Подойдя к Менкауре, женщина посмотрела ему прямо в глаза. Когда-то Парвати считала воинов XV легиона защитниками ее родного мира — героями, заслуживающими почета и хвалы как за ратное мастерство, так и за ученость.
— И почему же они не желают знать? — поинтересовалась Чайя.
— Боятся того, что могут изведать. — Адепт перевел взгляд на Диона. — Разве не этого вы страшитесь? Ну, что же пугает вас в действительности?
Рунный жрец снова ударил пленника так жестоко, что Парвати вздрогнула. Изо рта провидца брызнула кровь, полетели зубы. Волк упер ствол пистолета ниже подбородка Менкауры и надавил на спуск так, что для выстрела ему оставалось лишь слегка шевельнуть пальцем.
— Пойми, предатель, ты жив лишь по одной причине: Пром не видел того, что открылось мне. Он не представляет, какой малефикарум вы с вашим примархом высвободили на Просперо. Он еще не понимает, насколько ты опасен.
Провидец облизнул разбитые губы.
— Ты прав, — сказал Менкаура, обильно сплюнув кровью на кафельный пол. — Я в самом деле опасен. Гораздо опаснее, чем ты способен вообразить, и при этом я — из наименее воинственных адептов. Только подумай, насколько опасным мог бы оказаться наш полный легион, если бы решительно выступил против Хоруса плечом к плечу с твоими братьями!
Чайя заметила, что убийственный гнев в глазах Бёдвара немного ослаб. Не окончательно потух, вовсе нет, но расстрел на месте провидцу уже не грозил.
— Мне бы хотелось, чтобы вышло так, но вюрд определил по-другому, — произнес фенрисиец. — По его воле мы стали врагами, и поэтому я направляю пистолет тебе в лицо.
— Интересно, могло ли все сложиться иначе? — спросил Менкаура.
— Есть то, чего нам познать не дано, — буркнул рунный жрец.
— Нам дано познать все.
Видя, что фенрисиец злобно оскалился, Нагасена подошел к нему и положил руку на оплечье легионера. Рядом с Волком агент выглядел до нелепости маленьким.
— Не стану делать вид, что разбираюсь в твоем вюрде, Бъярки, — сказал Йасу, — но разве одно то, что Менкаура сейчас находится здесь, не подтверждает ли, что мы нуждаемся в нем?
Бёдвар пожал плечами.
— Возможно. Да, он тут, и еще пригодится нам. Это я понимаю, но вюрд не настолько прост. Нельзя подгонять его под одни факты и отбрасывать другие.
Коротко поклонившись легионеру, Нагасена обернулся и настолько пристально воззрился на Парвати своими медово-золотыми глазами, что женщина отступила на шаг.
— Перед смертью госпожа Веледа держала в руке карту, — произнес Йасу. — Ты видела ее, так?
— Верно, — подтвердила Чайя.
— Отчетливо?
— Лишь на секунду, но… да.
— Тогда опиши ему рисунок на ней, — велел агент, указав на Менкауру.
Парвати кивнула и сосредоточилась, пытаясь сложить запечатленные в памяти кусочки изображения. Женщина понимала: в случае ее неудачи окажется, что гадалка погибла напрасно. Когда перед мысленным взором Чайи возникла целая карта, женщина внимательнее рассмотрела ее при помощи ментальных навыков, полученных при обучении на Просперо.
— Божественное создание с пламенным мечом в правой руке и увенчанной орлом державой в левой, — заговорила Парвати. — Над ним реют ангелы, играющие на золотых трубах, с которых свисают шелковые стяги.
Менкаура издал нечто среднее между вздохом и всхлипом.
— Тебе знакома эта карта? — спросил Нагасена с заметной нервозностью в голосе.
Адепт кивнул, глядя в пол.
— Да.
— Как она называется?
— «Правосудие», — ответил сын Магнуса.
Чайя заметила, что рунный жрец и библиарий мгновенно напряглись. От Йасу их реакция тоже не ускользнула.
— Что она означает? — уточнил агент.
— Спроси Прома, — посоветовал Менкаура. — Он был там.
— Где, Дион?
Помолчав, бывший Ультрамарин произнес:
— На Никее.
Глава 21: Распад. Столкновение душ. Тёмное перерождение
Амон нашел отца залитым кровью.
