Курсорус провел пальцами по крышке ящика, в котором лежал злосчастный донос, но открывать не стал. Время неумолимо подходило к полудню. Скоро у него должен был состояться обед, на который к нему неожиданно напросились два высокопоставленных посла при дворе — из Басуга и Радэна. Долимар считал, что они будут пытаться прощупать почву относительно торговли, когда начнется война. Он уже знал, что послы вчера поочередно посещали канцлера, с которым и обговорили все щекотливые моменты, а к нему они идут лишь для того, чтобы убедиться в том, что курсорус не пойдет противоположным от канцлера курсом.
«Торгаш всегда думает о прибыли», — усмехнулся про себя курсорус, вспоминая их каждодневные нападки, когда он едва не прикрыл караваны Счастья. Раздался тихий стук в дверь. Это секретарь подавал ему знак о прибытии гостей. Долимар позволил себе еще две минуты посидеть в любимом кресле, собираясь с мыслями, затем порывисто встал и вышел из кабинета. Небольшой коридор окончился светлой приемной, где на удобных лавках его уже ждали приснопамятные дипломаты.
— Доброго дня, господа, — слегка кивнул Долимар в знак приветствия. — Не угодно ли будет пройти в трапезную?
Послы уже собирались подняться и рассыпаться в ответных приветствиях, когда в приемную спокойным и размеренным шагом вошел канцлер Оквус собственной персоной. Долимар почувствовал, что его ноги невольно начинали подкашиваться.
«Неужели что-то с Виамаром? — была его первая мысль, когда он увидел всегда невозмутимого канцлера. — Сивонна Бачча!» — грязное погорское ругательство было второй.
— Прошу прощения, господа, что вынужден вас прервать, но у меня срочный разговор с господином Долимаром! — с легким поклоном обратился Оквус к послам, не сводя глаз с лица Долимара. Не дожидаясь ответа и не обращая внимания на слабо сопротивляющегося курсоруса, канцлер с улыбкой подхватил его под руку и увлек обратно в кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.
В кабинете Оквус, совсем не стесняясь, указал Долимару на его кресло, а сам сел в одно из гостевых и стал молча ждать. Уже взявшему себя в руки Долимару ничего не оставалось, как пройти обратно за стол и занять свое место. Он с минуту изучал безучастное лицо канцлера, полное благородства и аристократичности, и, помня о выдержке своего наставника, предпочел не затягивать и сдался первым.
— Не угодно ли будет объясниться, канцлер Трэйдорг? Чем обязан вам такой честью? Полагаю, это что-то действительно заслуживающие внимания, если вы решили прийти ко мне лично, попутно отмахиваясь от весьма важных в нашем положении послов?
Оквус промолчал, но в его глазах блеснула искра интереса. И тут же погасла. Своими эмоциями канцлер умел владеть бесподобно. Долимар, сам поживший в замке канцлера, помнил, как вышколенные слуги безошибочно ориентировались по таким мелким знакам, как легкий изгиб брови Оквуса.
Но сейчас это состязание эмоциями было неуместно и даже злило курсоруса.
— Всегда восхищала ваша манера общения, канцлер! Распорядись Всеединый и его проведение иначе, вы могли бы сделать головокружительную карьеру в палачах. Признаться, я бы и сам с огромной радостью завербовал в курсоры человека с такими талантами. Одной выдержкой развязывать языки преступникам — бесценное умение! — Долимар уже с трудом сдерживал раздражение, но продолжал подыгрывать Оквусу. — Надеюсь, ваш визит не связан со здоровьем его Величества?
— Виамар Трэйдор в полном порядке, — невозмутимо спокойным голосом ответил лорд. — Жив и быстро идет на поправку, как и во время вашей с ним ночной беседы. Я только что был у него.
— Слава Всеединому! — облегченно выдохнул Долимар, даже и не думая расслабляться. — Тогда, господин канцлер, чем обязан вашему визиту?
Канцлер задумался. Долимар, заметив, что это было именно раздумье, а не обычное молчание, не стал торопить. Плохие предчувствия и тревога снова пробудились в его голове. Оквус выждал еще несколько минут, но, видимо, понимая, что молчание становится слишком затянутым, все же заговорил, и сказанное не очень понравилось Долимару. Точнее, не понравилось вообще.
