Плюнув на предрассудки, я молнией влетел в здание, быстро ушёл направо, освобождая место в дверном проёме, и тут же взял на прицел широкий пролёт лестницы, ведущей на второй этаж. Следом в главном зале почти сразу же материализовался Кромвель с «Токаревым» в руках.
Труп, увы, имелся.
Но мы первым делом принялись зачищать первый этаж, причём работа началась после одной из самых знаменитых кинематографических фраз, брошенной командиром:
— Ничего здесь не трогай!
Это и ежу понятно. Первый этаж был чист, второй тоже.
Ни души. Этот чёртов пансионат, настоящий дом отдыха, действительно ещё не функционировал. Большая часть завезённой мебели была даже не распакована и не собрана, остальная стояла кое-как, а несколько комнат вообще оказались пустыми. Отличная планировка, стильная отделка вида «таёжный лофт», заведение обещало стать перспективным местом отдыха...
Но вышло так, как вышло: старый хозяин мёртв, новому, беглецу от красноярских, а может, и от московских бандитов и британской разведки при таких криминальных раскладах, похоже, уже ничего не светит. А смотритель вот он, застрелен неизвестными.
Убитый лежал в луже подсыхающей крови возле роскошного камина, обложенного диким камнем, но с идеально отполированной, толстой и широкой каминной полкой из светлого с серебристыми прожилками мрамора.
На смотрителе была светло-голубая рубашка-поло Lacoste и просторные синие джинсы Wrangler. Смотреть на развороченный выходящей пулей затылок мертвеца было более чем неприятно, но пришлось. На правой руке бедолаги поблёскивали дорогие швейцарские часы, слишком крутые для смотрителя турбазы, в голове промелькнула нехорошая мыслишка: толковые часы взамен украденных я до сих пор так и не купил... В левой руке несчастного была зажата массивная цепочка с тяжёлой связкой разномастных ключей. Рядом на полу лежала залитая густеющей кровью открытая коричневая папка для документов. Самих документов не было.
Легкие мокасины Ecco на босу ногу, почти тапочки. Мирный человек, случайно попавший в чужой замес. Сколько таких страдает по миру безвинно... Просто тропки неудачно пересеклись. Несчастливо.
Выстрела в лоб он точно не ожидал: обычные покупатели нагрянули. Очередные, далеко не первые, скорее всего, и не последние, чего тут бояться? Да и собачка при хозяйстве имеется, злая, сильная, надёжная...
В очередной раз почувствовав комариный укус, я стукнул ладонью по плечу. Мертвец и лужа крови комарьё не интересовали, ни единого не вилось над трупом. Кровососущим насекомым требуется живое тело и бегущая по венам горячая кровь, мертвецы их не интересуют, путь те хоть в кровавой ванне плавают.
Пш-ш...
— Фантомас, что там у тебя? — первым спросил Кромвель напряжённо.
— В заливе чисто, без шевелений, — быстро доложил главное Потапов. — А вот вдоль дальнего берега водохранилища только что вроде бы лодка моторная прошла, я не смог нормально рассмотреть, уж очень далеко. Кром, говорю же, радар надо покупать! Лучше бы «Фуруно».
— Нет, ну ты умеешь выбрать самый нервный момент! — моментально взъярился группер. — Какой ещё радар, в задницу! Через двадцать минут заводи катер, твою мать!
— Принял, — смиренно молвил Ваня и отключился.
Эти быстро пролетевшие двадцать минут потратили на поиски хоть каких-нибудь документов: записной книжки, визиток, пожелтевшего телефонного справочника с отметками, сделанными от руки или хотя бы короткой писульки на обрывке газеты... Ничего не нашли, исполнители зачистили пансионат качественно. Кромвель ещё шерстил помещения, а я побежал проверять вспомогательные строения.
— Давайте-ка, товарищи бойцы, сворачивать эти печальные посиделки, — по истечении контрольного срока прозвучал в эфире голос Кромвеля. — Скоро начнёт вечереть, а нам ещё назад часа полтора пилить. Тем более под дождём, судя по небесам.
Пора нам покидать негостеприимную полянку в бухте.
А уже на борту катера командир сказал:
— Сейчас эти бандиты должны вызвать на место происшествия милицию, сюжет требует именно этого. Менты приедут быстро.
— Зачем?
