...как он нужен, зараза блондинистая.
- А она - единственная, кто мог бы родить ребенка и вырастить его. И как говорит твой отец, рассказать бы о многом... или не только рассказать. Вон, Святозар знаешь, сколько бумаги попортил? Магикам разбираться не один год, если не выживет... мог бы дядюшка твой что-то этакое записать? Скажем, когда понял, что смута - это серьезно? Представь себе...
Боль давила.
Накатывала.
В носу зазудело, а рукам стало мокро, и Димитрий вытер их о покрывало. Кровь, чтоб ее... целители опять волноваться станут, а старая Одовецкая, которая снизошла до него, грешного, не иначе, по внучкиной просьбе, исполнит свою угрозу и в сон погрузит на три дня.
Нет у него этих трех дней сна.
Быть может, потом, после... вот закончится безумие это, царица возложит корону на чью-нибудь голову, по сути своей, не важно, чью именно, потому как все равно остальные решат, что выбор несправедлив. Главное, после разъедутся, чтобы нового конкурса ждать, объявлено ж, мать его...
...будет смута.
Пролетит кровавое колесо по Арсинору, и даст Бог, заденет немногих...
...войска готовы.
...маги предупреждены... церкви укреплены заклятиями, готовы принять и защитить, как некогда. Батюшки верно понимают, что надобно делать. С ними было тяжелее всего, попробуй-ка убеди помогать нелюди, благо, митрополит толковый. Раздоры раздорами, но в своей семье, постороннему в них неможно.. потребовал, правда, зараза этакая, чтобы свяга и по прочим церквям прогулялась, сняла с них груз замоленных душ...
- ...смута. Какой-то городишко, в котором их держат. И не свободными, и не в цепях. Зима. Верные люди уговаривают бежать, потому как чуют неладное. А он все ждет, когда же объявят наследника... и тут жена любимая сообщает, что в положении... думаешь, он бы не рискнул?
- Бежать?
- С нею. Ради короны не стал бы, она ему не особо нужна была, а вот ради жены. Он уже поссорился из-за нее с родителями, выдержал немалый скандал в свете, отстоял перед митрополитом. Он навлек на себя этим браком гнев всех, кого только можно... значит, любил.
...точно, закончится, и тогда... Димитрий уедет.
На время, само собой, ибо надолго Арсинор оставлять никак не можно. Но вот пару недель если... порталом и на море, не туда, правда, где протянулись вдоль берега курортные городки с их напыщенною роскошью и дурными привычками, бездельем, вечерними сплетнями и вечерними же танцами, где позволялось чуть больше, нежели в столице.
- А из любви и опасения... вы все решили, что он убит смутьянами. А если они говорили правду? Если твой дядька действительно бежал...
- И не добежал? - Лешек посадил зайчика на стол. - Он был магом изрядной силы... военным... и если бы решил уйти, ушел бы. Полгорода положил бы одной своею силой... а ведь еще кровная была.
Та самая, которая вдруг подвела императора Николая.
И его супругу.
И детей их, ведь царевен обучали не одному лишь вышиванию. Что говорить о наследнике? Но почему тогда они позволили себя убить. И не только они?
- Тогда... он потратил свои силы, чтобы перекинуть ее... как можно дальше...
- Неразумно отправлять одну беременную женщину на край света, - возразил Лешек. - Вот ты бы свою рыжую отправил бы?
- Она не моя!
- Ага... не твоя... будешь носом крутить, уведут.
- Кто? - настроение испортилось, тем паче носом крутить не слишком хорошо получалось. Но все равно... еще чего придумал. Уведут. Димитрий не позволит. Гроза он империи или хвост собачий, в конце-то концов.
- Да мало ли, - как ни в чем не бывало, Лешек пожал плечами. - Тут же ж дворец, найдется желающих...
Димитрий фыркнул, но получилось неубедительно.
И вправду дворец.
И желающих изрядно. И главное, что есть такие, которые исключительно забавы ищут, вернее, аккурат таких и большинство, это нормальные люди редко попадаются, а потому...
...надобно вернуться к делу.
Завершить.
А после забрать рыжую и на воды отбыть...
