— Это самая странная речь, которую я когда-либо слышал, милая, — ответил он, я только пожала плечами, а затем продолжила:
— Будь я проклята, если это неправда.
И рассмеялась.
А потом насмеявшись, сказала ему:
— К твоему сведению, ты можешь в любое время прийти ко мне в пекарню и мой дом, и если тебе что-то понадобиться сейчас или если возникнут трудности, я хочу, чтобы ты знал, ты можешь позвонить мне.
Он смотрел на меня, и его глаза снова стали яркими.
Затем он прошептал:
— Глазурь насквозь, полностью.
Я улыбнулась и также прошептала в ответ:
— Неа, в конечном итоге, немного влажный намного вкуснее. Но этот слой глазури больше похож на горный вихрь.
— Горный вихрь?!
— Ага, цвета лаванды. Или иногда розовый. А может нежно-синий или мятно-зеленый, или какой-нибудь, который я придумаю. Но всегда с конфетти и пищевой волшебной пылью.
Выражение его лица моментально изменилось, и он рассмеялся.
И когда он смеялся, Брок вошел через парадную дверь.
Мы оба посмотрели на него, пока он осматривал нас, скинув свою кожаную куртку, бросив ее на спинку дивана.
— Что-то смешное? — спросил он, двигаясь вокруг дивана, прямиком ко мне.
И когда он подошел ко мне, я вспомнила слова Коба:
«Нашел себе такую женщину, как ты, чтобы он был таким же счастливым, как Слим с тобой, когда он смотрит на тебя, чтобы он также чувствовал, как ты заставляешь ощущать Слима, чтобы он хотел постоянно быть рядом с ней, как Слим с тобой, который не может стоять вдали от тебя, словно он все время готов, что в комнату с рычанием ворвется лев, поэтому он и должен быть достаточно близко к тебе, чтобы встать между тобой и им, чтобы защитить тебя.»
Эта изменяющая жизнь мысль была прервана речью Коба.
— Тесс здесь описывала горный вихрь, покрытый конфетти и волшебной пылью, — сказал Коб своему сыну, когда Брок уложил свое длинное тело рядом со мной на диван, обнял меня за плечи, прижал к себе и положил ноги в ботинках на журнальный столик.
— Повтори, — попросил он, и я захихикала.
— Нечего повторять, Слим, тебе нужно было это слышать, — пробормотал Коб, и я наклонила голову назад, чтобы посмотреть на Брока.
— Хочешь пива?
— Ты или я, чтобы принести мне пиво, нужно тебе или мне встать, пройти по комнате, а на улице чертовски холодно, у меня отказала в грузовике печка по дороге домой, а с тобой тепло, поэтому ответ на этот вопрос... нет.
— Хорошо, — пробормотала я одновременно, наклонившись вперед, поставив свою чайную чашку на подставку рядом с его ботинком, затем придвинулась к нему поближе, обняв его за торс, обнаружив, что он действительно весь холодный, поэтому сильнее прижала к себе.
Потом я посмотрела на Коба, он задумчиво наблюдал за моими действиями, а потом выражение его лица стало напряженным.
— Слим, — начал нерешительно Коб, — я знаю, что ты меня не поблагодаришь, если я укажу тебе на очевидные вещи, но у тебя есть леди, которая печет райские торты и жарит отменную говяжью отбивную, и я не уверен, что благодарность будет подходящей, если ты будешь морозить ее задницу в своем грузовике по дороге домой.
Я почувствовала, как тело Брока напряглось, и именно в этот момент я поняла, почему Коб колебался и пытался сохранить спокойствие, и почему он спросил, какую позицию занимал его сын. Потому что напряженное тело Брока говорило мне, что он хотел, чтобы его сыновья узнали своего дедушку, он хотел мира в своей семье, ему не нравилась идея, что его больной отец одинок, но он ни в коем случае не позволит отцу влезать в его дела или подпускать его ближе к себе.
— Пап, — начал он предупреждающим тоном.
Коб перебил его мягко:
— Купи новый пикап, Слим.
Треск искр начал появляться в комнате, и я напряглась.
Коб чувствовал это, он должен был чувствовать, но поскольку времени ему оставалось мало, как он думал, поэтому следующие слова больше относились к человеку, которому уже нечего было терять.
— Тебе нужно разобраться со своей бывшей женой, — объявил он.
Тело Брока стало твердым.
