Вместо того чтобы ответить на отвали, я задумалась над его вопросом.
После небольшой паузы я кивнула.
— Да, — призналась я.
Он удерживал мой взгляд, и в его золотых кошачьих глазах проступила пытливость.
— Ты знаешь, что хочешь делать сейчас? — спросил он.
Глотнув кофе и не отрывая от него взгляда, я снова задумалась, затем медленно кивнула.
— Да.
Он ждал, сложив руки перед собой на столе. Он уже расправился со своей огромной порцией вафель. Пустая тарелка с плавающим сиропом оказалась отодвинута в сторону вместе с посудой от сосисок и бекона, которые он тоже мгновенно умял.
— И? — подтолкнул он, когда я не заговорила. — Собираешься поделиться, любовь моя?
— Это не совсем… этично, — произнесла я.
— Я весь внимание.
Выдохнув, я поймала себя на том, что скопировала один из его взмахивающих жестов рукой и откинулась на диванчик, держа в другой руке чашку кофе.
— Ладно. Тогда я скажу вот что: мы поставим прослушку на все телефоны Танака, — сказала я, глотнув кофе. Я выдержала его взгляд, поигрывая кофейной чашкой, которую поставила обратно на столик. — Мы получим все записи предыдущих звонков и выясним, откуда поступил тот звонок, о котором говорила Юми, а также посмотрим, не получится ли созвониться с Национальной Безопасностью или другими органами, которые могут нам что-то сообщить. И мы пошлём видящих, чтобы прочли членов семьи Танака. Всех. И его сестёр тоже. И его отца.
Блэк моргнул.
Выражение его лица не изменилось.
— Ты можешь сделать это, дорогой? — невинно поинтересовалась я, затем подняла кофейную чашку и отпила глоток, похлопав ему глазками. — Твои приятели в Пентагоне записывают все международные звонки, верно? Я знаю, что они не заглядывают в эти записи без оснований, но ведь у них есть эти записи, верно?
В глазах Блэка заискрило лёгкое веселье.
— Верно, моя прекрасная жена.
— Так что? — спросила я, пожимая плечами и делая ещё один глоток кофе. — Мы отследим все контакты. Мы послушаем оригиналы, где получится. Затем пошлём наших людей за Бриком.
— А затем?
Я поставила кружку. Мой голос оставался спокойным, хотя челюсти сжались.
— Затем мы выкачаем из него всю кровь, — сказала я. — И будем сдирать с него кожу, пока он не скажет нам, что именно он сделал с Ником.
Воцарилось молчание.
В уголках губ Блэка заиграла лёгкая усмешка.
Откинувшись назад, он положил руку на спинку дивана и отпил большой глоток кофе.
— Я определённо тебя испортил, — заметил он.
Я пожала плечами.
— Это на пользу.
— То, что я тебя испортил?
— Конечно.
Он усмехнулся, качая головой.
— Возражения будут? — мой голос прозвучал чуть резче. — Мне не грозит нотация, Блэк? О том, что вампиры тоже люди, и…?
— Хочешь поплавать? — спросил он с бухты-барахты.
Когда я умолкла и уставилась на него, он улыбнулся мне, потягивая свой свежезаваренный кофе и изучая моё лицо. Я ничего не сказала, а он лишь пожал плечами.
— За нами заедет машина, — сказал он. — Но не хочешь сначала прыгнуть в океан? Знаю, будет холодно, особенно после Таиланда, но я не против, если ты за.
Посмотрев на него, я подавила очередной смешок.
— Значит, нотации будут позже? — уточнила я.
Он покачал головой, аккуратно поставив свою кружку кофе.
— Никаких нотаций, любовь моя. Я говорил тебе… решение за тобой. Я стопроцентно на твоей стороне, как бы ты ни захотела разобраться с этим. Все мои ресурсы в твоём распоряжении. Включая контакты, которые остались у меня в Пентагоне…
— Но что ты сам думаешь? — перебила я, поджав губы.