— Думаю, нам давно пора поговорить, господин курсорус. По возможности, начистоту.
Рука Долимара в который раз за этот день безотчетно погладила крышку ящика. Сердце в груди забилось быстрее. Курсорус полностью сосредоточился на собеседнике, боясь пропустить в его жестах, интонациях или словах что-то важное.
— Что ж, господин канцлер, буду рад такому разговору.
— Но есть одна маленькая проблема. Признаться, раз уж мы решили говорить откровенно, я совершенно не знаю, с чего начать.
Мужчины неотрывно смотрели друг другу в глаза. Каждый понимал цену сказанному слову и не торопился облекать свои рассуждения в речь. В голове Долимара кружился бешеный хоровод мыслей. Он безотчетно выхватил самую безумную и, проклиная себя, выпалил ее вслух.
— Не могли бы вы, господин канцлер, начать наш разговор с того, что озвучите причину, из-за которой вы решились отравить правящего короля Давора?
Канцлер с интересом смотрел прямо на курсоруса. Он поудобнее устроился в кресле и закинул ногу на ногу. Долимар решил пойти дальше.
— Возможно, вам также стоило бы поведать мне обстоятельства, подтолкнувшие вас на заговор с целью…
— Мне всегда нравилось разговаривать с вами, господин курсорус, — канцлер расправил невидимые складки на своей одежде. — Но, признаться вам, начинать наш разговор с этих двух пунктов мне не хочется.
— Вот как? — Долимар уперся локтями в столешницу, а подбородок положил на скрещенные пальцы рук. Он уже надавил скрытую пружину под столом, которая передала сигнал его помощнику. Через несколько мгновений в его приемной уже будет стоять десяток вооруженных курсоров, а еще десяток будет скручивать всех посторонних, кто оказался в этот момент в Башне Правосудия. Если канцлер пришел к нему с телохранителями, он их мог больше не увидеть. — Ну так начните с того, что считаете более подходящим к нашей ситуации, а к этим двум вопросам мы можем вернуться чуть позже.
Оквус тонко улыбнулся и подмигнул племяннику.
Такое пренебрежение больно задело курсоруса. Долимар с трудом сдержал порыв злости, не давая ему вылиться в поспешные слова, а еще хуже — в действия. Сомнения исчезли, он четко понял, что главный заговорщик и отравитель сидит прямо напротив него, пытаясь разыграть какое-то пока непонятное представление. И его не тревожили последствия содеянного. Оквус снова задумался, разглядывая что-то на стойке с доспехами в углу. Курсорус уже хотел одернуть его, а еще лучше — влепить крепкую затрещину, но мужчина неожиданно заговорил сам.
— Если вы мне позволите, господин курсорус, я начну немного издалека. Представьте, что вы служите идее, а у начала этой идеи стоит сильный лидер, — канцлер широко развел руки в стороны, словно желая показать масштабность этой идеи. — Ваша цель прекрасна, а лидер восхитителен.
— Легко, господин канцлер, — кивнул курсорус, радуясь уже тому, что дархумов молчун изволил заговорить, и теперь жадно ловил каждое его слово, которое потом можно будет использовать при допросах и обвинениях. Он пожалел, что не активировал сферу с заклинанием, позволявшим сохранить голос говорившего, чтобы потом была возможность пару раз заставить его прозвучать снова, но уже в присутствии необходимых свидетелей. Но потянуться под крышку стола второй раз, когда руки курсоруса лежали на поверхности стола, было бы слишком подозрительно. Как знать, вдруг такой жест мог насторожить канцлера и оборвать его повествование? В такой момент рисковать Долимар не хотел.
— И вот в один прекрасный день ваш лидер сходит с ума, — продолжал канцлер рассказ в восторженных, явно притворных интонациях. — Что же вы сделаете? Неужели и дальше будете служить во имя идеи безумцу? Или все же, руководствуясь здравомыслием и рациональностью, устраните сломанное звено?
— Разумеется, я буду продолжать служить! — в голосе Долимара зазвенел металл. Другого ответа быть не могло. — Ведь есть еще идея.
— Безумец обречет вас завтра на смерть? — прошептал Оквус и снова улыбнулся. Только в этот раз улыбка вышла откровенно зловещей. — Скажет вам — идите, Долимар Трэйдорг, и умрите, потому что я так захотел.
— Я приносил клятву не только безумцу, но и идее, как и вы, господин канцлер! — голос курсоруса становился жёстче с каждым словом. — Я понимаю, что вы хотели бы нарушения моей клятвы в угоду общего блага и собственной жизни, но я этого не сделаю.
— Всеединый, господин курсорус! Вы же не хуже меня понимаете, что его политика и решения загнали нас в пропасть! — голос канцлера стал подобен голосу курсоруса, вмиг сделав его тем, кем он и был — человеком, наделенным огромной властью. — И вы уже не можете повлиять на него! Поправить там, где это необходимо. Советом или тайным указом. Но наш лидер допустил и продолжает допускать слишком много ошибок! Теша свое самолюбие, он отказывается идти на компромиссы! Тысячи людей погибнут лишь из-за одной неуступчивости!
Лорд медленно встал, подошел к столу Долимара и навис над ним. На его лице проявился румянец, а в глазах появился блеск. Это говорило о том, что канцлер пребывал в большом волнении. Курсорус не сменил позы, несмотря на такую близость с Оквусом.
— Почему Виамар не хочет перемирия с Кразором? Почему ты этого не хочешь? Всеединый, вы же оба отлично все видите и понимаете, что мир вокруг изменился. Но вы продолжаете топтаться на месте, восхваляя свою честь и принципы, до которых никому нет дела. Вы оба знаете, что Церковники пройдут по нам кровавым плугом, превратив Давор во второй Вамут. И избежать этого можно, объединившись с сильным соседом, выискивая способы заключения союза, а не воевать с ним!
— Довольно! — Долимар со всей силы ударил ладонью по столу и резко встал напротив лорда, который был выше него больше, чем на голову. — Довольно! Давор никогда не вступит в союз с палачами и убийцами, покуда у Короны Виамар, а я за его спиной!
В кабинете повисла зловещая тишина.
— Я слишком эмоционален, когда речь заходит о судьбе нашей страны, — канцлер виновато развел руками и вернулся на место, мгновенно придав своему лицу спокойное выражение. От вспышки эмоций не осталось и следа. — Ничего не могу с собой поделать.
«Что же ты задумал? — размышлял Долимар. Курсорус терялся в догадках, не понимая, зачем Оквус пошел на откровения. — Пришел ко мне и признался в измене. Ты знал, что за этим последует. Так зачем? Уже вечером ты бы стал полноправным преемником Короны. Зачем ты пришел и отдал себя в мои руки? Не может быть, чтобы ты заговорил со мной об этом просто так!»
Курсорус ловко скрывал эмоции на своем лице, ничем не выдавая свое волнение. Он был сама непоколебимость.
— Господин курсорус, я знаю, что вас не прельщает власть в чистом виде. Она инструмент в ваших руках, не более. Поэтому я не буду предлагать вам занять место Виамара. Подождите! — Оквус жестом руки остановил курсоруса, уже открывшего рот для ругательств и проклятий. — Дайте мне договорить мое предложение. Предложение, которое поддержали все мои сторонники. Присоединитесь к нам, или уйдите с дороги. Вам уже ничего не исправить, даже убив меня прямо сейчас, в глубине души вы это прекрасно понимаете! Подумайте о стране, которую мы оба любим и которой преданы. Давору не нужна эта война. Заключим мир с Кразором и поддержим их в походе на Шеридан. Развернем их армию в другую, от наших границ, сторону! Если вы не можете пожертвовать сводным братом ради спасения Короны и ее подданных, то отступите. Уезжайте в южные земли. Вы не будете стеснены в средствах.
— Это все? — сухо спросил Долимар, чувствуя поднимающуюся жаркую волну в груди.
— В писании Старого Креста говорится: «Если пастух ведет стадо к пропасти, то стадо вправе не идти за ним».
— И это все, что вы можете сказать и предложить мне? — с нескрываемым презрением усмехнулся курсорус. — Признаюсь, я ожидал большей интриги от своего наставника.
— Мои сторонники просто желали вашей смерти, а не союза, — канцлер еще раз виновато развел руками. — Извините, что не допустил этого. Пока.
