— Да, господин! — радостно кивнула девушка, не сводя с него восторженного взгляда. — Накажите этого мерзавца, надругавшегося над невинностью. Он простой помощник в лавке.
Наемник улыбнулся щербатой улыбкой, прекрасно понимая выпавший шанс. Девушка была, похоже, так же красива, как и глупа. Обычное сочетание для таких больших городов, где совсем не обязательно зарабатывать себе на жизнь руками.
— Так чем отблагодарить сможешь, красотка? — блеснули глаза кадурца, который сделал шаг навстречу девушке, выдавая свое нетерпение. — За пару сломанных костей? Или мечом помахать надо? Тогда это дороже тебе выйдет.
— У меня совсем мало денег… — потупилась мэйра, продолжая великолепно отыгрывать свою роль. Она на несколько мгновений замялась, словно взвешивая что-то внутри. — Вот, если бы мы… отошли в сторону, где людей нет…
Наемник быстро прикинул шансы. Попасться в ловушку Ночных он не боялся. Вольных наемников они не трогали, а взять из его пустых карманов после вчерашней пьянки в портовом притоне «Грязная Дырка Тетушки Салли» было нечего. Но, на всякий случай, он все же решил перестраховаться.
— Идем, только за мной, а не за тобой! — сально ухмыльнулся темнокожий верзила, чувствуя разгорающийся внутри огонь предвкушения.
Он схватил девушку за руку и грубо потащил за собой.
«Фарум Геро! — обрадовался наемник, немного удивляясь покорности девушки, и не думавшей сопротивляться. — Наивная дурочка!»
Почти сразу они свернули в тот же проулок, где совсем недавно стояла Селисса. Мужчина легонько толкнул ее вперед, быстро посмотрел по сторонам, желая убедиться, что редким прохожим не было до них никакого дела, и шагнул следом.
«Судьба…» — улыбнулась мэйра своим мыслям.
— Что улыбаешься? — голос наемника стал грубым. Кадурец жадно облизнул пересохшие губы и потянулся руками к поясу. — Сперва аванс неплохо было бы получить, а там и об обидчике подробно расскажешь. Ну-ка, подзадери платье.
— Конечно, господин, только вот…
Мэйра ловко отпрыгнула в сторону и вскинула руки в сторону кадурца, мгновенно опутывая того заклинанием. Мужчина замер, успев вытащить из ножен меч только наполовину, словно каменное изваяние. Он еще пытался закричать, но тело не слушалось его, надежно удерживаемое невидимыми нитями магии. Глаза наемника наполнились животным страхом, когда он догадался, что попался в ловушку, и поймала его совсем не Ночная гильдия.
— Наживы хотел? — хищно улыбнулась мэйра, наслаждаясь страхом мужчины. Она всегда испытывала слабость к издевательствам над такими глупцами, теряющими остатки разума при виде хороших ножек. — Будет тебе нажива.
Мэйра быстро накинула на наемника связующее заклинание, забирая его силы себе, взамен давая боль от зеленых грэнов. Спустя пару мгновений тело мужчины затряслось, глаза стали закатываться. Еще миг, и из уголка рта потекла струйка крови, распустившись алым цветком на грязной сорочке с огромными желтыми пятнами от пота. Селисса разорвала сдерживающее заклинание, равнодушно посылая откат от него в еще живое тело кадурца, которое, утратив невидимую опору, тотчас тихо осело на землю. Селисса скинула заклинание, окинула труп брезгливым взглядом, оглянулась по сторонам и быстро вышла из проулка. Она узнала то, что хотела, и теперь быстрым шагом шла по Купеческой улице в сторону моста через Черный Канал, ведущий в западные Кварталы, где на окраине дымились обломки некогда высокой башни маяка.
Глава 27
Мальчику нравилось в Отстойнике, как называли это место между собой строгие смотрители и молчаливые слуги. Многочисленные дети, которые жили тут к тому моменту, как сюда привели мальчика вместе с десятком таких же малолетних оборванцев с красивого корабля, шепотом называли эту обитель Могильником.