Воцарилась тишина.
Блэк посмотрел мне в глаза, изогнув губы в лёгкой усмешке.
— Ну… возможно, ты только что наградила меня стояком, — он бросил на меня хищный взгляд. — Это относится к делу? Или лишняя информация?
Я подавила смешок.
— …И моё предложение поплавать, возможно, имеет слегка скрытые мотивы, — добавил он, стиснув мою руку на столе и подтянув меня поближе. — Возможно, я намекаю на перепих после пробежки, просто чтобы попробовать, каково это будет в Тихом океане… при нулевой температуре… по сравнению с безветренными водами Таиланда. Однако нам придётся остерегаться сёрферов. И акул. У тебя ведь месячные не идут, нет?
В этот раз я расхохоталась в голос.
И даже я услышала в этом смехе облегчение.
Блэк поддержит меня в этом.
Он поддержит меня до самого конца.
Рано или поздно мы найдём Брика.
Мы найдём его, и тогда я вытащу из него правду о том, что он сделал с моим самым давним другом — даже если в процессе я потеряю свою бл*дскую душу.
Глава 11
Мягкий подход
Наоко смотрел через железные решётки клетки. Он обхватывал их ладонями, сжимал пальцы до побеления костяшек, стискивал их до боли.
Он гортанно рычал.
Ничего не мог с собой поделать.
К этому времени он едва осознавал, что делает это.
Голод скрутил его внутренности, от сильного желания его тошнило. Его член сделался твёрдым. Слюна наполнила его рот. Клыки до боли удлинились, отчего желание лишь ухудшалось настолько, что ему отчасти хотелось впиться этими клыками в собственное запястье.
Он не мог отвести взгляда от сцены, разворачивавшейся перед ним.
Он не мог зажать уши, чтобы не слышать раздававшихся звуков, тошнотворно чувственного чавканья и сосущих звуков, которые как будто наполнили всю комнату с высокими потолками.
Он ощущал головокружение. Он чувствовал себя одурманенным, затерялся в столь мощном желании, какого никогда не испытывал.
Ему хотелось закричать на другого вампира.
Нет, ему хотелось взреветь на него, разорвать его на куски.
Он хотел кидаться на решётки клетки, пока не истечёт кровью.
Однако он знал.
Он знал, что если скажет хоть слово — если в любой манере повысит голос на этого мужчину, и тем более навредит себе, или станет угрожать ему, или проклинать его — он заплатит за это. Он заплатит за это не болью, потому что такой вариант он предпочёл бы для себя. Он заплатит за это голодом, лишением всего в этой бл*дской клетке.
Раздражение заполонило его сознание, вибрируя в крови, которая пересыхала в его венах.
Раньше его пытали как человека.
Его лишали еды, воды, передвижений.
Его обучали справляться с такими вещами. Его дважды ловили в тылу врага, и ему пришлось применить эти навыки на практике. Даже совсем недавно его поймали на том острове и в некотором смысле пытали, хотя пытки были сравнительно мягкими, если не считать изоляции, темноты, жары, насекомых, жажды.
Ну, и наблюдения, как Джема избивают…
Он бездумно отсек это воспоминание, но оно вернулось секунды спустя. В этот раз оно причудливым образом задержалось, сбивая его с толку.
Его смятение лишь усилилось, когда воспоминание заполнило его сознание, вызывая на его лице гримасу.
Боль рябью прокатилась по его венам.
Боль струилась по нему, смешиваясь с кристально ясными образами, и в его нутре поднялась тошнота. Через считанные секунды на эти образы стало больно смотреть.
Эмоции усилились.
Он впервые отвернулся от кормящегося вампира, ахнув, когда эта боль заполнила его грудь. Он крепче стиснул решётки, затем разжал ладонь и вместо этого прижал её к груди, подавляя резкую, похожую на удар ножом реакцию между рёбер — новую боль, какой он никогда прежде не ощущал.
Такое чувство, будто у него случился сердечный приступ.
