-попаданца и «более лучшего» изменения действительной реальности. Говорю ж, оправдание отыщется даже самым неблаговидным поступкам.
Жуковский потащил Костика к маменьке, учинив грандиозный переполох. Я, отобрав у поэта черновики, уселся за небольшое пиано. Матушка, сёстры-братья и прочий «обслуживающий персонал» привлечённые криками впавшего в поэтическое безумие Василь Андреича ждали исполнения романс а…
— Мне писал Саша о природе тех мест, где сейчас находится. Безбрежный океан звёзд, отражающихся в великой реке Амур, величавые ели по берегам, переписка брата и Мари, их любовь, вспыхнувшая как факел в ночи за тысячи вёрст (господи, какую хрень я несу, но надо, Штирлиц, надо) — вот что послужило к написанию сего произведения. Не судите строго.
И я грянул. Разумеется, предварительно потренировался у себя в комнатах, но всё равно сомневаюсь, что вытяну на уровень Лещенко или Кобзона. Да и на два голоса петь надо, по идее. Ну, нет тут Анны Герман, что уж поделать…
Покроется небо пылинками звезд,
И выгнутся ветки упруго.
Тебя я услышу за тысячу верст.
Мы — эхо,
Мы — эхо,
Мы — долгое эхо друг друга.
И мне до тебя, где бы ты не была,
Дотронуться сердцем не трудно.
Опять нас любовь за собой позвала.
Мы — нежность,
Мы — нежность.
Мы — вечная нежность друг друга.
И даже в краю наползающей тьмы,
За гранью смертельного круга,
Я знаю, с тобой не расстанемся мы.
Мы — память,
Мы — память.
Мы — звездная память друг друга.
Кто порвал зал? Я порвал зал! Матушка и сёстры рыдают, кто-то бежит за Мари, которая в храме набирается православной благодати. За отцом скорохода погнали…
Реакцию «общественности» века девятнадцатого, неискушённой и незакалённой интернет-срачем и пропагандой нетрудно представить. Особенно когда выяснилось, что романс воспевает любовь цесаревича Александра, находящегося в далёком далеке, к его милой Мари. Кстати, придворная шелупонь девчонку после сего возненавидела ещё больше. А к Костику начали клинья бить мамзели и мадамы с вполне определёнными намерениями. Ладно бы певички были, понятно и объяснимо. А то цвет аристократии жаждет стать героинями следующего хита поэта Константина Романова, любимого ученика самого Пушкина Александр Сергеича. Вот же хитропопые особы, так и норовят разменять п… на шлягер.
Свобода нравов, царящая во дворце, ранее меня никоим образом не касалась. Танцы-шманцы я игнорил, высиживал с книгами и географическими картами, или сопровождал императора. Сашка вон блистал и завораживал слабый женский пол. Но теперь, чую не отбиться. Блин, хоть бы гадость какую не подцепить. Интересно, какие тут контрацептивы-то?
Так что последние полгода протекали весело и нескучно, сбежал от великосветских шлюх на корабли балтийского флота, вмёрзшие в лёд. Государь-император мои опасения подхватить дурную болезнь от поклонниц разделял и, насколько я понял, озаботился вместе с лейб-медиками, проблемами взрослеющего Константина. Интересно, кого мне подложат? Пора уже, ох, пора…
Ну а брат, явно рад меня видеть, считает себя в долгу неоплатном перед Костей стихотворцем. Ладно, пускай считает…
Я знал, что Александр с воодушевлением принял предложение о службе московским наместником. Отец считал, что старший сын вырос и стремится к самостоятельной жизни, но я то понимал — Сашка попросту не хочет сталкиваться с бывшими пассиями, будучи семейным человеком. Занимательная история о гвардейцах из Измайловского и Семёновского полков, вытянувших жребий послужить на Сахалине и в гарнизоне Николаевска на Амуре, и люто завидовавших возвращающимся в Петербург товарищам осталась недосказанной.
Навстречу нам на белом коне выехал сам государь император всероссийский, Николай Павлович, любимый папенька. Не удержался, старик. Хотя, какой старик- сорок пять годочков только стукнет. Здоровущий мужик в расцвете сил.