- Она ведь, - Димитрий пододвинул снимок не слишком красивой, хотя несомненно интересной женщины, которая глядела прямо, с вызовом, - она ведь, если не ошибаюсь, была весьма либеральных взглядов...
...а потому не могло ли случиться так, что Михаил погиб, но вовсе не так, как прежде предполагалось? Он собирался уйти, вывести молодую жену, которая, исключительно в теории, была беременна. У него хватило бы сил открыть портал.
Далеко открыть.
А потом?
Бросать женщину в охваченной войною стране? Нет, он бы жизнь положил, но вывез бы ее, а потом... что они вообще о Брасовой знают?
Она некрасива, но все признают, что очаровательна.
Умна.
Иронична.
Не считается с чинами, иначе не рискнула бы вызвать недовольство императрицы.
Не чурается риска и вызова, да и общественное мнение для нее мало что значит, в противном случае не было бы этого беззаконного брака с цесаревичем при старом еще муже. Она точно знает, чего хочет. И вот вопрос, чего она хотела?
...спастись?
Вдвоем легче, нежели одной.
- У нее ведь не было мотива убивать мужа? - тихо спросил Лешек, который всегда распрекрасно умел читать мысли Димитрия, верно, слишком уж просты и незамысловаты они были. - Или...
- Не знаю... смотри, когда исчез Михаил, император был жив, и семейство его. А это пятеро царевен и наследник. То есть, если бы встал вопрос о реконструкции короны, ее было бы кому принять. Полагаю, конечно, Михаила в его устремлениях поддержали бы многие, но... твой отец ведь сказал, что Михаил был весьма порядочен и от предложений отказывался неоднократно. Значит, у супруги его не было причин полагать, будто он изменит свои взгляды...
Не было.
Жесткое лицо. Острые черты. И такие смутно знакомые. Катерина... нет, времени минуло изрядно и для магички, тем более что в ней-то магии было немного, а значит, и старела бы она быстрее прочих.
- Михаил не бросил бы ее. Добраться до надежного места. Укрыть. В это поверю. А вот как бы он поступил дальше? Ты бы что сделал? - спросил Димитрий, и Лешек сцепил пальцы.
Ответ был очевиден.
- Отправился бы за ними... я бы сказал, что у моего дяди есть право погибнуть, коль ему так уж хочется, но прежде всего он обязан позаботиться о жене и детях. Тетушка, думаю, мужа не оставила бы, отец уверен, что они искренне любили друг друга, однако вот... дети - другое... их бы доверили.
- Но ей... сугубо теоретически, ей эти дети разве были нужны?
И вновь ответ очевиден. Он прячется в уголках узких губ, на кончике острого носа. Он скрывается во взгляде и...
- Вышнята еще не собирает армию, но на юге неспокойно. Север и вовсе отказался признавать Временное правительство, потребовав вернуть государя. Центральные области по-разному, но единства нет. И это отсутствие единства дает немалую надежду, что смута вот-вот завершится. Ведь есть император и цесаревны... и сам род могуч.
Был могучим, пока его не выкорчевали крепкою рукой.
- А вот если их не станет...
- Слишком рискованно, - возразил Лешек. Ему тоже женщина на снимке не нравилась и категорично, но он старался быть к ней справедливым.
Сомнительная привилегия королей.
- Рискованно, но если предположить... ты говорил, что она была знакома с Аверьяновым, который позже стал председателем Временного правительства...
...и годом спустя был повешен на площади в угоду бунтующим рабочим.
- А еще знала Сикухича и Вишневского.
...громкие некогда имена, ныне почти забытые.
- И не она ли обратилась с просьбой... взамен на небольшую помощь.
- Хватит, - Лешек оборвал эту нелепую фантазию. - Ты сам понимаешь, что доказать все это невозможно...
- Почему? - Димитрий перевернул снимок. - Надо лишь найти ее и спросить. Если она и вправду убила своего мужа, то не избежала бы метки. И может, именно из-за этой метки она и не рискнула показаться?
Обратная сторона снимка была желтою, некрасивой, как и сама эта история, в которую Димитрий почти поверил.
Глава 13
Глава 13
...Лизавете выпало имя.