— Мы не..., — начал он.
— Нет, — снова перебил его Коб. — Эта сука... а она... сука. Я слышал, как она кричала всю дорогу, направляясь к парковке. И послать моего сына нах*й перед моими внуками? — Он покачал головой, — нет. — И еще выпил пива.
— Я разберусь с этим, — прорычал Брок.
— Когда, через десять лет? — Выстрелил Коб в ответ.
Ой-ой.
Напряжение в комнате поднялось до красной линии, Брок снял ноги с журнального столика, слегка подавшись вперед вместе со мной, сказав:
— По осторожней, папа.
— Посмотри на меня, сынок, осознай то, что ты сейчас чувствуешь, и посмотри на меня, на человека, который заставляет тебя это чувствовать, — произнес Коб, наклонившись к Броку. — Я всю жизнь откладывал на завтра то, что должен был сделать сегодня, а ты, — он указал на сына бутылкой, — чувствовал себя еще хуже. Учись у меня, не заставляй своих сыновей чувствовать то, что чувствуешь ты сейчас, глядя на меня. Я не знаю, что происходит в доме этой суки. Но я точно знаю, что там что-то происходит, семь лет назад у меня было двое внуков, которые чувствовали себя прекрасно в своей шкуре, а теперь они выглядят так, будто готовы в любую секунду выпрыгнуть из нее. Либо она, либо ее мужчина, за которого она вышла замуж, но что-то там происходит, и тут дело не в тебе. Ты ушел со своей работы, стал более свободным, у тебя стабильная жизнь, теперь у тебя не будет оправданий.
— Я не могу поверить, что у тебя есть яйца, чтобы сидеть на моем диване и учить меня, как мне воспитывать своих парней.
Брок опустил ноги на пол.
Коб сделал огромный глоток пива, встал, с грохотом поставил бутылку на стол и посмотрел на своего сына.
— Нет, у меня мало времени, чтобы лелеять себя надеждой, что ты не облажаешься, как я — твой старик, и сделаешь все правильно со своей семьей.
Воздух стал колючим, царапая кожу, Коб перевел на меня взгляд.
— Хороший ужин, Тесс, прекрасный торт. Польщен, что ты поговорила со мной, дорогая, клянусь своей душой. — При этих словах тело Брока стало каменным, Коб перевел взгляд на него. — Я не сержусь, когда ты злишься на меня, потому что я этого заслуживаю, но, Слим, как только ты перестанешь злиться, то поймешь, что я прав. Ты можешь мне ничего не говорить, просто разберись со своим дерьмом. — Затем он поднял вверх подбородок, направившись к входной двери, пробормотав: — Я сам найду дорогу.
И ушел.
Я неподвижная и молчаливая сидела на диване возле разъяренного Брока, ничего не предпринимая, потому что не хотела опрокинуть чашу весов его ярости.
Мне следовало отодвинуться.
— Польщен, что ты поговорила с ним о чем?
Я отстранилась, передвинув руку, откинула голову назад и посмотрела на него.
— Что?
— Польщен, что ты поговорила с ним о чем?
— Мы... ну…, — неуверенно начала я, слишком осторожно.
— Выкладывай уже, Тесс. О чем ты говорила с Отцом Года?
О, боже.
Все становилось серьезнее, семье Лукас нужно разобраться со своими проблемами в самое ближайшее время.
— Он переживал, что я могу оказаться похожа на ОЛевию, что я не настоящая с тобой, а та, какую бы ты хотел видеть, — как можно мягче ответила я, Брок упал на диван.
Поднял обе руки к лицу и потер, выплюнув:
— Господи Иисусе!
— Я не обиделась, — сказала я, он опустил руки, резанув по мне взглядом.
— Ну, детка, это хорошо, но…
— Брок…
— И это все?
— Э…
— Тесс, давай уже выкладывай, — прорычал он.
— Он знает, что со мной произошло, — прошептала я.
Брок нахмурился, мне стало не по себе, а затем зарычал:
— Бл*дь, мать твою, бл*дь, — он вскочил, схватил бутылку пива своего отца со стола и бросил через всю комнату, она разлетелась об стену, пиво фонтаном залило все вокруг, и он выдохнул: — Черт!
Во время его действий я заползла обратно в угол дивана, прижала ноги к груди, обхватив их руками. Я наблюдала за ним, он стоял, качая головой, схватив себя за волосы, проводя руками по волосам до шеи, его руки остановились, он все еще продолжал качать головой.