В исполосованном молниями небе бушевала гроза, совершенно обычная для Планеты Чернокнижников в нынешние беспокойные времена. Здесь, в царстве изменений, постоянно происходило только одно — разрушительные бури эфирного огня.
Но сейчас ярился неестественный шторм, хотя в этом теневом мире вообще мало что могло называться «естественным». С неба лилась кровь, и навстречу ей вздымались языки пламени, пылающего в сердце неказистого города рухнувших менгиров, что угнездился в безрадостных холмах у подножия гор из дымчатого стекла.
«Грозовая птица» советника, севшая на окраине примитивного поселения, враждебно рычала вхолостую работающими турбинами, пока ее хозяин пробирался через трущобы. За ним следовали два сервитора, которые направляли золотой трон жизнеобеспечения, когда-то использовавшийся при лечении раздробленного позвоночника Амона.
На улицах повсюду валялись окровавленные трупы звероподобных созданий с копытами и рогами — возможно, бывших людей. Точнее, куски тел, словно бы пропущенных через гигантскую молотилку. На древних камнях подсыхали алые потеки, и легионер замечал особые смыслы в геометрическом расположении пересекающихся багряных дуг. Дождь понемногу смывал кровь, так что советник брел по липкой грязи, булькающей красными пузырями под его сабатонами.
Придерживаясь пути, отмеченного следами смертоубийства, Амон дошел до круга вытоптанной земли. В центре его возвышалось идолище, чем-то напоминавшее птицу; крылатого великана с глазами на кончиках ветвистых рогов собрали из кованого металла и выбеленного водой плавника.
«Где звери нашли его?»
Перед огромным идолом стоял и растерянно смотрел в дождливое небо Магнус Красный. В тот момент прозвище особенно подходило ему — с головы до ног примарха покрывала кровь его жертв.
Циклопа окружали сотни трупов зверолюдей, к его клинку-хопешу пристали ошметки плоти. Алый Король обернулся, но выражение его лица скрыла текучая маска из капель кровавого ливня. Несколько долгих секунд примарх взирал на советника, и грудь исполина вздымалась от ложных вздохов, бесцельно наполняющих воздухом нематериальные легкие.
«Какой из Магнусов сейчас передо мной?»
Вскинув хопеш, отец движением мысли обратил слой крови и мяса на клинке в облачко мелких частиц и повесил вновь заблиставшее оружие на бедро.
— Амон, — сказал он, шагнув к легионеру.
Адепт облегченно выдохнул: сегодня генетический прародитель хотя бы узнал его. Впрочем, уже следующая фраза примарха вновь встревожила советника.
— Кто позволил столь нечестивым созданиям поселиться на Моргенштерне?
— Мы не на Моргенштерне, мой господин.
Магнус нехорошо прищурил глаз.
— Почему ты все время споришь со мной, Амон?
— Вы учили меня, что истина — величайшая из добродетелей.
Над горным хребтом пронеслись раскаты грома, с самых высоких пиков сошли лавины из осколков стекла. Новая родина XV легиона разрывала себя на куски, словно воспроизводя гибель Просперо.
— Так зачем же ты лжешь?
— Я говорю правду, мой господин! — Советник перекрикивал грозу, стараясь при этом скрыть переполнявшую его скорбь. — Мы не на Моргенштерне, не на Сорокопуте и не на Просперо! Сей мир приемлет только одно имя: Планета Чернокнижников!
— Сколько ни повторяй эту ложь, правдой она не станет! — огрызнулся примарх. — Над нами Горы Праха, мы в развалинах Жаррукина!
Последнее слово поставило Амона в тупик, ибо этого названия, в отличие от прочих, воин не помнил. Оно казалось знакомым, но обычно безупречная память Астартес не могла отыскать связей, ведущих от него к каким-либо образам прошлого.
— Нет, мой господин, — возразил советник, пока отец целеустремленно шагал к нему под дождем. — У этого города нет имени. Никто не знает, откуда он взялся и как звери отыскали дорогу сюда.
— Хватит вранья! — взревел Магнус, и легионер вскинул кин-щит, закрываясь от осязаемой ярости прародителя. Вокруг адепта потрескались валуны, с грохотом раскололись ближайшие менгиры, и в воздухе заплясали мерцающие искорки.