То есть, всем они выпадали, но чужие ей были мало интересны, однако сама жеребьевка неожиданно увлекла.
Комната.
Столы для игры в лото и карточки, которые девушки выбирали серьезно, вдумчиво, будто бы от самой этой игры что-то да зависело. Рассаживались они неспешно, а Анна Павловна не торопила. Она сидела в кресле, держа на коленях холщовый мешочек с нумерами.
- Между прочим, - произнес кто-то нарочито громко, - всегда полагала, что убийце место в тюрьме, а не во дворцовых покоях...
- Это вы, милочка, жизнь плохо знаете, - Анна Павловна потрясла мешочек. - Не говоря уже о законах.
Лизавета заняла место между Авдотьей и Снежкой, которая карточку держала на весу, еще и к груди прижимала, а взгляд ее вновь был рассеян.
- Но все знают, что Гнёздина человека убила!
- Все - это кто? - голос Анны Павловны сделался холоден, но девицы зашумели, зашептались, а Лизавета ощутила на себе неприязненные взгляды. От них захотелось под столом спрятаться, но она велела себе сидеть ровно.
Лист свой разглядывать.
И вообще...
...последнее испытание, как им сказали... бал и после объявление... вручение наград и все такое, но...
- Он заманила несчастного в кусты, а после лишила жизни! - продолжала упорствовать темненькая девица, с которой прежде Лизавете не случалось пересекаться.
- Зачем? - полюбопытствовала Анна Павловна.
- Что значит, зачем?
- Мне показалось, что раз уж вы так хорошо осведомлены, то сумеете приоткрыть нам завесу и этой тайны, - Анна Павловна потрясла мешочек, и бочонки в нем застучали друг о друга. - Зачем этой девушке кого-то заманивать в кусты?
- И-известно, зачем!
- Мне - нет...
- Затем, - темненькая покрылась пунцовыми пятнами. - Затем, что... падшие женщины в кустах... чем они занимаются?
- За птицами наблюдают? - Анна Павловна чуть склонила голову. - Здесь водятся редкие виды. Скажем, камышовая овсянка. Удивительная птица... я сама, помнится, всю ночь в кустах просидела, чтобы ее услышать... так?
Девица кивнула и кто-то сдавленно хихикнул.
- Значит, баронесса увлекла в кусты неизвестного мужчину, желая поделиться с ним впечатлениями? Скажем... от пения камышовой овсянки. Да?
Темненькая часто моргала.
- А потом его убила... почему?
- Н-не знаю...
- Точно, не знаете? Или же полагаете, они поспорили... скажем, мужчина не разделил ее восторга... порой мужчины бывают на удивление бесчувственны, - насмешка стала откровенной. - И это так расстроило несчастную баронессу, что она не нашла ничего лучше, как убить его... как? Застрелила?
- Н-нет...
- Задушила? Не стесняйтесь, нам ведь тоже любопытно...
...Лизавета живо представила, как пытается удержать в руках толстую Гришкину шею.
- Н-нет... от-травила...
- Ага... отравила... какая коварная девушка... настоятельно советую держаться от нее подальше, а то вдруг вам тоже пение камышовой овсянки не нравится... что ж... у кого есть номер двенадцать?
Взметнулось три руки, но первою была Алисия Трубовецкая.
И бочонок распался в ее руках на две части.
Тонкая бумажка.
Имя... Лизавете оно ничего не сказало, а вот Авдотья хмыкнула:
- Не повезло... знаю я его, премерзкий старикашка, зато плавильни у него отменные. Мастеров собрал самых лучших, платит им прилично, они и рады работать, пускай и дерет Буражский в три шкуры. Он меня сватать пытался за своего старшенького, но я папеньке сказала, что в первую же неделю этому старшенькому мозги вышибу...
...снова бочонок.
И рук поднимается уже меньше, и Лизавете видится в этом страх, желание отсрочить неизбежное. Однако этот бочонок оказывается цельным, и сколько Петровская ни крутит его, не спешит распадаться. Она и на зуб попробовала, а после, плюнув, поставила на карточку.
Анна Павловна же достала следующий.
И еще один.
