Только сейчас я поняла, что слушать ангельское пение он будет спиной — чтобы неземная красота не мешала его оценкам. Вот всегда знала, что российский «Голос» содрали откуда-то! Но зато наши продюсеры не догадались сделать то, что догадалась сделать я. Подошла с милой улыбкой — подошел, то есть, — и, пока Арман фон Буран задвигал вдохновенную речь и не видел чем я занимаюсь, пристегнула магическими ремнями ректора к этому самому креслу.
— Таковы правила, — уверила я, почти не кривя душой — ну а что, и правда ведь, мои правила, как есть. — Чтобы у вас не появилось желание подсмотреть, кто поет.
Или сбежать раньше, чем все закончится.
Я скромно встала в сторонке. Ко мне пробрался Филипп с обиженно выпяченной губой. Думал, наверное, что я отказалась от желания помочь с мстюшкой.
Чтобы я? Да отказалась?
— Не волнуйся, — я даже не стала его выслушивать, — после этого конкурса слава Армана изрядно померкнет.
Первый секретарь ректора посмотрел на меня с удивлением. Но кивнул. От того, что в меня так верят, на душе потеплело.
— Да начнется конкурс! — прокричал в конце своей речи Арман и взмахнул рукой.
— Карррр… — сказала первая участница. И понеслось.
Кандидатки каркали. Хрипели. Рычали, выдавливая из себя песни собственного сочинения. А-аа лениво мотал хвостиком, отчего у музыкантов то рвались струны, то нервы. Шары, что должны были взрываться аккурат после карканий, взрывались до, во время и вообще возле Алика.
Вольготно расположившийся с золоченым блокнотом ректор — ага, оценки он будет ставить, как же — сначала побледнел, потом распрямился, потом задрожал и перестал пить, а после и вовсе, когда шар взорвался особенно близко от него, а участница заголосила особенно красиво, закрыл уши руками, а глаза веками — хотя что уж там, глаза-то закрывать.
Веселье продолжалось.
— Ты возьми меня с собой, — голосом лесоруба звала одна, отчего Алик только и размазывался по спинке кресла, не желая никого брать, и жестко черкал в блокноте знак минус.
— Ты да я да мы с тобой, — пыталась справиться с воздействием травки другая, выводя рулады нарочито тоненьким детским голосом.
— А не спеть ли мне песню….ааааа тебе! — орала следующая, которой бы и без травок ловить нечего было.
— Не покорим-с-ся мы с-судьбе…. - шипела очередная кандидатка, а ректору, похоже, становилось все хуже.
Впрочем, как и любому человеку с музыкальным слухом и — почти — образованием.
Так что гости потянулись в сторону дальнего угла залы еще на пятой кандидатке, а к десятой там образовалась целая толпа испуганно жавшихся друг к другу благородных.
Арман метался с вытаращенными глазами, а потом полез на сцену, чтобы заткнуть хоть кого-то. Но блондинки, воспитанные моими не самыми мягкими методами, которые гласили "не попробовал — точно вылетаешь" решили, что затыкаться они не будут, и сбросили того с возвышения.
К тридцатой героине я поняла, что пора.
Скользнула за неприметную дверку, заперлась в своем личном будуаре — то есть, очередной кладовке с вениками — и переоделась. Все в то же счастливое платье. И кудри размотала, да маскировочку стянула.
И когда вернулась в зал, как раз позади оркестра, удовлетворенно кивнула.
Кандидатки по большей части сбежали, а кто не сбежал — плакал в углу. Гости ошалело водили головами. Большинство шариков уже лопнули и среди трупиков конфетти ходил, чуть покачиваясь, будто раненый, Арман. А рядом с ним — мои зверята. Наверное, ждали, когда ж он падет, чтобы полакомиться
Филипп тоже был здесь, жалостливо глядя на кресло. А там, похоже, все еще сидел тот, кто одним своим видом вызывал жалость. Ну да, с ремнями-то, в которые вплетены волосы единорога, особо не побегаешь.
На мое появление — ну пришла еще одна блондинка, и что, все давно перестали их считать — почти не обратили внимание.
Я махнула рукой, А-аа моргнул и музыканты в ужасе уставились на свои руки, заигравшие совершенно незнакомую им мелодию.