Затем он опустил руки и повернулся ко мне.
— Кто? — потребовал он ответа.
— Что кто? — Спокойно переспросила я.
— Кто из сестер? Джилл или Лаура?
— Брок, я не против, — осторожно ответила я ему.
— Мать твою, — выстрелил он в ответ, и мне ничего не оставалось, как признать, что он был прав. — Этот человек не должен был узнать, что с тобой произошло.
— Но твоя семья знает, — пояснила я.
— Именно, — отрезал он, — а этот человек — не семья.
— Брок, — прошептала я, — он твой отец.
— Да, что ты? — с сарказмом спросил он, и я решила, что сейчас мне самое время заткнуться.
Не смотря на ярость, Брок понял, что я решила отстраниться от него, поэтому выбрал новую цель, вытащил свой телефон из заднего кармана и нажал несколько кнопок, приложив к уху.
И начал расхаживать по комнате.
Затем произнес:
— Привет, Джилл, это я, — подняв голову, — я чертовски зол.
О, боже.
Он догадался сам.
Продолжая ходить.
— Почему? Я скажу тебе, почему. Потому что Тесс не рассказывала своей гребаной лучшей подруге, что ее изнасиловали, мать твою, шесть лет. Марта узнала об этом месяц назад. Ее мать и сестра не знают до сих пор, но знает, знаешь кто? Наш отец.
Он остановился, чтобы послушать, но ненадолго, потом продолжил:
— Не притворяйся, что ты думаешь, что представляешь, каково это дерьмо на самом деле. Лаура точно знает. Вот почему Лаура, бл*дь, ничего не сказала. Ты не имела права, выплескивать, мать твою, это дерьмо отцу. Я уехал, чтобы отвезти своих парней домой, оставил Тесс с отцом, а он, бл*дь, решил поговорить с ней на эту тему. Она находилась у меня дома с мужчиной, которого едва, черт побери, знала, а поскольку он корчит из себя отца, то почему-то решил, что его роль — поговорить с моей, бл*дь, женщиной об изнасиловании.
Последовала еще одна недолгая пауза.
Затем.
— В порядке ли она? А как, ты, бл*дь, думаешь? Она свернулась клубочком в углу проклятого дивана, который купила мама, потому что я был настолько чертовски зол из-за того, что моя, мать твою, ненормальная сестра все рассказала отцу, и как только узнал бросил проклятую его бутылку пива об стену. И причина, по которой я так чертовски зол, Джилл, в том, что она должна ощущать себя со мной в полной безопасности. А моя чертовая сестра решила сыграть по своим правилам и где, стоило, черт возьми, мне исчезнуть на полчаса, в моем доме, когда она сидела на моем чертовом диване, Тесс должна понять, что в моем доме ей ничего не угрожает.
Хорошо, но после слов Брока, я почувствовала себя более спокойной, несмотря на его неуправляемое, дикое, раздраженное поведение.
Наступила еще одна короткая пауза.
Затем.
— Джилл, похоже у тебя был другой отец, нежели у меня. У тебя и у Лауры был другой отец, чем у нас с Леви. Годами я освобождался от этого дерьма, еще до того, как он заболел. Но ты должна вытащить свою голову из задницы, женщина. Ни один человек, даже отец, не заслуживает умереть в одиночестве и быть брошенным сыном. Но это все, что тебе нужно понять, и ты должна показать мне, пока я прикрываю твою спину, что ты прикрываешь мою, и я, черт побери, совершенно официально заявляю тебе об этом прямо сейчас. Ты прикрываешь меня, прикрываешь Тесс, и ты можешь думать, что хочешь, но я предполагаю, что ты поймешь все правильно. Все понятно?
О, Боже.
Он говорил именно о том, о чем я подумала?
— Господи, — отрезал Брок. — Эм... ага. Проснись, Джилл, она познакомилась с моими парнями. За семь лет ни одна женщина, с которой я был, не знакомилась с моими сыновьями, или, если на то пошло, даже с тобой?
Боже.
Он говорил именно о том.
Я снова ощутила фонтанирующий поток тепла в животе.