Просторная зала с каменными чистыми стенами без единого окна, высоким сводчатым потолком и гладким полом, выложенным старыми истертыми циновками, делилась на три части. Спальня была заставлена трёхъярусными кроватями, крепкими и грубыми, огороженными друг от друга тонкими ширмами. Посередине трапезной находился длинный стол, где молчаливые слуги выставляли простую, но сытную еду. В дальнем углу залы было выгорожено отхожее место с раздельными маленькими кабинками и дырками в полу. Все оставшееся внушительное пустое пространство было отдано под самостоятельные забавы тех, кто тут обитал.
Однако тревожная атмосфера и окружающее серое уныние не располагали детей к веселью. Отстойник давил на своих обитателей, угнетал и, казалось, высасывал всю детскую непосредственность и жизнерадостность. Большинство детей целыми днями валялись на кроватях, едва слышно перешептываясь друг с другом. Они спускались вниз или поесть, или оправиться. Мальчик не понимал их, но спустя несколько дней так же забросил веселые совместные игры с новенькими и начал смотреть за происходящим в Могильнике со своей скамьи, кутаясь в потертое и засаленное одеяльце. За порядком поочередно следили вечно хмурые смотрители, без разговоров пускающие в ход кожаные плетки, если дети вели себя неподобающе правилам. Правил было несколько — не вредить себе или другим узникам, не пытаться сбежать и не нападать на смотрителей или слуг. Мальчику казались смешными и нелепыми эти правила. Он еще прекрасно помнил свою прошлую голодную жизнь в грязи и холоде и считал это место воплощением всех своих мечтаний. Спать давали вволю, кормили досыта, работать на износ не заставляли. Так же считали и дети с соседних лавок, успевшие хлебнуть бед за свои короткие жизни. И все же в воздухе висела тревога. К этому добавлялись перешептывания маленьких обитателей Могильника, щедро пугающих себя и окружающих.
Мальчик быстро понял, что слушать их бессмысленно. Ничего конкретного никто из детей не знал, а те небылицы, что передавались тайком из уст в уста, больше напоминали страшные сказки. То детей водили на съедение огромному великану, черному, как сама ночь, который выпивал детские души досуха, сбрасывая ненужные пустые тельца в бездонную пропасть, то детей уводили в погорские шахты, где страшные полурослики заставляли добывать золото, вырывая его из скал голыми руками. Таких историй было слишком много, но, услышанные случайно перед сном, они наводили на мальчика страх, который отступал после пробуждения. Но самым странным и тревожным было то, что каждый день смотрители молча забирали около десятка детей и уводили их за собой. Больше в Отстойник они не возвращались. Зато на их место приводили новых, перепуганных, чумазых и тощих. Мальчик знал, что придет и его черед уйти из Отстойника. Что ждало его там, за дверью? Великан-людоед или безжалостные карлики? Нет, он понимал, что это будет чем-то другим. Своим умом, далеко не детским, из-за горького опыта он знал, что бесплатной еды не бывает. Еду непременно заставят отрабатывать. Вопрос был лишь в том, как. Что может понадобиться взрослым от ребенка?
К сожалению, он знал ответ на это. Однажды его зажал в грязной подворотне какой-то пьяница и не отпускал, обещая миску горячей похлебки за послушание. Мальчик сильно хотел есть, но когда пьяница, вдавливая его одной рукой в хлипкий забор, начал второй рукой шарить по завязкам пояса на штанах, вцепился от накатившего ужаса в грязную руку зубами, а когда мужчина истошно заорал и отскочил, дал деру со всех ног. Позже от других уличных беспризорников мальчик узнал, чего хотел тот пьяница, и понял, что еще очень легко отделался. Днем раньше девочку на соседней улице поймали и изнасиловали трое пьяных матросов, щедро пускающих в ход мозолистые кулачищи всякий раз, как несчастная пыталась вырваться или позвать на помощь. Дети, притаившиеся в закутке и ставшие невольными свидетелями, говорили, что когда матросы ушли, распевая во все горло песни и хохоча, девочка была еще жива, но напоминала телячью тушку на разделочном крюке мясника. Тогда мальчик усвоил для себя простую истину: не удалось сбежать, будь послушным и согласным, и ищи возможность, чтобы сбежать позже.
Поэтому он не верил в скупые слова смотрителей, уводивших детей из Отстойника.