В этом мире я гостья не прошенная
Отовсюду здесь веет холодом
Не потерянная, но заброшенная
Я одна на один с городом..
Среди подлости и предательства,
И суда, на расправу скорого,
Есть приятное обстоятельство:
Я люблю тебя — это здорово.
Это здорово. И это здорово.
Может я и не была величайшей певицей всех времен и народов, но пела одну из своих самых любимых песен от всей моей широкой российско-рокерской души. И это чувствовалось. И именно в этот момент зашел в зал тот, кто считал, что меня нет. Ну-ну.
Почти с вызовом я посмотрела ему в глаза и выдала еще душевнее:
В царстве глупости и стяжательства,
Среди гор барахла казённого,
Есть приятное обстоятельство:
Я люблю тебя! И это здорово.
Я навеки даю обязательство,
Что не стану добычей ворона.
Есть особое обстоятельство: Я люблю тебя!
Я люблю тебя — это здорово
На последних строчках кресло уже ходило ходуном.
Арман, почему-то, смотрел на меня в ужасе.
Кандидатки и гости — в шоке.
Камилл же с нечитаемым выражением глаз. Но потом он пришел в себя и зашагал ко мне через весь зал, зачем-то выворачивая пальцы. Заклинание плетет, что ли?
Пора сматываться!
— Спасибо за внимание, — выдохнула я и мило улыбнулась. — Вы прослушали песню группы «Фон-Фон Тюльпан» в честь конкурса невест. До новых встреч!
Я поклонилась и спрыгнула со сцены.
— Куда?! — завопил инквизитор.
— Это она! — воскликнул догадавшийся развернуться всем креслом и посмотреть на меня Алик.
— Она прячется! — независимо выдал А-аа, рухнув всей тушей вниз и перегораживая путь ко мне.
— Мы ее теряем!! — поправили идиота остальные звери, заметавшись хаотично по всему помещению и создавая нужную суматоху.
Я выбежала за дверь.
Чтобы спустя буквально пару минут забежать с другой стороны, уже в виде Анжа — переодеваться научилась не хуже стриптизеров, даже костюмчиком таким обзавелась, который раз — снял; раз — прилепил обратно — и тоже заметалась не отставая от присутствующих.
И даже помогла ректору избавиться от кресла.
И посетовала, что как же так — упустили такую красотку.
И честно сказала, глядя в четыре злых синих глаза, что не знаю никакую фон Фон. И согласилась на применение детектора лжи — я ведь правду говорила. Семьи Фонов не существовала.
— И вообще — заявила гордо. — Не я тут распоряжаюсь. Распорядитель вон есть, с него и спрашивайте.
Спрашивать с него пошли все. Толпой. Ну а я, заявив в никуда, что устала, отправилась прочь. Поймав на себе, правда, внимательный взгляд Филиппа.
А теперь сидела в ванной и гнусно хихикала.
Несмотря на позднее время, спать от первозбуждения не хотелось. Но свечи, приятные ароматы и теплая уже вода сделали свое дело. Я откинула голову на бортик, расслабилась и закрыла глаза.
В голову сначала лезла всякая чушь, но потом она оформилась во вполне однозначную картинку чудесных танцев, крепких мужских объятий, восхищения и страстных взглядов.
Вот мы танцуем… с кем? Можно было бы по цвету волос определить, но как я могу — у меня же глаза закрыты…
Вот мужчина притягивает за талию… Чувственные губы тянутся в поцелуе…
— Анж, — страстно шепчет мужчина.
Прижимаюсь всем телом…
— Анж, — говорит чуть громче.
Мои губы полураскрыты…
— Анж! Я знаю, ты здесь!
Вопль раздается совсем близко, прямо за дверью, из спальни!
И я знаю этот голос…
Я что, дверь в покои не заперла?!
В ужасе посмотрела на свои длинные мокрые волосы, распаренное голое тело…
А ручка двери тем временем начала поворачиваться…
У меня, конечно, реакция коммандос, но даже я не успела выпрыгнуть из ванны и удержать дверь.
И потому застыла в совершенно нелепой позе «голая я, бегущая куда-нибудь спасаться» и на пороге появился мужчина, которого я ну вот вообще не ожидала здесь увидеть.
Глава 20, немного некромантская
В первые мгновения я и поделать ничего не могла — ни поговорить, ни повизжать.
Впрочем, как и он.