— Чтобы заблокировать точку, отсечь объект, — ответил группер Ивану.
— Вполне может быть, что на том же самом катере и явятся, если они в доле и завязке, — вставил я своё дополнение, — решил я.
— Вполне может быть, — подтвердил было мои слова шеф, но тут же спохватился. — А может, и нет. Ментам вовсе не обязательно завязываться с бандосами на таких кусках, у самих схемы имеются. И блатные это понимают, они знают, что будет дальше.
— А что? — всё-таки спросил Потапов.
— Пансионат опечатают, имущество арестуют, возбудят уголовное дело. Таким образом, все мечты какого-то там новоявленного мутного Геннадия Ложкина о наследовании прибыльного гостиничного дела обрушены. Для разборок ему нужно будет явиться к следователю лично, а этого не произойдёт, так как сам Ложкин отлично понимает, чем такая явка закончится. Ну, а если дальше смотреть... Дело не раскроют никогда, турбазу в нынешнем статусе похоронят в писанине, чтобы бессрочно использовать пансионат в узковедомственных интересах. Ведь больше наследников не будет. Некому выскочить с претензиями, ништяк бесхозный. Затем пансионат фиктивно спалят или используют какую-нибудь хитрую схему, выводя его на продажу нужным людям за копейки.
— Да, крепко они обложили нашего Генашу, буквально не продохнуть. На живца ловят! — покачал я головой, удивляясь возможностям бандитов. — Стоило тому появиться на водохранилище, как сразу действие, получите сюрприз! Кто главный подозреваемый, кто тут давеча болтался? Ложкин-младший! Они его вынуждают сдаться.
— Ага. Причём именно бандитам, а не ментам. Как волка флажками обкладывают, — согласился Павел. — В нашем мире ему тоже от бандюков досталось, но здесь вообще атас... Это уже не просто пресс, тут на него девятый вал накатывает!
— Потому что и здесь англичанка гадит, — произнёс Потапов, на реверсе отводя «Хаски» от причала.
— Свежо, — иронически хмыкнул Кромвель. — Не пережали бы они нашего пациента. Они же не знают, что в другой реальности Ложкин от переизбытка жизненных тягот повесился... Ваня, а ты гильзы куда дел?
— Обижаешь, начальник, — осклабился Фантомас. — Протёр платочком и там же бросил, по месту экстрагирования.
— Вот и хорошо. В море желательно выкатиться незаметно, чтобы без свидетелей. И сразу жмём к противоположному берегу, прикинемся туристами. А смыться с водохранилища нужно до появления здесь ментов. Так что не торопись, сначала выгляни как-нибудь… Аккуратненько, присмотримся.
— Присмотримся? — зло прищурился Потапов, и я, предугадывая, что он сейчас скажет, заранее начал ржать в рукав куртки. — Как-нибудь? Чёрт, словно Колумб в плавании, всё у нас через подзорную трубу делается! Говорю же, мне «фуруну» надо! Что это за пароход без «фуруны»? Смех и позор!
— Всё, твою мать, поехали! Завтра дам тебе деньги, иди куда хочешь и покупай хоть пяток своих РЛС! — заорал Кромвель на весь залив. — А пока не зли меня! Турыст...
Глава двенадцатая
Звоночки
За поздним завтраком группа быстро утолила первое чувство голода, и рубленые фразы сменились обширными размышлениями.
— Научишься пропускать все уличные напряги мимо нервов, и сразу станет легче.
Верно говорит Потапов. И уже не первый раз.
Криминальную напряжённость здесь чувствуешь постоянно. Сканируешь городское пространство на триста шестьдесят градусов — и везде её находишь, порой кажется, что тревожностью, легкой и не очень, пропитано всё вокруг. Как и блатной романтикой, этот поджанр шансона в большом почёте, нет в Красноярске маршрутки или таксомотора, в салоне которых периодически не звучал бы «Владимирский централ». Но ведь и во многих забегаловках такой же фон.
Классическую блатную феню или более современную «уральскую бакланку» слышно не только на улице, она легко льётся с телеэкранов, ей отлично владеют и охотно используют улыбающиеся телеведущие и пузатые депутаты в дорогих формальных костюмах. Это норма, никто не видит в том ничего предосудительного. Восточная Сибирь с семнадцатого века стала ссыльным краем, тут пласт на пласте, субкультура на субкультуре. Однако в России-2 распространение уголовной культуры приняло пугающий характер. Но не это самое печальное, в конце концов, и у нас такая проблема имеется.
Уличное напряжение, вот что мешает гулять по городу. Вышел за порог — будь готов ко всему. Спешащие на работу прохожие, самые обычные люди, держатся настороженно, мужчины стараются либо не смотреть друг на друга, чтобы не зацепиться недобрыми взглядами, или же смотрят нарочито тяжело, зло, из-под бровей. Справедливости ради, горожане давно выработали систему поведения, помогающую избегать конфликтов. Не замечай и не делай замечания, не вмешивайся, не спорь.
Неважнецки на здешних улицах с тем, что называется общественной безопасностью. В очереди, у автобусной остановки, на тесном тротуаре — везде постоянно искрит. Про водителей и говорить нечего, те сразу вылетают для диалога с битой, топором или пистолетом в руке, устраивая побоище, компромиссы редки. С молодёжью совсем плохо, порой кажется, что все они хотят стать исключительно братвой, уставший глаз уже отказывается вычислять умников и умниц, которые, конечно же, есть.
Во мне нет ни одного пикселя виктимности, в родной Казани никто не цепляется, сразу чувствуют — будет жёсткий отпор.
А здесь даже молодняк задирает! Идут на мелочный конфликт, отлично понимая, что уроню с первого удара. Уже четыре раза подрался, а на пятом передумал — просто развернулся и ушёл. Почувствовал, что ещё немного, и мной начнут интересоваться стражи правопорядка, в лапы которых бойцу группы попадать нельзя.
Стоит милиции начать со всей серьёзностью вытаскивать легенду наружу и пробивать отпечатки пальцев, и пиши пропало. Конечно, с большинством ментов можно договориться финансово, но не исключён и самый печальный случай — честный мент, с которым придётся поступить согласно протоколу «он сам виноват, что оказался на пути группы». А я ментов убивать не хочу, неправильно это.
Кроме уличной преступности напрягает и мелкое желание отщипнуть при каждом удобном случае. Тебе постоянно пытаются всучить что-нибудь ненужное, впарить подделку или просрочку, обсчитать и обвесить. Начнёшь возмущаться — выскочит крыша, они всегда где-то рядом.
При этом у населения на руках хватает огнестрельного оружия. Не будь постоянного пополнения извне, всех безбашенных давно бы уже выкосили и закопали, как в своё время это произошло на Диком Западе США. Однако, тюрем и зон в Енисейской губернии вчетверо больше, чем в Красноярском крае, поэтому на смену одним придуркам тут же приходят новые, только что вышедшие на свободу из тюрем и ИТУ. И они сразу же лезут в столицу, пытаясь отхватить свой кусок. Но посторонняя «синева» совершенно не нужна местной братве, разборки всегда безжалостны. Деньги в этом городе, находящемся под патронажем огромного алюминиевого комбината, крутятся огромные.
Прямо респаун какой-то! Идёт нескончаемый процесс кровавой переработки всего российского сброда. Ну и побегов хватает при таком-то разгильдяйстве. В этой реальности именно Енисейская губерния, кривое отражение нашего Красноярского края, стал регионом с наибольшей плотностью криминального элемента. Чите на местном уголовном пьедестале кубок не светит. Это у нас непродуманное расформирование Забайкальского военного округа вызвало поистине катастрофические последствия, резко и радикально изменив социальный состав населения Забайкалья. Здесь же ЗабВО уцелел — китайцы рядом, и они всегда активны. Постоянно лоббируют создание некой совместной военной базы.
Кроме того, в этом мире продолжается пагубная традиция отправки всей швали из центральных районов в Восточную Сибирь. Не хотят там строить тюрьмы и ИТУ для своих преступников, это тоже давняя практика.
— «В Сибирь их всех! В Магадан, в Норильск!», — громко возмущался Потапов. — Я всегда болезненно реагирую на такие призывы в социальных сетях. Правда, научился сдерживаться, понимая, что большинство вообще плохо представляет, что такое Сибирь и каковы её размеры. Но мне реально не нравится этот территориальный дискриминатор в башках обывателей! Кому хипстеры и брусчатка, а кому-то зэки по всем статьям УК. И это касается не только Сибири. Мордовия? Значит, зоны. И отношение к региону соответственное. Куда это годится?
