Я наклонила голову в сторону, раздумывая над его замечанием.
Затем поделилась:
— Твоя точка зрения заслуживает внимания.
Он расхохотался и уткнулся лицом мне в шею, когда он закончил хохотать, поцеловал меня.
Было приятно, в хорошем смысле.
Он постоянно так делал.
И мне этого не хватало.
Затем он поднял голову, его глаза остановились на мне.
— Ты не против, если я запрыгну в душ перед тем, как уйти?
Брок голый в моем душе и все восхитительные видения, которые только можно себе представить, прорвались на свободу через мои мысли, сорвав резьбу.
Ух…
Агаа!
— Конечно, — ответила я.
Его губы приподнялись с одной стороны, и мне это тоже понравилось.
Затем его полуулыбка исчезла, он сжал руки и спросил:
— Ты хочешь, чтобы я пришел к салату?
— Ты хочешь прийти к салату? — Переспросила я.
— Я хочу, чтобы ты мне сказала, чего хочешь ты, — ответил он.
Я об этом тоже подумала.
Затем я нерешительно произнесла:
— Наверное, нет.
— Хорошо, — пробормотал он.
— Дело не в том, что я... — поспешила добавить, но он остановил меня, сжав руку, и наклонился к моему лицу ближе.
— Детка, все в порядке. Я покажусь сегодня примерно в то же время, что вчера. Хорошо?
Я кивнула.
— Завтра, никаких планов с твоими девочками. Завтра моя ночь, — заявил он.
Мой живот стал теплым и фонтанирующим, и я снова кивнула.
Он усмехнулся и снова пробормотал:
— Точно.
Затем опустил голову, прикоснулся губами к моим, тихо прошептав:
— Душ.
Острота ощущений заскользила по моему позвоночнику.
Брок отпустил меня и вышел из кухни.
Я уставилась на кофеварку и улыбнулась, когда услышала, как в ванной зажурчала вода.
Потом приготовила кофе.
* * *
Полтора часа спустя я сидела в машине и смотрела в сторону своей пекарни, держа телефон в руке, раздумывая. Я никогда не играла в игры с Броком. Никогда. Даже с самого начала.
Я взглянула на него, и мне очень понравилось то, что я увидела, и в ту минуту, когда он проявил ко мне интерес, я проявила свой и никогда не отклонялась с этого пути.
Я поступила так, потому что, коль скоро я увидела и все время смотрела сцену «Моя большая греческая свадьба», когда Ян попросил Тулу, и она сразу же ответила «Да», не играя, без уловок, демонстрируя свою открытость, она была не только интересна для него, но идея провести с ним время возбуждали ее, я подумала, что это было самое милое, что я когда-либо видела.
И еще я поступила так, потому что была собой.
Я сидела в машине с телефоном в руке и думала о том, что сказал Брок, было правильным. Он и я занимались ерундой и в течение трех месяцев, и эта ерунда была в моей голове.
Но семь месяцев назад, когда он привез меня домой после нашего первого свидания, поцеловав меня в своем пикапе и этот поцелуй длился полчаса (это не шутка) он, наконец, оторвал свой рот от моего, зарылся лицом мне в шею и проворчал: «Черт», своими сильными руками, обвитыми вокруг меня, я поняла, что у нас по-настоящему, началось все хорошо и собирается стать еще лучше.
Как Тула и Ян знали, что все у них будет хорошо в «Моя большая греческая свадьба».
Именно об этом вчера говорил Брок на моей кухне. Именно это он имел в виду, когда сказал, что я пойму в ту же секунду, когда перестану быть той, чье дело он расследует, и стану быть той, кто может что-то значить для него.
И я поняла, и это было именно в ту секунду, когда я поняла.
И вчера вечером он доказал то, что я чувствовала в ту секунду, не было между нами ложью.
И игра в разные игры не вызвала бы во мне такие чувства.
И игры не решили бы саму проблему.
Я решила разобраться с этим, будучи только той, кем я была с ним.
Поэтому я коснулась экрана на своем телефоне, зашла в избранное, и подушечкой пальца нажала на «Слим» (понятно же, я изменила имя).