— Вы будете жить еще лучше, но придется выполнять нехитрую работенку, — одинаково отвечали мужчины всякий раз, когда кто-то из детей все же набирался смелости и подходил к грозным смотрителям с вопросом, вжимая голову в худые плечи в ожидании возможного удара плетью. За вопросы их не наказывали, но всякий раз давали понять, что в следующий раз могут сделать исключение для слишком любопытных.
«Если не будут бить, но будут кормить и давать спать — можно и потерпеть», — успокаивал себя мальчик, когда пришел его черед покинуть Отстойник. И все же помимо страха он ощущал и странное любопытство. Мальчик хотел узнать, что ждет его там, за этой тяжелой дубовой дверью.
Они пошли узким коридором, таким узким, что пришлось выстроиться в цепочку. Первым шел смотритель, которого дети звали Толстый Сыч — он сильно напоминал сову своими густыми бровями, которые постоянно хмурил, придавая своему лицу и без того угрюмый вид. Сычу приходилось протискиваться боком в коридоре, освещая себе дорогу маленьким факелом. Из-за этого он шел медленно, и детям, следующим за ним цепочкой, приходилось еле переставлять ноги, постоянно наползая друг на друга. Замыкал колонну второй смотритель, которого красноречиво прозвали Душегуб. Он был резок и груб с детьми, любил пускать в ход плеть по малейшему поводу и без. Его боялись в Отстойнике, предпочитая прятаться на кроватях во время его дежурств, чтобы ненароком не попасть под горячую руку. И уж тем более никто не подходил к нему с вопросами. Теперь Душегуб вымещал бессильную злобу за медленное передвижение на ближайшем ребенке, больно тыча тому в спину рукоятью плетки, так, словно именно от этого, уже ревущего, мальчугана зависела их скорость. Мальчика и Душегуба отделяли еще двое детей, до которых тот изредка дотягивался, и этому он был несказанно рад.
Коридор со временем стал шире и просторнее. Сыч сумел пойти обычным шагом, и колонна заметно ускорилась. Мальчик вертел головой, пытаясь высмотреть в неровном свете факелов что-то необычное, но тщетно. Голые каменные стены, сложенные из огромных плит, сливались в одну бесконечную серую полосу. Вскоре они вошли в широкую залу с низким потолком. Душегуб закрыл за ними протяжно скрипнувшую дверь. Толстый Сыч остановился у противоположного конца залы и повернулся к детям.
— Будете входить в ту дверь, — Сыч указал себе за спину. Тон его был безучастным, а лицо, даже несмотря на сдвинутые брови, выражало лишь безразличие. — По одному. Там вас ждет человек, он и решит вашу дальнейшую судьбу.
— Ничего не бойтесь, сопляки, — добавил Душегуб, пребольно ткнув в спину зазевавшегося мальчика.
Дети, пропускаемые Сычом, заходили в дверь поочередно, с разницей в несколько минут. Пришла очередь и мальчика. С громко бьющимся сердцем и подгибающимися от страха перед неизвестностью коленями он шагнул за порог. Дверь тотчас закрылась за его спиной, оставив один на один с незнакомым человеком в маленькой зале. Мужчина покосился на мальчика и сразу перевел взгляд обратно, к дымящейся кружке в руке. Небрежным жестом он указал на стул. Мальчик послушно сел. Стул был ему явно велик, ноги не доставали до пола на добрую ладонь. Мальчик, единожды ощутив на себе взгляд мужчины, старательно прятал глаза, боясь взглянуть ему в лицо и встретиться взглядами.
Мужчина сделал шумный глоток и отставил кружку на высокий столик возле кресла.
— Смотри в глаза, — приказ был отдан спокойным тоном, но мальчик уловил в голосе нечто такое, что заставило его тут же подчиниться. — Хорошо.
Мужчина с минуту сверлил мальчика своим странным взглядом так, что у того на спине выступил холодный пот, а ноги и руки стали непослушными, словно вата.
— Неплохо, — мужчина вернулся к кружке. — Иди в следующую дверь, как выйдешь, поверни направо. Там в конце коридора тебя уже ждут.
Мальчик неловко сполз со стула и неуклюже поклонился. Мужчина уже потерял к нему всякий интерес, разглядывая что-то в своей кружке. Мальчик тихонько юркнул мимо кресла, но остановился перед дверью.
— А вы маг, господин? — спросил он к своему немалому удивлению мужчину.
— Конечно, маг, — мужчина даже не оторвался от кружки, делая глоток за глотком. — Направо.