— Они же откидываются, если что, выходят на свободу, — буркнул я вслух, наконец-то поддержав разговор. — А так как относительно благополучное население центральных районов возвращенцев принимать не очень-то хочет, они тут и остаются.
— Да не говори, Миша, — горестно согласился Потапов. — Здесь вообще кошмар. Мер по снижению количества спецконтингента власти не принимают. А у нас ещё много лет назад осознали масштаб проблемы и начали этот завал разгребать. Помню, как это обсуждалось, и какие требования летели в Москву: перестаньте слать нам своих осужденных, разбирайтесь с ними на месте! Вот и подсократили.
— Всё равно орут, что надо слать на Таймыр и на Колыму, — зло махнул рукой Павел, на что Иван, как уроженец этих мест, распалился ещё больше:
— Знаете, парни, я на подобные возгласы обязательно отвечаю: «Иди-ка ты в жопу, умник, оставляй свою «синеву» у себя. Не здесь, конечно, а у нас… У вас там отличные бюджеты, повсюду у рулей крепкие, как ни послушаешь, хозяйственники, гениальные депутаты, креативного класса по ноздри — так работайте! Стройте, содержите, воспитывайте, и, главное, контролируйте их после выхода за калитку! Сами-сами! Оставьте Сибирь, Крайний Север и Дальний Восток в покое, у нас куча своих проблем!
— Или исполняйте на месте сами, — предложил радикальное группер..
Действительно, даже в нашей России только недавно что-то начало со скрипом меняться благодаря титаническим усилиям толковых людей, искренне болеющих за свою землю. Спецконтингента стало меньше, край перестал принимать огромные этапы осужденных. И прохожие на улицах изменились.
А люди в вышеозначенных местностях живут несколько другие, нежели в Центральной России. Это особенно проявляется в реальности Земли-2. Потапов уверенно рассказывает, что даже поблизости от Красноярска есть немало населённых пунктов, попав в которые, ты уже к вечеру будешь вздрагивать, а через день-другой запросишься назад, к мамочке и верной жёнушке. Те ещё типажи… Просто так, соотечественник, ты в енисейской деревеньке не поселишься. Сперва такое тестирование пройдёшь, ого-го!
Что тут поделать: таковы исторические последствия, эхо Гулага и Нерчинской каторги, корни-то растут ещё от деяний царя-батюшки.
— В первом рейде дело было, помнишь, Ваня? — продолжил разговор группер после короткой паузы, нужной для пополнения тарелок жареным мясом, лежащим в центре стола на большой доске.
— Поехали мы с Иваном в составе неполной группы по делу, в самую что ни на есть ангарскую тайгу. Деятеля одного разъясняли.
— Ещё бы, забудешь такое... Мы, Лаки, тогда ещё не решили, где должна стоять база группы, ещё и Новосибирск рассматривался в качестве варианта. Да... Интересная была поездочка, живенькая такая.
— Куда именно? — поинтересовался я, подтягивая горчицу поближе к своему стейку.
— На северо-восток, — махнул рукой Кромвель. — Из Красноярска-города покатили поездом до станции Карабула.
— Здесь это тупиковая станция, дальше ветку они не потянули, — пояснил Потапов.
— Оттуда нам надлежало как-то добраться на Ангару, до поселка Богучаны. А потом и ещё дальше предстояло лететь, на Ан-2... Правда, мы никуда не полетели. Подфартило, в Богучанах всё и разрешилось.
— А ты помнишь ту студентку с предпоследнего курса юрфака, что в зону ехала, на практику? — воскликнул Ваня.
— Ну, как же!
— Симпатичная девчонка. И смелая. Интересно, жива ли?
— Жива, конечно, здорова и наверняка работает в прокуратуре, — уверил его группер. — Девушка с характером, такая не пропадёт.
— У неё наган с собой был! — вспомнил Потапов.
— Я тоже заметил, — подтвердил группер. — Так вот, товарищ Осипенко, докладываю: днём поезд постоянно едет в коридоре из рядов колючей проволоки и вышек, а ночью — через мистические цепочки бесконечных огоньков периметров. Зона на зоне. Мороз по коже! Приехали в Карабулу — финальную сцепку нескольких зон в этом железнодорожном тупике. Давай искать отель или гостевой дом, чтобы переночевать до утра.