Даже наглые глазки не закрыл.
В голове лихорадочно заметались идеи высказываний вроде того, что Анж вышел, а я вот тут, зашла, ванну принять. Но сразу обрисовались и два минуса: во-первых, это вызвало бы недоверие, потому как теперь все в королевстве знали, что мое второе «я» — девственник. Угу, с такой вот голой красоткой в собственных покоях.
Во-вторых, в таком случае, как Анж я получается покрываю девицу, которую весь дворец искал вместе со мной. Нехороший человек, в общем.
Но соврать я даже не успела.
— Ты женщина! И ты Анж! — обвинительно и уверенно заявил мужчина.
— Бл…ть, — емко определила я. Не себя, а ситуацию.
— Пи…ц, — выругался Арман фон Буран, — а я то думал — показалось. С твоей-то песней…
— Ты русский? — офигела я окончательно.
— Как и ты, — подтвердил мой вывод визави.
— Ох…ть, — пришли мы оба к выводу и бросились друг к другу в крепкие объятия.
Нет, понятно что я всех обманула. И его подставила. И вообще — мокрая голая я в его объятиях по меньшей мере компрометирующе. Но блин, это было так, будто на территории фашисткой Германии я встретила в дремучем лесу полном танков и немцев своего храброго соотечественника!
Я аж расплакалась от радости.
Потом вспомнила, в каком я виде — Арман, судя по общему напряжению, тоже вспомнил — вытолкала его прочь, оделась, вышла, заперла, наконец, покои и уселась напротив него, улыбаясь как дебилка.
— Есть выпить? — прохрипел мой соотечественник, еще больше убеждая, что это не подстава.
Я кивнула, открыла маленький шкафчик, и налила себе вино, а мужчине настойку покрепче. Судя по тому, как он замахнул её, выбором остался доволен.
Ну и рассказал свою историю.
Забросило его сюда примерно пятнадцать лет назад.
Ему даже со свадьбы своей не пришлось сбегать в канализацию — Арман, на земле Андрей, занимался прыжками в воду с высоты, ну и прыгнул как-то и вынырнул уже здесь. Возле маленького городка наподобие Какашевилля. И поскольку он, в отличие от меня, воспитывался на классике фантастики, из всего попаданства знал только «Обитаемый остров», то пришел к выводу, что здесь как раз тот случай. Когда надо полезть в чужой монастырь со своим уставом и насадить всем почти коммунистическое счастье — и принялся за подпольную работу в сфере равенства и братства. Понятно, что его довольно быстро посажен в тюрьму, чего и я не избежала, а потом — в дом для умалишенных.
— Вот всегда знала, что люди из шоу-бизнеса все оттуда, — удовлетворенно кивнула и подлила нам еще.
В общем, местные аналоги успокоительных и групповых терапий — «здравствуйте, я Андрей, и мне кажется, что я из другого мира» — быстро его отрезвили. И тогда он решил действовать несколько иным путем — раз уж попасть домой было нельзя, то следовало прижиться здесь. Найти, так сказать, свою нишу.
— И что, до тебя не было у местных тамады?
— Представь себе!
— Бедненькие…
Так и пошло. Сначала кабаки да крестьянские свадьбы. Дальше — больше. Переключился на благородных. Выиграл «фон-кард», розыгрыш которой проходил раз в год и позволял — что логично — получить приставку к фамилии «фон». Создал репутацию, построил дом, посадил конкурентов…
— И вот это все — он обвел рукой мою гостиную, — венец моей карьеры! Если я справлюсь, король обещал взять меня на новую должность Королевского Распорядителя!
— Посмертную? — восхитилась я.
— Ага. И тут появляется Анж. То есть ты…И если в первый раз сделал все феерично, то сегодня…. — Арман чуть не плакал. — Ну вот скажи, зачем тебе это надо?
Ну я и сказала.
Во всех подробностях.
Оба погрустнели. С одной стороны, фон Буран проникся моей историей и тоже захотел помочь. С другой — отбор провалить ему тоже нельзя.
Но когда я искала легких путей?
— То есть нам надо, чтобы каждый конкурс был идеален?
— Угу, — уныло.
— И все были в восторге?
— Угу, — тоскливо.
— Да не вопрос.
— Чо?