Мальчик вздрогнул от неожиданности. Кружка у губ не приглушала и не изменяла голос мужчины. Мальчик только теперь понял, что голос звучал в его голове. Он выскочил из залы и снова оказался в узком раздвоенном коридоре. Он послушно повернул направо, как и приказал маг, но сумел сделать лишь несколько шагов.
Каменный коридор дрогнул.
Шаг, и стены окрасились красным цветом, таким сочным, словно это была кровь. Мальчик не успел ни удивиться, ни испугаться, и сделал еще шаг. Воздух тут же наполнился сладковатым запахом разложения. Запах смерти. Мальчику он был знаком. Там, откуда его привез корабль, этот запах был обычным явлением. Мальчик в ужасе сделал еще маленький шажок, сокращая то небольшое расстояние, что отделяло его от двери в конце коридора, и наступил во что-то липкое и мокрое. Он опустил глаза вниз, дрожа всем телом от неожиданного превращения коридора, и увидел, что стоит в лужице темной крови, вытекающей из-под двери, к которой он идет. В голове начали перешептываться незнакомые голоса. Сперва ему показалось, что это его мысли, искаженные страхом. Шепот быстро перешел в речь, а затем в крик. Кто-то яростно кричал в его голове, требуя немедленно идти вперед. Мальчик хотел развернуться и убежать, но не мог. Все его тело странным образом подчинялось воле голосов. Тело сделало неуклюжий шаг вперед, приближаясь к двери.
Голоса стали еще громче. Их ярость уступила место удовлетворению. О да, они были довольны мальчиком, сознание которого оцепенело от страха, но ноги, шаг за шагом, вели его к ним. Кровь хлюпала под тонкими сандалиями, которые ему, босоногому оборванцу, дали еще на корабле вместе с грубой холщовой рубахой и такими же штанами. В носу засвербело от запаха смерти, но мальчик, уже плача от собственного бессилия и ужаса, все же подошел к двери и взялся за ручку, собираясь открыть страшную дверь.
Что-то внутри него, что-то, о существовании чего он и не подозревал до этого момента, выскочило из глубин его сознания наружу. Какая-то неведомая сила, сметая иллюзию подчинения, удержала его от открытия двери. И сразу жуткое кровавое наваждение пропало без следа, коридор снова стал таким, как прежде — темным, каменным, пустым. Мальчик бросился прочь от жуткой двери, возвращаясь туда, откуда пришел.
— Смотри в глаза, — донесся голос мага из-за двери. Мальчик пошел дальше, так, словно ему было нужно повернуть налево, и оказался у еще одной двери. Незнакомая сила внутри него подсказала, что легкой жизни за ней не будет, но он избежит жуткой смерти сейчас, стоит только войти.
И он зашел внутрь, аккуратно прикрывая дверь за собой. Он повернулся, ожидая увидеть еще одного мэйра, старика из ордена Тихих Надзирателей, который будет с удивлением разглядывать мальчугана с бледным лицом и трясущимися коленками. Старик быстро справится с замешательством и набросится на юнца с криками, чтобы вывести его назад и препроводить в залу. Там, за дверью, его поджидали мэйры для дархума. Но в залу должен будет войти пожилой мэйр Вальдэн Ройдэсс, которому срочно понадобился старик, занятый сегодня на первичной обработке будущих претендентов на обучение в Училище Алой Цитадели. Он и остановит своего подчиненного, углядев в мальчугане что-то, заинтересовавшее его.
Нет. В кресле сидел не старик, а дор-мэйр Фэндал, и смотрел на мальчика с испепеляющей ненавистью, такой сильной, что, казалось, еще чуть-чуть, и из глаз мэйра полетят молнии. Пальцы так сильно сжимали подлокотники, что чуть слышно трещало дерево, а связки и вены бугрились на тыльных сторонах ладонях.
Вопль Фэндала был полон черной злобы.
— Что ты наделал?!
Мальчик в ужасе отшатнулся назад, но наткнулся на что-то спиной.
— Да, Дьюс… — голос из-за спины, такой знакомый, заставил мальчика резко обернуться и отпрянуть в ужасе. Сзади стоял Вальдэн, который на глазах стал менять форму, превращаясь в нечто огромное и ужасное. — Что ты наделал?!