Нависнув над сыном, Алый Король приказал:
— Собирай легион, Амон. Моему отцу нужна наша помощь.
— Я не могу, — ответил советник, прекрасно понимая, насколько опасно открывать мучительные истины дробящейся душе примарха. Циклоп уже трижды едва не убил его, но другими способами привести Магнуса в себя не удавалось.
— Почему? — требовательно спросил Алый Король.
— Потому что большинство воинов погибли. Волки Русса убили их, когда сжигали Просперо.
Разбив кин-щит Амона, примарх поднял его за шею кирпично-красной рукой с крючковатыми ногтями и впечатал спиной в треснувший менгир. Глаз Циклопа вспыхнул таким неистовством, что легионеру показалось, будто его схватил сам Ангрон.
— Как ты смеешь оскорблять моего брата? — прорычал Магнус. — Русс — благородный воитель, он никогда бы не пошел против нас!
— Вы ошибаетесь, мой господин. Шестой легион атаковал Просперо, чтобы казнить нас… — прохрипел советник, чувствуя, что отец все сильнее сдавливает ему горло.
— Амон, ты даже не стараешься спрятать ложь за пеленой правдоподобия, — заявил Циклоп. — Разве у Лемана нашлась бы причина спустить на нас своих воинов?
Легионер попытался что-то ответить, но тут Алый Король уронил его в кровавую грязь и, отвернувшись, схватился за голову.
— Нет! — крикнул примарх, пока советник в заляпанном доспехе поднимался на ноги. — Я не верю тебе. Не могу поверить! Признать, что ты прав, значит принять неприемлемое.
— Вы должны очнуться, мой господин.
Советник рискнул коснуться ладонью отцовского плеча. Имматериальная плоть оказалась горячей, словно Магнус так напряженно старался вспомнить истинное положение дел в Галактике, что выжигал себя изнутри.
— Я чувствую их боль, — произнес Циклоп, опускаясь на колени.
— Чью боль, господин?
— Каждого из них. Моих братьев, моего отца… Но уже слишком поздно, так? А мы ведь почти добились успеха. Хватило бы еще одного шага, и мы могли сделать его все вместе…
— Пожалуйста, отец, придите в себя, — попросил Амон. — Вы — Магнус Красный. Вы слишком могучи, чтобы вот так угаснуть. Да, истина причиняет боль, у нее зазубренные края и острые шипы, но она неподдельна.
— Мне уже не удается отличить подделку от реальности, — признал Алый Король, исполинское тело которого утратило царственное великолепие. — Все словно бы удаляется от меня. Когда я тянусь к тому, что вроде бы знаю, оно отступает во мглу. Я забываю все подряд, Амон. Почему я не могу ничего вспомнить?
— Потому что вы — лишь часть самого себя. И кабал воинов под началом Аримана сейчас ищет другие осколки вашей души.
При упоминании главного библиария легиона Магнус широко распахнул глаз и яростно замотал головой.
— Нет! — закричал примарх, вскочив на ноги. — Нет, Трон, нет!
— Но вы должны снова стать цельным! Прошу вас!
Циклоп отвернулся и, пошатываясь, зашагал прочь. Он что-то произнес, но оглушительный раскат грома заглушил его слова. Алый Король гневно вскинул руки, словно бросая вызов буре.
Небо зигзагом рассекла молния.
Ринувшись к земле, она поразила птицеподобного идола. Взорванная изнутри статуя рассыпалась грудой оплавленных обломков, из ее сердцевины вывалился кусок фульгурита, похожий на раздвоенный кинжал. Новый удар грома сотряс измученное небо.
Спотыкаясь в грязи, Амон двинулся сквозь ливень за страдающим отцом. Адепта по-прежнему сопровождала пара сервиторов, тянувшая за собой летающий трон.
Магнус снова обнажил хопеш и воздел оружие над головой.
— Ну же! Давай! Убей меня!
— Нет! — закричал советник, увидев, как вторая разветвленная молния копьем несется с вышины.
Поток энергии, сойдя в золотистый клинок, с ослепительной вспышкой пронзил тело примарха и ушел в землю. Латы Циклопа почернели и сплавились вместе, невещественная плоть обгорела и задымилась. Он начал падать ничком.
Амон, бросившийся к генетическому прародителю, успел подхватить его, и они вместе повалились в грязь. Капли дождя на щеках легионера смешались со слезами.
