Я могла продолжать, но не хотела звучать еще слабее.
– Много переживаний, – сказал Кэллам.
Я вскинула бровь.
– Неужели?
Он вдохнул.
– Но нет смысла переживать из–за того, что может и не произойти.
Он был прав, конечно, но это не меняло моих ощущений. Трата энергии и времени или нет, но я переживала из–за всего этого.
И я продолжила:
– Я переживаю из–за нас.
Я посмотрела на него, а он не был удивлен. Он сложно ждал, пока я это упомяну.
– Что тебя тревожит? – спросил он, топая по земле перед собой.
Я подошла ближе, а потом опустилась рядом с ним на дорожке. Я притянула к себе ноги, как он, и старалась не замечать притяжение. Мы были близко, но я хотела быть ближе.
– Что подумают люди, – начала я. – Что будет в конце лета. Как мы останемся вместе, не пропуская тренировки и учебу, когда мы не можем бежать больше двадцати минут и не открываем книги, – я постучала по часам, где светились двадцать минут. Мы бы уже закончили, если бы не остановились.
– Мне плевать, что думают люди, и тебе стоит так делать, – он замолчал, давая мне шанс возразить. Он был прав, мне не было до людей дела. – Если тебе будет лучше, можно запретить поцелуи на время бега и учебы. Может, сделать десятиминутные перерывы на это, – он улыбнулся.
– Пятиминутные.
– О, я забыл, что ты сдержанная, – он не закатил глаза, но голосом все показал. – И о конце лета переживать нет смысла. Мы не знаем будущего, так зачем тратить время на переживания из–за него?
Я обвила своим мизинцем его мизинец и кивнула.
– Есть что–то еще?
– Все так быстро, – я впилась языком в щеку. – Вчера днем ты не мог на меня смотреть в больнице, а утром мы целуемся почти без одежды сверху.
– Без одежды? – Кэллам скривился. – Ты в спортивном лифчике.
Я ощущала, как подступает улыбка. Худшее было позади.
– Сейчас – да, – Кэллам тоже улыбнулся, радуясь, что мы миновали тяжелую тему. – Просто мы ощущали что–то друг к другу определенное время, а теперь признались… – я почти краснела. Разговор с ним был неловким. – Я пытаюсь осознать происходящее. Но не знаю, могу ли доверять…
– Клянусь, – перебил он, глядя мне в глаза. – Я не сделаю ничего, не спросив у тебя разрешения. Хочешь просто целоваться? Хорошо. Хочешь просто держаться за руки? – он почти скривился. – Не совсем хорошо, но ладно. Я не буду давить, если ты не хочешь.
Я улыбнулась шире. Не потому что хотела от него подтверждения, а потому что ему было почти так же неловко, как и мне, когда я говорила об этом. Было приятно, что и Кэллам ерзал.
– Я знаю, – я склонилась к нему. – Я доверяю тебе. Я не доверяю себе.
Он изобразил удивление, открыв рот.
– Доверяешь мне? Да? И это говорит мисс Проблемы с доверием?
– Конечно. Ты еще не дал повода не доверять.
Кэллам смотрел на меня. Пристально.
– Может, я и заслужил доверие? – он ждал моего ответа. Я заставила его ждать дольше.
– Может, – я могла быть убедительнее, но все еще улыбалась ему.
– Ладно, если ты не знаешь, можно ли доверять себе рядом со мной, то я это понимаю, – я взмахнула рукой, словно хотела ударить его, но он поймал мою ладонь.
– Ты не помогаешь, – нарочито вздохнула я.
– Ладно, убираем грязные мысли из головы, – он тряхнул головой с силой и постучал по ней рукой. – Пытаюсь, – еще пара ударов, а потом его лицо прояснилось. – Как ты научишься доверять себе?
Мои плечи опустились, как и все остальное.
– Понятия не имею.
ДВАДЦАТЬ ТРИ
И наступил вечер разговора с мамой. Я боялась и ждала этого с ночи после падения Гарри. Часть меня была готова узнать, что грядет, но часть хотела спрятать голову в песок.
Я так спешила убрать после кружка рукоделия, что пролила клей из баночки, которая загадочно лишилась крышки. А потом еще и сбила коробочку с зелеными блестками, пока вытирала клей.
– Спасибо за помощь. Иначе я застряла бы на ночь, – я чуть не стала снова трепать волосы Гарри. Пару дней назад он сказал, что от этого ощущал себя ребенком. Месяц назад ему нравилось, а теперь это делало его ребенком. Он подрос. Это было хорошо.
– Точно, – Гарри посмотрел на повязку на запястье, теперь покрытую зелеными блестками.
– Не переживай. Я поменяю ее, когда мы придем в домик, – я поняла, о чем он думал.
Он пожал плечами.
– Почему вы с Кэлламом так странно смотрели друг на друга только что?
Я застыла на дорожке, ведущей к нашему домику.
– О чем ты? – я старалась сохранять спокойствие, потому что мы с Кэлламом были осторожны. Никто еще нас не разгадал. И уж точно не десятилетний мальчик.
– Вы были такие странные.
Я заставила себя идти.
– Как мы смотрели друг на друга.
Гарри сделал губы уточкой, пока думал.
– Так мы с друзьями смотрим друг на друга, когда пытаемся что–то сказать, но рядом есть тот, кто не должен услышать. Когда есть тайна, которую мы хотим сохранить.
А я–то думала, что мы скрытные.
– Мы с Кэлламом не так не смотрели друг на друга.
Гарри поправил очки и фыркнул.
– Что происходит? Он все еще злится из–за случившегося?
Я постаралась говорить убедительно, ответила:
– Нет.
– Все еще молчит, потому что ты подвела его?
Я вздохнула и ткнула его локтем.
– Ничего такого.
– А что такое? – теперь он остановился посреди дороги.
Я подошла ближе и огляделась. Только деревья.
– Нельзя никому говорить.
– Даже маме?
– Особенно маме.
Я вскинула бровь, чтобы он знал, что я настроена серьезно. Он вскинул руки.
– Ладно. Что?
Я прищурилась, думая, рассказывать ли ему. Гарри можно было доверять, но ему было десять. Многие десятилетние и не говорили о доверии, но я устала от тайн вокруг нас. Я не могла влиять на родителей в этом, но управляла тем, что скрывала от Гарри. Я хотела утаивать от него как можно меньше.
– Мы с Кэлламом интересны друг другу, – я уперла руки в бока, а потом опустила их.
Гарри сморщился.
– Интересны? – медленно сказал он. – Вы делали это с первой встречи?
Я не сразу поняла, на что он намекал. Да, я говорила с десятилетним. Я попробовала снова:
– Ты знаешь, что мы были серьезны?
Гарри моргнул.
– Поражает, Финикс. Но ты всегда серьезна, и Кэллам… тоже не кажется глупым.
Я покачала головой и огляделась снова. Деревья.
– Мы встречаемся, понимаешь? Интересуемся друг другом, становимся серьезнее… в свиданиях.
Лицо Гарри вытянулось от шока.
– Ого, – сказал он. – Это как парень и девушка?
– Я так не говорила.
Гарри оживился. Стал кружиться и ухать.
– Вот это да. Кэллам – твой парень?
– Вряд ли можно так сказать.
И тут рука сжала мое запястье, и он притянул меня к себе. Я бы выскочила из кожи, но была липкой после клея.
– Я не знаю, как ты это зовешь, но я бы звал тебя своей девушкой, – Кэллам улыбнулся мне и подмигнул, а потом подставил ладонь для Гарри.
Гарри даже не мешкал, вскочил и дал ему пять.
– Моя сестра встречается с самым крутым парнем лагеря. Обалдеть.
– Цель моей жизни. Встречаться с крутым парнем из лагеря, – сообщила я без эмоций на лице.
Кэллам поднял руку для Гарри, но я перехватила ее.
– Да, да, понятно. Вы отлично подружились. Чудесно. Но мы идем к маме, а ты, – я указала на Кэллама, – должен до ужина закончить с тестом.
Он заворчал, но я знала, что он это сделает. Он делал небольшие тесты каждый день, сколько мы учились, и его настойчивость и мое упрямство с поиском в интернете – у него была тревога из–за тестов – его оценки становились лучше с моей помощью. Но я не была готова рассказать ему о своей дополнительной помощи.
– Да, мэм, – Кэллам отсалютовал и улыбнулся, стал пятиться. – Надеюсь, разговор пройдет хорошо. Встретимся потом на пляже?
Кэллам показал мне частный пляж возле лагеря прошлой ночью, когда мы должны были учиться. Сработало все не так, как мы планировали.
– Для учебы?
– Для чего хочешь, – он широко улыбнулся. А потом пропал на тропе.
– Ты сказала ему написать тест, и он послушал, – Гарри щелкнул пальцами, моргая, глядя туда, где пропал Кэллам. – Ты – мастер дрессировки, Финикс.
– О, спасибо, – я поклонилась, обвила рукой плечи Гарри. Я хотела покончить с этим.
Домик был впереди, и я заметила, что Гарри морщится от тревоги.
– Финикс? Ты знаешь, что будет? Я много раз говорил с мамой раньше, но не так – с договоренным временем.
Я сжала кулак на его плече.
– У меня есть идея.
Гарри сглотнул.
– Мы будем в порядке?
– Конечно. Я тебя всегда поддержу. И всегда позабочусь, – я замерла у ступенек домика. – Ты же это знаешь?
Гарри смотрел на ступеньки, как на непреодолимые, но, когда взглянул на меня, его лицо просияло.
– Да, я знаю.
Я все–таки растрепала его волосы. Если он и злился, то не показал этого. Он выдохнул и поднялся со мной.
– Мама? – крикнула я у двери. Она была открыта.
– Тут! – позвала она, и я уловила запах… выпечки. Гарри понюхал воздух, мы переглянулись, словно не верили. Мама пекла пироги, печень и хлеб, но это было давно.
– Печенье, – вздохнул Гарри и поспешил в домик.
– Я вытаскиваю последние из печи, – мама стояла у плиты, умело высыпала печенье на тарелку. Овсяное с шоколадной крошкой. Наше с Гарри любимое. – Садитесь за стол. Я сейчас, – мама вытерла руки о джинсы, слизнув перед этим шоколад с пальцев.
Гарри подбежал к столу и рухнул на стул так быстро, что чуть не растянул другой запястье, но я стояла и смотрела на нее. Она словно стала мамой из моего детства, плясала по кухне под песню на радио, позволяла мне стучать деревянными ложками по кастрюлям, пока она пробовала новые рецепты. Мука в волосах, рукава закатаны до локтей, улыбка на лице… Мне захотелось подбежать и обвить ее руками, чтобы она успокоила, поцеловала и прогнала мои проблемы, как делала раньше.
Я напоминала себе, что проблемы семилетней отличались от проблем семнадцатилетней девушки. Это не сравнить.
– Финикс? – мама замерла, заметив меня у двери.
Я заерзала и не стала давать ей прогонять меня.
– Тебе помочь?
– Да, – она указала на стол, где Гарри уже собирал себе груду из печенья. На столе стояли три стакана молока. – Мне нужна помощь с поеданием печенья. Всего.
Гарри улыбнулся ей, его зубы были в шоколаде. Он поднял второе печенье.
Мама указала на стул рядом с Гарри и ждала меня. Я опустилась туда, и она посмотрела на нас, радостное спокойствие пропало с ее лица. Она села напротив нас, беспокойно ерзая. Я взяла печенье, но не ела. Сердце билось в горле.
– Я хочу, чтобы вы знали, что, несмотря ни на что, мы с вашим папой позаботимся о вас. Вы будете в порядке, и мы переживем это.
Мама посмотрела на часы на стене, как делала я, когда не могла дождаться конца урока. Она даже не начала говорить, а уже отсчитывала секунды, когда мы закончим.
Плохо дело.
– Вы знаете, что папа потерял работу два года назад, и с тех пор было… сложно.
Если «сложно» было шифром катастрофы, то да, было сложно.
– Ваш папа хорошо зарабатывал, и мы рассчитывали, что заплатим теми деньгами за дом, школу и многое другое, – она медленно крутила стакан молока, глядя на него. – Когда его уволили, он не смог найти другую работу, где платили бы примерно столько, сколько он хотел, и мы знали, что он мог или взять не такую престижную работу, и мы внесем изменения в планы, или он мог искать и дальше похожую по зарплате работу, а мы бы ждали… пока не кончатся сбережения.
– Деньги, – нетерпеливо сказала я. Мне не нужно было напоминать, мне нужно было знать, что ждет в будущем.
– И чтобы не переезжать, мы решили придерживаться того же образа жизни, надеясь…
Я фыркнула от «надеясь», пытаясь угадать, когда в разговоре появятся единороги и волшебные земли.