Потом я приставила телефон к уху.
Раздалось два гудка, прежде чем я услышала:
— Да, детка.
— Привет, — ответила я.
— Все нормально? — Спросил он.
— Эм... мне нужно тебе кое-что сказать, — произнесла я ему.
Наступила пауза.
— Я слушаю, Тесс.
Я прикусила губу.
Потом поделилась:
— Меня, на самом деле, не волнует, что ты пьешь из бутылки молоко не потому, что возможно это спорная нелепая причина, которая не нравится женщинам, когда мужчина пьет из бутылки молоко. А потому что мне все равно, что ты будешь делать — ты мне просто нравишься на моей кухне.
Мои слова были встречены молчанием.
Я задержала дыхание.
Наступила тишина.
Тогда я подумала, может мне не стоило раскрывать всей правды.
Затем я услышала, как Брок спросил:
— Спорно нелепая?
Напряжение в моей груди ушло, и я почувствовала, что мои губы расплываются в улыбке, а глаза закрылись.
Затем я открыла их и произнесла:
— Я гарантирую, когда ты пьешь из бутылки молоко – это не так уж плохо.
Мы же не рассматривали другие варианты, скажем, если ешь печенье или торт и запиваешь из бутылки молоком. Это отвратительно. Никто не захочет потом использовать эту бутылку, на горлышке которой могут остаться крошки торта или печенья, даже несмотря на то, что торт и печенье были вкусными. Здесь мы вступает в сумеречную зону.
Привлекательный, низкий смешок раздался у меня в ухе, через который я услышала:
— Детка.
— Просто говорю, — сказала я.
— Принято, — ответил Брок.
— Хорошо, мне нужно печь торты.
— Хорошо, дорогая, и я понял намек, твоя подруга избегает твоих кексов, но твой мужчина не такой, если ты принесешь их домой сегодня вечером, они не останутся недооцененными.
— Ты будешь пить молоко из стакана, когда будешь их есть?
Прозвучал еще один привлекательный низкий смешок, и я услышала:
— Посмотрим, как все пойдет.
— Точно, — прошептала я.
— Иди печь торты.
— Хорошо, увидимся, дорогой.
— До скорого, детка.
Потом я отключилась.
И улыбнулась
Затем вышла из машины, зашла в пекарню и начала печь торты.
7.
Огромные завитки глазури
Я стояла у входной двери выжидая.
Когда же это произойдет. Марта, наконец, перестала запихивать свое тело на водительское кресло, подняв глаза на открывающуюся крышу автомобиля, к крутому подъему в конце моего двора, в четырех шагах от меня и моей парадной арочной двери.
Она прижала пальцы к губам, протянула их в мою сторону, отправляя мне поцелуй.
У меня запершило в горло, но я послала ей в ответ воздушный поцелуй одними губами.
Она сложила свое миниатюрное тело за рулем, завела машину и укатила.
Я смотрела ей вслед, пока не потеряла из виду ее стоп-сигналы, но все равно продолжая смотреть в темноту.
Моя лучшая подруга Марта Шокли не очень хорошо восприняла новость, что мой бывший муж ударил меня и изнасиловал, несмотря на то, что это произошло более шести лет назад. Она злилась не на меня, она была ужасно подавлена из-за меня. И после таких новостей, она мгновенно рассыпалась на кусочки. Она с ненавистью отнеслась к тому, что произошло со мной, и наблюдая, как она переживала бремя этой информации, я вспомнила почему не рассказывала ей.
Затем она обняла меня и заставила пообещать никогда, и я имею в виду, на самом деле, никогда, больше не скрывать ничего подобного.
— Всегда ты была рядом со мной в трудную минуту, Тесс, я не могу смириться с мыслью, что я не была с тобой в такую минуту, — прошептала она. — Я устала отступать, надеясь, что ты сама разберешься со своими мыслями, дорогая. Ты должна позволить мне быть рядом с тобой и с этого момента, я чувствую тоже что-то неправильное происходит, и я сделаю все, чтобы ты позволила мне быть рядом.
Я прижала ее к себе и пообещала.
Серьезно, а что еще я могла сделать?