— Нет, — твердо заявил он. — Тесс, конечно, скажет тебе, что с ней все в порядке, потому что Тесс милая, и она не хочет, чтобы ты переживала, так что нет. Ты не будешь говорить с ней на эту тему. Ты слушаешь, что я тебе говорю, то дерьмо, что ты сделала, было неправильным. И ты знаешь, — он понизил голос, — знаешь, Джилл, и наблюдая за Остином, я пришел к выводу, что должен контролировать это всю жизнь. Этот призрак скрывается в тени нее, как у Лауры, и я знаю с чем имею дело, и я также знаю, что моя семья тоже знает с чем имеет дело. Это последний раз, когда мы говорим на эту тему, но прежде чем закончим, я должен знать. Ты согласна?
Всю жизнь?
— Верно, — тихо сказал он. Затем, — Прости тоже. Все. Мы двигаемся дальше. Скажи своим дочерям, что их дядя не пропал с лица земли. У них обоих есть машины, они могут приехать ко мне. Тесс сделает кексики для них. — После паузы, — точно.
Затем последовала еще одна пауза, и он тихо произнес:
— Джилл, мы крутые, разве мы не всегда крутые?
Через секунду он запрокинул голову вверх, смотря на потолок.
И я поняла, почему он смотрел в потолок, потом опустил голову на свои ботинки и с нежностью в голосе сказал:
— Детка, перестань плакать.
О, боже.
Я сжала губы.
А Брок опять произнес:
— Ты облажалась, я позвонил тебе, ты выслушала, все поняла, мы классные, дорогая, перестань плакать.
И впервые в жизни поймала себя на мысли — рада, что у меня нет брата, и в то же время загрустила из-за того, что у меня нет брата.
И еще я подумала, что самое время позвонить своей сестре по скайпу.
Брок сказал:
— Хорошо. Я тоже. — Пауза, — Мать твою, точно. Я передам ей. — Еще одна пауза, — я тоже, дорогая. Увидимся.
Потом он отключился и посмотрел на меня.
Объявил:
— Видишь ли, поскольку у меня теперь есть женщина, у меня есть поручение для ужина в честь Дня благодарения, так как я парень, то избегал всех поручений в течение семи лет, потому что моя мать и сестры ненавидели мою жену, и никогда не давали ей поручений, считая слишком большой для нее честью. Но сейчас по-видимому, ты будешь отвечать за десерт, и когда я говорю отвечать, имею в виду десерт на шестнадцать человек.
Мое «хорошо» прозвучало приглушенно, потому что я старалась изо всех сил не рассмеяться.
Брок не смеялся. Он бросил свой телефон на кофейный столик. Тот громко стукнулся, но он даже не взглянул на него, не отводя от меня глаз.
Я поняла почему, когда он сказал:
— Я могу сильно разозлиться, и когда я впадаю в ярость, я научился выпускать пар, бросая или швыряя что-нибудь. Я пытался сдерживать свое дерьмо, но на мне это очень плохо сказывалось. Поэтому я позволил себе выпускать пар. Но ты, Тесс, независимо от того рядом находишься со мной или нет, и насколько я впадаю в бешенство, ты никогда не должна меня бояться, тебе ничего не угрожает. Я могу выплескивать свое дерьмо, но никогда не причиню тебе боль. Я клянусь. Ни один порядочный мужчина не поднимет руки на женщину или ребенка в гневе. Я не совсем обычный мужчина, но я точно знаю, что порядочный человек.
— Я знаю, — прошептала я.
— Если ты знаешь, тогда почему забилась в угол дивана? — спросил он.
— Потому что ты меня напугал, — ответила я.
Он внимательно изучал выражение моего лица. Потом вздохнул.
Затем тихо, сказал:
— В будущем, сладкая, я сделаю все возможное, чтобы ты поверила мне.
Я уставилась на него.
За семь лет ни одна женщина, с которой я был, не знакомилась с моими сыновьями, или, если на то пошло, даже с тобой?
Я должен контролировать это всю жизнь.
В будущем, сладкая, я сделаю все возможное, чтобы ты поверила мне.
Он хотел попытаться измениться... ради меня.
Он познакомил своих сыновей... со мной.
Он собирался идти со мной рядом, и собирался помогать мне сражаться с моими призраками всю жизнь.
От этих мыслей я обнаружила, как мои губы прошептали:
— Я тебе нравлюсь.
Его голова дернулась, и он спросил:
— Что?
Я не стала повторять. Вместо этого сказала:
— Я не хочу, чтобы ты менялся из-за меня.
— Тесс, — начал он, но я покачала головой, села прямее, остановив его: