— Доброго утречка, Тимофей Павлович! — поздоровался профессор, подходя к автомобилю.
— И вам не хворать! — отозвался Квазимодо, окинув профессора цепким взглядом.
Профессор для проездки за город оделся подобающим образом: высокие резиновые сапоги и выцветшая, но еще крепкая энцефалитка с капюшоном. Удовлетворившись результатами осмотра (сам Квазимодо был одет подобным же образом), горбун бросил окурок на землю: — Не рано я?
— Не волнуйся, Тимофей Павлович, я бы собрался и раньше, — ответил профессор. — У нас, стариков, со сном вечные проблемы… Правда, к слову сказать, коньячок крепкому сну хорошо способствует!
— Еще бы! — согласился горбун. — Особенно хороший коньячок! Вы готовы?
— В путь! — Профессор открыл дверь машины и залез в салон.
— Куда катим? — поинтересовался Квазимодо.
— Пока в сторону Прохоровки, — ответил Дмитрий Михайлович.
Горбун, усевшись за руль, кивнул и выжал сцепление, переключил передачу и неторопливо покинул двор. Город в этот ранний час только-только оживал, готовясь к предстоящему рабочему дню. Промчавшись по безлюдным улицам, автомобиль покинул пределы города, выскочив на трассу. Три часа пути до Прохоровки профессор проспал словно младенец, выныривая из дремотного состояния только на маленьких остановках, чтобы справить малую нужду.
— Вот ведь как бывает, милейший Тимофей Павлович, — со смехом сказал он на первой остановке, — дома, да мягкой удобной кровати — и сна ни в одном глазу! А в трясущейся машине — извольте, дрыхну, как сурок в зимней спячке!
На подъезде к Прохоровке, довольно-таки большому поселку, Квазимодо разбудил посапывающего попутчика:
— Куда дальше?
— После Прохоровки будет мост, а за ним неприметный поворот, — сообщил Крылов. — Сильно не гони, а то проскочим.
УАЗик горбуна на полном ходу пролетел через поселок и переехал небольшой, слегка покосившийся бревенчатый мосток, сложенный, наверное, еще при царе горохе.
— Вот, вот он нужный поворот! — Профессор указал пальцем на съезд с трассы. — Теперь километров десять по грунтовке до небольшого сельца под названием Верхние выдры, а там еще пяток до бабкиной деревеньки.
Квазимодо «крутанул руля», съезжая с трассы на разбитую, изобилующую выбоинами и канавами грунтовку. Автомобиль, полностью оправдывая свое народное название, козликом запрыгал по ямам.
— Чтоб вас всех разорвало, не дорога, а стиральная доска! — выругался Квазимодо, активно работая «баранкой» в жалких попытках объехать наиболее «выдающиеся» колдобины, заполненные вязкой подсыхающей грязью.
— Так здесь кроме лесовозов и не ездит никто, — философски заметил профессор. — Вот и раздолбали дорогу в хлам!
— Могли бы грейдер почаще пускать! — возразил горбун.
— Да кому оно надо? — пожал плечами Крылов.
— Вот именно! — согласился с ним Квазимодо. — В этой гребанной стране никому ничего не надо! И через сто лет эта дорога останется такой же дерьмовой, как и сегодня!
На десятикилометровый отрезок пути до Верхних выдр «путешественники» потратили почти час. На проплывающее за окном село в двадцать-тридцать разномастных деревенских дворов, с домами не первой свежести, горбуна бросил лишь мимолетный взгляд:
— Не богатое местечко.
— А где сейчас хорошо? — риторически спросил профессор. — Хотя природа здесь знатная! И свежий воздух…
— А ты, Дмитрий Михалыч, помнишь парашу на свежем воздухе? — опошлил романтический настрой профессора уголовник. — Где-нибудь в Магадане или Якутии? Зимой, градусов этак в тридцать-сорок ниже нуля? Где дерьмо на лету застывает, до земли не долетев?
— Хоть и давно это было, но как вчера… — передернув плечами, сказал Крылов. — Сяду иногда в своем теплом ватерклозете, бумажку мягкую в руки возьму… А перед глазами корявый горбыль лагерного «дальняка»… Из щелей, да дыр так свистит и поддувает, что бубенцы звенеть начинают, едва только штаны спустишь!
— Верно! — весело хохотнул горбун, объезжая по заросшей травой обочине очередную глубокую лужу. — Звенят так, что за километр слышно! Поэтому, ну его, свежий воздух! Я лучше в теплом толчке заграничной «вонючкой» побрызгаю!