Разумеется, салат не очень хорошая еда под исповедь, поэтому Марта съела четыре дюжины кексов, которые я принесла домой для Брока.
И не смотря на новость, Марта не сменила свое амплуа, когда появился Брок, продолжая смотреть на него ястребом, выжидая, что он каким-то образом облажается, и она смогла бы тут же наброситься на него, постоянно прищуриваясь, следя за ним, я даже побоялась, что она заработает себе мигрень.
Брок был тем, кем он всегда был (даже когда я называла его Джейком). Он был Броком.
И поняв, что он не собирается облажаться при первых же трудностях и разоблачить скрываемого в себе мудака, Марта, наконец, сдалась и ушла.
Что подводило меня к настоящему моменту.
Я закрыла дверь, заперла и повернулась к гостиной.
Мне повезло. Четыре года назад, после того, как пекарня прижилась в городе и жизнь стала налаживаться, становясь не такой уж страшной, я отправилась на охоту за домом, и второй дом, который я осматривала, был этот.
Пара, которая купила его, потратила годы, чтобы довести до ума и перестроить так, как они хотели. Муж получил повышение и его перевели, буквально за несколько недель до того, как были сделаны последние штрихи с последней любовью (и кучей денег), когда они установили новую кухню.
Они были опустошены тем, что им придется съехать.
Я же была в восторге (хотя мне их жаль чисто по-человечески).
Были переделаны все полы в темное дерево. Стены были перекрашены. Ванные комнаты обновлены и просто сказочные. Подвал был переоборудован в огромную гостиную, где у меня стоял телевизор. Внизу была дамская комната, прачечная и комната для гостей, в которой была своя ванная. Котел был заменен. Крыша перекрыта. Двор благоустроен. И был установлен испарительный охладитель.
А кухня была, словно сделанная для меня. Кухня была феноменальной. Обилие белых настенных шкафов, все с стеклянным фасадом, с орнаментом ручной работой в углах и местах, которые были трудно заполнить. Синевато-серого цвета полы. Потрясающая черно-белая плитка на кухонной зоне. Огромный кухонный островок посередине. Блестящие мраморные столешницы. Оборудование из нержавеющей стали ресторанного качества, включая узкий, но изысканный винный холодильник. Инкрустированный держатель для поваренной книги. Встроенная микроволновая печь и двойная духовка, один вентилятор.
Мечта пекаря.
Моя мечта.
Пятьдесят тысяч долларов сверх бюджета, но я купила, потому что решила, что это того стоит.
С тех пор, несмотря на то, что первый год был тяжелым, я ни разу не пожалела об этом.
И проходя через переднюю гостиную, от которой отходили две спальни и ванная, к двойной двери на кухню, я думала то же самое.
И когда я попала на кухню и увидела Брока, привалившегося бедром в потертых джинсах к ребру стойки, впивающегося зубами в кекс, наполовину состоящего из огромного серебряного завитка в бледно-лиловой глазури, посыпанного синим красителем, с засахаренным конфетти, скрывающегося за его полными губами, я приняла мгновенное решение, что мне необходимо порыться в моих документах, найти дату, когда я поставила свою подпись над пунктирной линией, отчего этот дом стал моим домом и начать праздновать этот день огромной, шумной вечеринкой каждый гребаный год.
— Она уехала, — сказала я ему, остановившись на другой стороне островка и положив руки на столешницу.
Я не могла оторвать глаз, наблюдая, как он слизывал глазурь со своих губ, проглотив, а затем спросил:
— Сколько времени ей нужно, чтобы добраться до дома?
— Двадцать минут, — ответила я.
Он не отрываясь смотрел мне в глаза, тихо сказав:
— Тебе нужно позвонить ей через двадцать пять минут, детка.
Я продолжала удерживать его взгляд, теплый фонтан ударил внизу моего живота, понимая, что он считал настроение Марты и понял, что она была очень расстроена, он хотел, чтобы я проверила ее.
— Хорошо, — прошептала я.
Он изучал выражение моего лица, я не отворачивалась.
Затем все еще тихо спросил:
— Как ты?
— Рассказывать об этом было не весело, — призналась я.