Бочонков в ее мешке было много, а имена попадались в каждом четвертом или пятом. Нет, порой они шли подряд, а порой, напротив, не выпадали долго, и Лизавета, которую тоже захватил тихий азарт лото, начинала думать, что особые гости закончились.
А потом имя выпало ей.
Стоило прикоснуться, и бочонок треснул, а на ладонь выпала махонькая бумажка.
- Иоганн Вольтеровский, - прочитала она вслух, чувствуя, как оборвалось сердце.
...он приходил к ним, тогда, еще в дом, который Лизавета искренне полагала своим. И этот дом был ему неприятен. Он не давал себе труда скрывать брезгливость и зажимал нос батистовым платочком, хотя в доме не воняло. Там никогда не воняло, матушка бы не допустило. А что запах сердечных капель кому-то неприятен, то...
...он был высок.
И неплохо сложен. Чувствовалась военная выправка, а еще привычка говорить снисходительно, будто всех, кто окружал его, Вольтеровский полагал недостойными собственной особы.
Глуповатыми.
Суетливыми.
Не такими.
Он держал этот платочек у носа и разглядывал Лизавету так, будто не мог решить, говорить с нею или же сделать вид, будто бы девицы этой оскорбительно злой, смеющей в глаза глядеть, вовсе нет.
- Триста рублей, - сказал он, вытаскивая из кармана чековую книжку. - Вам заплатят, если вы не будете подымать шума...
- Шума?
Тогда для Лизаветы все представлялось иным, невозможным.
Как поверить, что отец погиб?
Сильный.
Надежный.
Вечный, казалось бы, а взял и погиб. И матушка слегла. Она болела и прежде, но как-то невсерьез, поправляясь быстро и...
Черная ткань на зеркалах.
Сестры, которые бояться из детской нос высунуть. Тетушка со слезами и солями нюхательными бродит по комнатам, будто призрак. Целитель щупает маменькины бледные руки, оттягивает веки и качает головой, повторяя:
- Что ж вы, милая, так... о детях подумайте...
Она почти ничего не ест, только воду пьет и то, когда Лизавета заставит. А тут этот в костюмчике зимнем для малых визитов. Полосатое сукно. Две пуговички квадратных перламутровых. Из кармана цепочка для часов выглядывает, поблескивает алмазною крошкой.
На мизинце перстенек.
И родовое кольцо-печатка на правой руке.
Тонкие усики, будто карандашиком нарисованные.
- Триста рублей, - повторяет он, пожевывая губу. - За то, чтобы вы, милочка, перестали доставлять неприятности моим людям. Произошел несчастный случай. Ясно?
- Нет.
Это не было несчастным случаем. Лизавета знала.
Она спрашивала.
Сперва у папенькиных людей, которым он велел держаться в стороне, конечно, они ведь молодые и вообще... он никогда-то не перекладывал работу на чужие плечи, а тот паренек, перебравший вина и дурманного зелья, был всего-навсего работой.
- Милочка, - перед Лизаветиным лицом помахали чековою книжкой. - Ладно, я готов дать четыреста, больше эта мелочь все одно не стоит...
- Отец погиб.
А он не услышал. Он выписывал чек на комодике, которые папа и восстанавливал. Лизавета ему помогала, ей нравилось работать с деревом, которое даже неживым отзывалось на ее силу.
- Убирайтесь, - сказала она неожиданно жестко.
Она была вежливой девочкой. Ее так учили. Но теперь все изменилось и...
- Убирайтесь, - повторила, глядя в серые глаза, в которых читалось легкое недоумение. - И поверьте, я добьюсь, чтобы этого ублюдка осудили...
Дернулась губа.
И Вольтеровский сказал:
- Дура... потом вспомнишь, сама придешь просить... только, деточка, просить надо вовремя...
И похоже, что он нашел, кому сунуть эти четыреста рублей, если дело вдруг закрыли, а отцовы люди отказались выступать в суде.
- Понимаешь, дочка, - старый Михляй отводил взгляд. - Его все равно уже не вернуть... да и не добьешься ты ничего... купил наших, купит и судей... небось, хватит денег...
...исчезли одни бумаги, появились другие.