— И правда, ну его! — согласился с доводами горбуна профессор. — Накушался в свое время!
— Вот за что я тебя уважаю, Михалыч, так это за то, что ты насквозь свой, с понятием! — произнес Квазимодо. — Хоть ты и чудик, и статья у тебя дрянь — политическая! Ох, ты ж… — Машину подкинуло в очередной раз — горбун чувствительно приложился грудью к рулевой колонке.
— Осторожнее рули, Тимофей Павлович! — посоветовал Крылов. — Если машину угробим — в этой глуши даже помощи ждать неоткуда!
— Да понял уже, — проворчал Квазимодо, сбрасывая скорость до минимума.
От верхних выдр до заброшенного хутора бабки-колдуньи вела узкая, в одну колею, основательно подзаросшая мелким кустарником, дорога. УАЗик пока справлялся с дорожными неудобствами, но как там будет дальше — одному Богу известно. Прислушавшись к совету профессора, горбун вел «козлика» осторожно. Пару раз автомобиль буксовал на особо разбитых участках дороги, но, к облегчению «путешественников», хоть с трудом, но выскакивал из грязи.
— Ты когда в прошлый раз сюда ездил, тут такая же беда с дорогой творилась? — поинтересовался уголовник.
— Лучше дорога была, — ответил Крылов. — В тот год лето особо засушливым было, а нынче, считай, весь июнь поливало.
— Да, на копейке мы бы тут не проехали, — кивнул Квазимодо. — А «козлик» ничего, вытянет за милую душу!
Убив на еще час на дорогу, автомобиль «путешественников», наконец-то выполз на пригорок, с которого открывался вид на маленькую деревеньку не больше десятка дворов, большая часть из которых оказалась брошенной.
— Приехали, — сообщил Дмитрий Михайлович.
— Ну и дырень! — поделился мыслями с профессором Квазимодо. — Тут что, и электричества нет? — заметив отсутствие линии электропередач, спросил уголовник.
— Электричества нет, — подтвердил старик.
— Вот те и электрификация всей страны! — хохотнул Квазимодо. — Как же они тут живут-то?
— Как наши далекие предки жили, так и живут, — ответил профессор. — Рули вон к той крайней избушке, что возле леса, — показал рукой направление Дмитрий Михайлович. — Там наша кудесница и обитает.
«Козлик» неспешно скатился с пригорка проехал мимо пары заброшенных домов и остановился возле покосившего плетня искомой избушки.
— Собак-то хоть твоя бабка не держит? — спросил Квазимодо. — Не теплю этих тварей! — озлобленно произнес он.
— Травили собаками? — догадался профессор.
— Неоднократно, — подтвердил горбун. — Я один раз в бега подался… Так в лохмотья порвали — едва очухался после.
— Нет у нее собак, — сообщил Крылов. — Кот у нее есть. Здоровущий такой котяра, черный. Я уже давно заметил, если какой чертовщинкой попахивает — собаки не водятся!
— Вот и в ёлочку, что не водятся! — обрадовался Квазимодо, сползая с водительского кресла. — Ну, не люблю я их! — повторил он.
Профессор тоже вышел из автомобиля. С минуту они топтались, разминая затекшие за долгую дорогу конечности.
— Слушай, Михалыч, а чего никто поглазеть не вылез? — Квазимодо вертел по сторонам головой, пытаясь увидеть хоть одного жителя деревеньки. — Чай не каждый день гости в эту дыру заезжают? Или вымерли все? — Квазимодо по-хозяйски распахнул калитку и шагнул во двор. — Эй, есть кто живой? — крикнул он, отбрасывая носком сапога невесть откуда появившегося черного петуха. — Бабуль, выходи, к тебе гости пожаловали!
— Стой! — предостерегающе воскликнул профессор, но опоздал.
Квазимодо едва успел сделать пару шагов по направлению к большому, сложенному из толстых потемневших бревен, дому, как его ноги покосились, а голову пронзил болезненный спазм. Дыхание перехватило, а сердце заколотилось с такой чудовищной скоростью, что казалось, вот-вот и оно выскочит из груди. Просипев нечто нечленораздельное, Квазимодо сложился пополам, и его вырвало яркой желчью. Ноги подогнулись, и уголовник впечатался коленями в мягкую, испачканную собственной рвотой, землю.
— Ну, что, соколик, — донесся до горбуна слегка надтреснутый женский голос, — урок усвоил? — Горбун попытался рассмотреть говорившую, но в глазах плыли разноцветные пятна. — Неча в гостях, как у себя дома распоряжаться! За калиткой в следующий раз ждать будешь! А то, ишь, взяли моду…
— Аграфена Тарасовна, простите великодушно! — подал от калитки голос профессор. — Не по злому умыслу…
— А мне плевать, какой там у вас умысел был! — сварливо отозвалась старуха. — Теперь десять раз подумает, как соваться без приглашения! Ладно, вставай уж, каторжник, — подобрела старуха.
Квазимодо почувствовал, как отпускают голову болезненные «тиски» и успокаивается бешено колотящееся в груди сердце. Глубоко вздохнув, горбун с трудом поднялся на еще дрожащие ноги. Когда перед глазами уголовника перестали плясать яркие пятна, ему удалось рассмотреть хозяйку дома — знахарку бабу Феню или, как почтительно именовал её профессор — Аграфену Тарасовну. Оказалось, что выглядит деревенская травница совсем не так, как представлял её себе Квазимодо: не скрюченной сутулой каргой, с морщинистым, как печеное яблоко лицом, а совсем даже и наоборот. Аграфена Тарасовна, хоть и пребывала в почтенных годах (Квазимодо так и не сумел определить, сколько же ей лет на самом деле), но в молодые годы обладала, по всей видимости, редкой красотой. Невысокая, но статная, невзирая на прожитые годы, она легко спустилась с высокого крыльца и подошла к горбуну.
— Ну, бабуль, и сильна ты! — с уважением просипел Квазмодо — в горле до сих пор еще стоял ком. — Мне бы так уметь…
— Такими фокусами тебе Возгарьку не одолеть, — походя бросила старуха. — Ты когда мне котел привезешь, умник? — подойдя к забору, спросила она Крылова.
— Постой, мать! — удивленно воскликнул горбун, не сразу осознав, что произнесла колдунья. — Ты откуда про Возгаря знаешь?
— Слухами земля полнится, — не оборачиваясь, произнесла баба Феня. — Да и за версту от тебя колдовством кромешным смердит — любой знающий почует! Так когда? — вновь спросила она у Крылова.
— Аграфена Тарасовна, вот как раз за этим мы и приехали, — ответил Дмитрий Михайлович. — Обсудить наше взаимовыгодное сотрудничество…
— Торгаш ты все-таки, хоть и умник, — поджала губы старуха. — Но с Возгарькой мне тягаться не с руки — силы не те! Он хоть и лапотный мужик, и в Высоком Искусстве не бельмеса, но силы и наглости у него не занимать… Нет, не потяну!
— Даже если мы котел достанем? — влез в разговор Квазимодо.
— Даже с котлом, — кивнула старуха.
— Баб Фень, а если ты нам просто подскажешь, как с Возгарем совладать, — осторожно начал «пробивать почву» Квазимодо, — или хотя бы, как от него защититься можно? Хотя бы на время…
— А лучше — навсегда? — прищурилась старуха.
— А лучше — навсегда, — согласился горбун. — Я за ценой не постою!
— Да что ты можешь? — презрительно скривилась колдунья.
— Котел для тебя мои ребята достанут, — произнес горбун. — А может, что еще достать надо. Ты, баб Фень, говори, не стесняйся.
— Как там у вас, каторжников, говорят: знать бы прикуп… — усмехнулась старуха, но её глаза алчно сверкнули. — Проходите в хату, там и обсудим, чем вам, горемыкам помочь можно.
— Аграфена Тарасовна, вы золото! — воскликнул профессор, не без опаски проходя во двор.
— Не перехвали, умник! — отмахнулась знахарка. — Даже я пока не знаю, чем вам помочь…
— Аграфена Тарасовна, нам бы для начала хоть какую-нибудь информацию об этом Возгаре… Кто, что и откуда…
— Ну, этого добра у меня навалом, — обнадежила незваных гостей баба Феня, распахивая дверь в избу. — За котел я вам во всех подробностях о Возгарьке поведаю…
Глава 13
Заброшенная деревенька. 1980 г.
Старуха первой вошла в дом. Следом, пригнувшись, чтобы не врезаться головой в низкий дверной косяк, в избу проскользнул профессор. Квазимодо топтался на крыльце, не решаясь без приглашения переступить порог — слишком свежи были в его памяти последствия самовольного проникновения на территорию колдуньи.
— Ага, — обернувшись, довольно произнесла старуха, заметив нерешительность горбуна, — урок не прошел даром?
— Да, кто тебя знает, баб Фень, — ничуть не стушевавшись, произнес уголовник, — чего ты еще отчебучить можешь? А корчиться и желчью блевать, чёт больше неохота!
— Ишь, каким осторожным стал! — фыркнула бабка. — Но оно и правильно — целее будешь! Ладно, не мнись у порога, заходи, — пригласила горбуна Аграфена Тарасовна, — гостем дорогим будешь! — Старушка широко улыбнулась, продемонстрировав уголовнику не по возрасту крепкие и ровные зубы.
Квазимодо, все еще опасаясь какого-нибудь подвоха, переступил порог бабкиной избы. И как в воду глядел: шею и грудь полоснула волна жгучей боли. Квазимодо грязно выругался, хватаясь за айнский амулет, скрытый под одеждой.
— У-у-у! — ехидно протянула старушенция. — А ты у нас, оказывается, «заряженный» хлопчик! А ну-ка, давай сюда свою фитюльку! — Она требовательно протянула руку.
Квазимодо суетливо сорвал с шеи амулет, и протянул его старухе. Боль тут же отступила.
— Ты что ль сосватал игрушку, Умник? — покачивая в руке ожерелье с медальоном, поинтересовалась у профессора баба Феня.
— Я, — не стал скрывать Дмитрий Михайлович.
— И где только откопал? — рассматривая медальон, спросила ведьма. — Сразу видно, что не наш умелец сработал. Заморская безделица, — выдала она свое «профессиональное заключение».
— Это айнский амулет — «тамасай», на Сахалине найден, — ответил археолог.
— Оно и видно, что «тамасай», — ворчливо произнесла старуха. — Это им ты хотел Возгарьку отпугнуть?
— А что, не сработает? — поинтересовался Крылов. — Меня уверяли, что на бесплотных призраков должен подействовать.
— Не знаю, кто там тебе что сказал, — продолжала ворчать ведьма, — может Сахалинских слабеньких духов и проймет… Но Возгарю это не страшней щекотки… — Бабка перекидывала бусины на амулете, словно четки. — Хотя… есть потенциал в этой конструкции… — нехотя признала она. — Можно доработать… — в глазах старухи загорелся огонек «профессионального» интереса. — Существенного вреда призраку он, конечно, не принесет, но на расстоянии держать будет! — выдала вердикт Аграфена Тарасовна.
— А плата? — тут же поинтересовался профессор.
— Я же говорила: торгаш ты! — победно произнесла бабка. — Работы немного, нужные ингредиенты у меня есть, да и свой интерес… Пусть твой каторжник дров мне на зиму наколет…
— Согласен! — поспешно выпалил Квазимодо, ожидавший, что старуха заломит несусветную цену за амулет. Мало ли, может, она младенцев на обед в печке запекает?
— Ладно, хватит в сенях прохлаждаться! — произнесла Аграфена Тарасовна. — В хату пойдем, я вас парным молочком попотчую.
Внутреннее убранство бабкиной избы никак не походило на жилище ведьмы, как его себе представлял Квазимодо. Никаких тебе пучков трав по затянутым паутиной стенам, сушеных лягушачьих лапок и чучел летучих мышей. Чистая просторная горница с бревенчатыми стенами, простая деревянная мебель, правда, украшенная незатейливой резьбой. Массивная, в полдома, и начисто выбеленная русская печь с высоким горнилом, шестком и лежанкой, укрытой разноцветным лоскутным одеялом. Поверх одеяла, растянувшись во весь свой немалый рост, пузом кверху лежал огромный черный котяра. Квазимодо на несколько мгновений прикипел взглядом к пушистому созданию: не собака ли? Нет, кот. Хотя котов, размером с хорошего растолстевшего боксера, не бывает в природе! Однако глядишь ты, вот он, лежит и урчит, что твой разболтанный холодильник.
— Что, понравился тебе мой Бегемотик? — спросила бабка, заметив интерес, проявленный горбуном к животному.
— Собак не люблю, — признался горбун. — А твой Бегемотик просто красавец! Никогда таких не видел! Погладить можно?
— Можно, — добродушно ответила старуха. — Если, конечно, руки не жалко, — дождавшись, пока Квазимодо протянул руку к Бегемотику, со смехом добавила она.