— Могу догадаться, Тесс, — сказал он мне все также тихо.
Я кивнула и глубоко вздохнула. А затем добавила:
— Я рада, что сделала это, жаль, что не рассказала ей все раньше, но сейчас рада, что она все знает, и также рада, что мне больше не придется снова ей все рассказывать. Пока это все, что я смогла сделать.
— Верно, — прошептал он.
Затем он засунул остаток кекса в рот. Я смотрела, как он прожевал и глотал.
А потом он спросил:
— Тебя не будет бесить прямо сейчас, если я задам вопрос, тебе не интересно, пришел ли я сюда вчера, потому что скучал по Тесс или потому что скучал по ее кексам?
Я ухмыльнулась ему.
И ответила:
— Нет, потому что я и есть мои кексы.
И меня так поразила эта мысль, вот оказывается кем я была. Для всех я могла быть в футболках, джинсах, шлепанцах или юбках-карандаш, замысловатых дизайнерских блузках и босоножках на высоком каблуке или в чем-то еще, я могла быть в чем угодно. Но внутри я была создана вся из огромных завитков, напоминающих пики гор, нежной цветной глазури, присыпанной конфетти, съедобной волшебной присыпкой на вершине богатого, влажного торта.
И когда я это полностью осознала, почувствовала распространившееся тепло по телу и некую сентиментальность.
— Иди сюда, детка, — пробормотал он, я ощутила, как комната наполнилась эмоциями, глядя на выражение его лица, я не стала медлить, обогнула кухонный остров и направилась к нему.
Я подошла близко, он обнял меня и прижал к себе. Потом опустил голову и поцеловал сладким, вкусным, длинным, глубоким кексным поцелуем.
Когда он закончил, прижавшись ко рту, я прошептала:
— Ты очень вкусный.
На что он ответил:
— Я знаю.
Я улыбнулась, прижавшись к его губам, и он ответил тем же.
Затем приподнял на дюйм голову, сжал меня в руках и мягко сказал:
— Я хочу провести у тебя ночь.
Живот ухнул, я почувствовала судорогу между ног.
Ответила:
— Хорошо.
Его веки отяжелели, руки сжались сильнее, мои руки обвились вокруг него, он наклонил голову и поцеловал меня снова, на этот раз дольше, глубже, слаще и еще более вкуснее.
Так мы и стояли какое-то время. Достаточно долгое, я запустила пальцы в его волосы. Достаточно долгое, Брок приподнял одной рукой мою футболку, а другой крепко сжал мою задницу. Достаточно долгое, мои соски набухли и между ног стало мокро. Достаточно долгое, я подумала, что спальня слишком далеко, и порадовалась, что кухонный пол был вымыт, потому что я хотела, чтобы он взял меня здесь, на полу.
Но, к сожалению, не достаточно долгое время, потому что мы все еще целовались, стоя на кухне, не голые и не полуобнаженные, не находясь в точке невозврата, когда раздался стук во входную дверь.
Голова Брока поднялась с низким, коротким, разъяренном рыком, взгляд устремился к входной двери поверх моей головы. Я моргнула от такого нежелательного поворота событий и повернула голову к входной двери.
Время было около десяти. Слишком поздно для незваного гостя. Если только незваным гостем не была Марта, которая что-то забыла, а Марта была именно той девушкой, которая постоянно что-то забывала, где бы она не находилась, например, кошелек, кредитку и другие похожие вещи.
Еще один стук пришелся в дверь, и я почувствовала, как руки Брока сжались, отчего его пальцы приятно впились мне в задницу. Это было так приятно, так великолепно, что я забыла о том, что кто-то стоит за дверью и повернула голову, чтобы посмотреть на Брока.
О мой Бог.
Он все еще был возбужден.
И скажем так, выражение его лица было милым.
— Запомни эту мысль и, черт возьми, что бы ты не делала, сохрани этот взгляд, — прорычал он, прежде чем отпустить меня, я пошатнулась, но сумела устоять на ногах, повернувшись за ним.
Я сделала несколько шагов до кухонного островка и положила руки на поверхность, он открыл входную дверь.