– Все сработало не так, как мы над… – мама замолчала, когда я снова фыркнула. – Как мы планировали. Ваш папа не смог найти такую работу, а… деньги кончились, – она смотрела на меня все время, но Гарри от этих слов отвлекся от печенья.
– У нас нет денег? – он проглотил кусок, что жевал. – Мы нищие?
Глаза мамы тут же стали стеклянными. Она собиралась плакать. Я смотрела, ждала первую слезу, но она подняла плечи, шумно вдохнула и выдавила улыбку для Гарри.
– У нас есть деньги, милый. Мы не нищие, – она не моргнула, говоря с ним. – Но мы не можем смотреть, как тают запасы, скрестив пальцы. Пора что–то менять. Я хочу об этом поговорить.
Гарри кивнул, но нервничал. Я так не выглядела, но тоже нервничала.
– Нам нужно переехать, – сказала она, стакан молока замер. – Оставить наш дом и перебраться в другой.
Гарри побелел.
– А мое Лего? Компьютер? Им конец, да? Я их уже не увижу?
Мама покачала головой с силой.
– Нет, Гаррисон, твои вещи в порядке. Потому папа и уехал. Он собирает вещи дома, чтобы мы забрали все нужное в новый дом.
– Новый дом будет в том же районе? – я подвинулась на стуле. Я знала, что мы потеряли дом. Я знала, что были проблемы с деньгами, но я надеялась, что дом будет в том же районе, чтобы мы с Гарри остались в своих школах.
Лицо мамы ответило вместо слов. Мои легкие сжались, и я не могла дышать.
– Мы этого хотели, Финикс. Мы старались найти место, чтобы вы с Гаррисоном остались в тех же школах, но наш район дорогой, – мама выдохнула и опустила взгляд. – Слишком дорогой для нас сейчас.
Я посмотрела на Гарри, но он не переживал. Он немного встревожился, но и все. Это мне казалось, что комната давит на меня.
– Куда мы переедем?
– Глубже… куда–то в округ Риверсайд. Ты будешь ходить в высшую школу Джефферсон, а Гаррисон… – мама покачала головой, прикусив губу. Она выглядела раздавлено, словно ее били много раз, и она не могла встать с земли. – Мы еще решаем это.
– Риверсайд? Джефферсон? – я сжала кулаки на коленях. Это было хуже, чем я думала. – Я никогда не слышала о школе Джефферсон. И меня ждет там выпускной год?
– Финикс, – предупредила мама, указывая на Гарри.
Гарри ерзал на стуле, глядя то на меня, то на нашу маму, словно мы играли в теннис.
Мои ногти впились в ладони до боли. Не помогло.
– У них есть команда по бегу? Стадион? Что подумает обо мне Лига Плюща, увидев, что я перевелась из одной из лучших школ штата в Джефферсон? – мой голос звучал так, словно Джефферсон была Алькатрасом. – Все, ради чего я старалась… всего год… и вы так со мной поступите? – я ударила по столу перед Гарри. Печенье загремело на тарелке. – С нами? – я представила Гарри в новой школе. Он будет постоянно попадать в урны и унитазы.
– Знаю, Финикс. Мне жаль, – в глазах мамы стояли слезы, но она управляла голосом.
– Нет, не знаешь! – я вскочила со стула так быстро, что колени ударились о край стола. Молоко из стакана пролилось по краям. Снова беспорядок. – И если тебе жаль, то можно было что–то с этим сделать, а не печь печенье.
Гарри на стуле выглядел так, словно заплачет, потирал губу, но я не могла остаться и успокоить его. Мне нужно было выйти. Уйти от нее, пока я не бросила тарелкой с печеньем в ее лицо. Печенье… да, это то, что нужно, когда портишь жизнь детям.
– Куда ты? – крикнула она, я бросилась к двери.
– Если бы я думала, что тебе есть дело, я бы сказала, – я толкнула дверь, замерла, чтобы пронзить ее мрачным взглядом. – Но тебе явно нет дела до моего будущего.
ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
Жизнь стала нормальной.
Я снова не говорила с мамой. Она почти не говорила со мной. Может, потому что мы сказали достаточно, или нам было нечего добавить. Мы переезжали из района школы.
Я ощущала беспомощность. Жизнь забирали у меня. Я почти неделю старалась не думать об этом.
Было проще сказать, чем сделать… кроме тех моментов, когда я была с Кэлламом. Или была на пути к нему, как сейчас.