— Вздор! — отмахнулся Долимар. — Вы знаете об инструкциях курсоров! Знаете, что будет, если убить короля, канцлера или курсоруса — вы же сами помогали мне составлять их. И вы знаете, что в таком случае половина людей, даже подозреваемых в этом косвенно, будет убита в первые же дни. А вторая половина будет жить в бегах и в вечном страхе всю оставшуюся жизнь в ожидании арбалетного болта между глаз или острого кинжала под лопатку, где бы они ни спрятались.
Лорд хранил молчание, но Долимар понял, что попал в точку.
— И что вы мне предложили? Предать брата, пусть и сводного, но брата, кроме которого у меня нет родных, не считая вас, конечно. Отдать судьбу страны в руки церковников. О, я уверен, у вас превосходные договоренности с епископом Кламионом касательно наших земель, которые превратятся в продовольственный обоз для кразорской армии. И это в лучшем случае! В худшем — вас обманут, и церковные паладины пройдутся косой по Давору, как это было с Вамутом, форсировав Криллу без сопротивления.
Канцлер молча наблюдал, как заводился его племянник. Кровь прилилась к его щекам, ноздри затрепетали, в зрачках появился лихорадочный блеск. Он знал от своих людей, что пережил Долимар, когда оказался в Вамуте во второй раз, но все равно считал себя правым. Кразорцы — бесчеловечные убийцы и палачи? Да. И это глупо отрицать. Но Давор был гораздо слабее. Им нужен этот союз, о котором оба его племянника не хотели и слушать.
— Ты был там, дядюшка? — голос Долимара упал до зловещего шепота. Он неосознанно перешел на «ты». — В Вамуте? Нет? А я был! Был с отрядом разведки, вытаскивающей из убежища в горах остатки царской семьи. Их придворный маг, один из сильнейших в своем деле, сумел связаться со мной и умолял о спасении. Мы пришли так быстро, как только смогли. Шли по пепелищу и растерзанным трупам. О, я на всю жизнь запомню эти видения и этот запах! Все, что осталось после того, как прошли дархумовы паладины! Мы опоздали, неприступный замок в горах был сровнен с землей, а его обитатели и защитники были распяты и убиты. Все — от мала до велика, — не пощадили никого, даже младенцев! Столбы под распятия стояли вокруг дымящихся развалин замка сплошным частоколом, просто упираясь друг в друга на всем свободном пространстве от стен до гор, потому что их нельзя было вбить в камень. Знаешь, сколько их там было? А хочешь, я расскажу тебе, как мы налетели по пути назад на отряд кразорской разведки? Знаешь, чем занимались эти твари, которых я и людьми назвать не могу, на привале? Один громко молился, а потом со всей силы подбрасывал в воздух младенца. Второй пытался попасть по орущему ребенку из арбалета. Третий и четвертый хладнокровно перерезали глотки связанным вамутцам. Отец и сын, которым не повезло попасться им на пути. А вот еще трое поочередно насиловали двух женщин, мать и дочь. Славься, ублюдочный Лорх, Сивонна Бачча!
Оквус сидел молча, снова положа ногу на ногу, и, казалось, не слушал Долимара, у которого вновь вставали жуткие картины перед глазами. Кровавые образы, что он тогда увидел и так и не смог забыть. Один страшнее другого. Из Вамута Долимар вернулся другим человеком.
— А что вы предлагаете мне в награду за такое предательство? — скорбь в голосе курсоруса уступила место сарказму. — Служить предателям или бежать трусом? Какой же ответ вы от меня ждете, господин канцлер?
— Я знал, что вы так ответите, курсорус. Не сомневался ни мгновения, но должен был попытаться донести до вас свои мотивы. Я не хочу, чтобы то, что случилось в Вамуте, было в Даворе. Не хочу обрекать на страшную смерть своих людей.
— Для этого есть армия, охраняющая наши границы!
— Вы знаете не хуже меня, господин курсорус, что наша армия не устоит против кразорцев. Все наше преимущество — это позиция, которое нивелируется, как только Крилла покроется льдом. Как знать, может, это случится через три недели, а может, через четыре. Но это все равно произойдет. И что тогда?