— Ну это конкурсы должны быть идеальны — не невесты, — я кровожадно ухмыльнулась. — Да и на свиданиях оторвусь. Так что не бойся — все у тебя будет. — и вспомнила еще об одном, — Только с Филиппом помирись.
— С первым секретарем? — Арман удивился. — Так когда я с ним ссорился?
— Не важно. Просто помирись. Это мое условие. А! И еще одно.
— Какое? — кажется, он был согласен на все.
— Свадьбу мне устроишь?
И мы расстались почти влюбленными друг в друга.
— Хм, Анж…И что это мы тут делаем?
Ректор был сильно хмур и витал в облаках.
Там, в облаках, я так полагаю ему мерещился кое-кто роскошный в красном платье, потому я не слишком его теребила. Просто молча привезла в дремучий лес.
— Гулять будем, — пожала плечами. — С невестами. Березки, цветочки, красные шапочки…
— Бере… что? — он запнулся еще на первом слове.
— …зки, — у меня, между прочим, тоже не особо настроение. — Вот у вас жизнь полна опасностей?
— Ну… редко, но…
— И нужно надежное плечо?
— Неплохо бы…
— И чтобы если что рука об руку в светлое будущее?
— Я не понял, мы мне жену сейчас выбираем или телохранителя? — действительно не понял ректор.
— Особой разницы не вижу, — буркнула. — Пусть покажут, что готовы сражаться на вашей стороне — по мне так это более важное умение для спутницы, чем крестиком вышивать.
— О, кто-то вышивать умеет? — заинтересовался Алик.
— Нет! — рявкнула я. — А вот и девочки, — осклабились.
Девочки выглядели… как на подбор. В том смысле, что подбирала я их тщательного. Тест Люшера, пятна Роршаха, шкала депрессии Бека… Им повезло, что я в свое время подозревала в себе многи ерасстройства и вообще считала, что себя надо познавать и изучать, а потому проходила все психологические тесты, которые были доступны в Интернете.
Так что зеленых от ужаса перед происходящим, в цвет деревьев, невест уже почти ни к чему готовить не надо было. Они немного оживились при появлении ректора и корзинки для пикника, которую я тому сунула, но тут же сникли, когда выяснилось, что пикник будет во-он за той чащей, по тропинке через холм к реке. Там потрясающее место.
— То есть нам просто надо пойти на полянку, выпить вина и поесть? — недоверчиво посмотрел на меня Альдорелло.
— Конечно, — я вернула ему честный взгляд. Обожаю устраивать сюрпризы без намеков.
— Но то, что ты говорил про сражаться и красную шапочку…
— Мясом наружу? — любезно уточнила я, сбивая с мысли.
— Ч-что?
— Ничего. Приятной прогулки.
Вот такая я загадочная.
Настроение и правда было отвратительным.
И дело даже не в алкогольных посиделках с Арманом. А в том, что с утра меня во временно предоставленный кабинет вызвал Камилл и устроил форменный допрос. Видела ли я когда-нибудь блондинку, которая представляется как Анжелика фон Фон, и не имею ли я какого к ней отношения, и не знаю ли я, как она пробралась в Академию… И при этом смотрел так странно-странно, но не так, как я привыкла, обычно смотрят на меня мужчины — с ужасом и благоговением, хоть в каком я виде.
А по-другому… Как будто…
Как будто я ему чужа-ая! И вра-а-аг! И вообще престу-у-упница!
И даже шуток моих не понима-а-ал!
На этом снова захотелось делать рыдашки.
Почему же он ко мне так переменился?!
— Чего это она опять в слезы? — шепнул полосатик розовому.
Еди поджидал меня за терновым кустом.
— Переживает из-за палача, к которому она ну вот вообще равнодушна, — прошлепал своими губищами однорогий. Как бы рога не лишился!
Я вытерла набухший нос:
— Ничего я не переживаю. За свою жизнь только разве что. Ведь если он меня разлюбил — так может и на виселицу за все отправить…И сложу я свою белокурую головушку… И будут петь обо мне песни грустные… И взовьются в небеса флаги траурные…
Себя стало снова ужасно жалко. Но зверье только заржало — вот не понимают они всю глубину опасности!
— Хотелось бы посмотреть на того, кха-кха, кто рискнет тебе предложить пройти на гильотинку, — прокаркал Феникс. — Так, дальше-то чего?