Алый Король шевелил опаленными губами, вокруг которых плоть шла волдырями, но советник не разбирал его слов. Магнус ослеп — побелевший от жара, наполовину вытекший глаз выглядел неописуемо жутко.
— Сюда, быстро! — рявкнул Амон киборгам.
Поднимая отца с земли, воин с горечью осознал, насколько хрупким и невесомым стал примарх.
— Ты выживешь, — пообещал легионер, поместив высохшее, изъязвленное тело Циклопа в золотой саркофаг.
По команде хозяина Сервиторы активировали системы жизнеобеспечения трона.
Осколок души Магнуса, обитавший в хеке Аримана, определял курс их судна, но ничего не сообщал о конечной цели полета. Тем не менее Азек подозревал, куда направляется Черный корабль, и полностью уверился в своих догадках, как только «Озирис-Пантея» покинула эмпиреи. Все его существо наполняли тяжелые предчувствия, связанные с предстоящим возвращением на Никею.
Бортовые хорологи расходились в показаниях: одни утверждали, что космолет провел в Великом Океане несколько месяцев, другие — что прошли годы. Незнакомые светила в данном регионе Галактики складывались в искаженные созвездия. Ни на одной пустотной карте из базы данных Черного корабля не нашлось похожих солнц.
По сути, «Озирис-Пантея» находилась в неисследованной области пространства.
И все же воины Тысячи Сынов отлично знали возникшую перед ними планету.
Переход к Никее из точки Мандевиля отнял еще много недель, и эти дни тянулись бесконечно, как жизнь, из-за той смеси лихорадочного нетерпения и благоговейного страха, что поневоле испытывал каждый легионер.
Мысль о повторном посещении места, где их осудили в прошлом, вызывала у адептов только неприязнь. Именно здесь сборище трусливых братьев Алого Короля заставило примарха подчиниться воле большинства и прилюдно унизило его легион.
Нет, возвращение на Никею совершенно никого не радовало.
Покинув звездолет на десантных кораблях, воины преодолели турбулентную атмосферу планеты.
Азек весьма отчетливо сознавал, что их высадка словно бы отражается в черном зеркале судьбы.
В прошлый раз Ариман прибыл сюда с надеждой, которую безжалостно раздавили. Теперь адепт спускался на Никею с надеждой, ради воплощения которой в жизнь он готов был погибнуть.
Вместе с Азеком в ведущей «Грозовой птице» летели адепты его зарождающегося кабала: Толбек, Хатхор Маат и Санахт. Отдельно от них сидел Афоргомон в ржавом и полностью почерневшем корпусе ёкая. Легионеры взяли собой даже Камиллу Шивани: корвид предполагал, что охота за осколками подходит к концу, поэтому решил задействовать все имевшиеся у него силы и средства.
Люций, который расположился у дальней стенки пассажирского отсека, сердито сверлил взглядом управлявшего машиной Санахта. Ариман слышал, что мечники сразились на мостике «Озирис-Пантеи» и атенеец выиграл дуэль, наискосок полоснув противника от виска до подбородка.
Остальные воины, собранные Азеком, разместились на двух «Грозовых птицах», которые следовали за ведущим кораблем в свободном строю. Один десантный корабль заняли Тайные Скарабеи в терминаторской броне, ведомые Онурисом Гексом, и Клинки Анкхару под началом Мемунима. В другом транспорте спускались на планету Солнечные Скарабеи Киу, Оперенные Никтея и магистр Игнис со своим орденом Погибели.
Ощутив приступ беспокойства, Ариман поднялся с бронированной скамьи и прошел в кабину, хватаясь по пути за ременные петли и вертикальные стойки.
По бронестеклу фонаря хлестал дождь такой же черный, что и ливень в день сожжения Просперо.
Азек оглядел свинцово-серое небо. Не увидев ничего, кроме пепельных туч и бурных грозовых фронтов, он посмотрел вниз. Под кораблем простирался угольночерный вулканический край — первобытный ландшафт геометрически правильных форм.
— Зарождение мира, — сказал Ариман, неосознанно повторив фразу генетического прародителя. — Только наш отец мог вернуться в такое место. Должно быть, отголоски минувшего привлекли Магнуса, притянули сюда, заставили вновь пережить его величайший позор на сцене планетарных масштабов.