Будь он человеком, он бы не сомневался, что у него сердечный приступ.
Дориан перед ним поднял голову.
Уставившись на Ника через решётки, он уронил человеческую женщину, от которой кормился, и позволил ей без сознания упасть на пол. Она обмякла, неуклюже приземлившись на разъехавшиеся колени, и захныкала.
Дориан, казалось, почти не заметил.
Он грациозно подошёл к клетке, затем одним движением присел перед ней.
— Что? — он погладил пальцы Наоко на той руке, что всё ещё стискивала решётки. — Что такое, друг мой? Что происходит?
— Я не знаю, — выдавил Наоко. — Боль.
Он закрыл глаза и покачал головой, пытаясь бороться с этим чувством.
— Что за боль ты чувствуешь? — голос Дориана звучал мягко, уговаривающе. — Это не от крови, юный брат. Что это?
Наоко не ответил. Он мог лишь покачать головой.
У него всё равно не было ответа на вопрос вампира.
Он не мог это осмыслить.
Боль усилилась. Он видел перед своими глазами Джема. Он видел, как голый видящий лежит на чёрном камне, как его пинают, бьют кулаками, швыряют на камни. Наоко вздрагивал от каждого удара, хрипел, хотя больше не нуждался в кислороде для своих лёгких.
— Заставь это прекратиться, — выдавил он полустоном. — Заставь это прекратиться… пожалуйста.
В голосе Дориана слышалось понимание.
— Ты вспоминаешь, — он произнёс это не как вопрос. Его пальцы сделались мягче, нежнее. — Это часть молодого возраста, Наоко. Все твои воспоминания вернутся. Поначалу это происходит постепенно. Ты помнишь информацию, но чувства возвращаются медленнее.
Наоко посмотрел на него.
Он постарался удержать кровавый взгляд вампира, всё ещё с трудом втягивая воздух, в котором он уже не нуждался, всё ещё стискивая свою грудь и морщась от боли. Он видел в кровавых глазах сочувствие, которое ещё сильнее сбивало его с толку, но рассеяло часть его ярости. Он даже подумал, что кровавый оттенок тех глаз немного померк, сделавшись как никогда близким к прозрачному.
— Это потому что мы чувствуем всё намного сильнее, — сказал Дориан, поглаживая его ладонь. Его голос звучал бормотанием, даже тише шёпота. — Мы чувствуем намного больше, мой возлюбленный. Мы не смогли бы справиться с нашими вампирскими эмоциями, если бы вспомнили всё разом. Так что поначалу мы вспоминаем информацию… чувства приходят позднее. Они приходят постепенно, чтобы не ошеломить нас. Они приходят, и мы привыкаем жить тем, кто мы есть на самом деле. Мы привыкаем справляться с полным, неразбавленным спектром наших эмоций.
Дориан повернулся, взглянув на девушку на полу.
Теперь она держалась за шею и хныкала, широко раскрыв глаза от непонимания.
— Они действительно дети, — сказал он мягко. — Живут половинными жизнями. Чувствуют половинные чувства. Они не имеют представления о том, что такое эмоции на самом деле. Они не ведают об их силе.
Он посмотрел обратно на Наоко.
Сочувствие в этих тёмно-красных глазах сделалось более явным.
— Я принесу тебе что-нибудь поесть, — произнёс он таким же мягким тоном. — Ты поешь, и мы поговорим. Ты не против, Наоко?
Молодой вампир к этому времени полулежал на полу клетки.
Он стискивал свою грудь, стараясь думать сквозь боль, стараясь не расплакаться и не разрыдаться. Он не мог полностью осознать слова Дориана. Он не мог осознать, как что-то столь эфемерное, как чувство, могло сотворить с ним такое.
Он вообще не мог придумать название этому чувству.
Он лишь стискивал железную решётку, чтобы Дориан продолжал касаться его.
— Да, — выдавил он.
Слёзы навернулись на его глаза, когда он посмотрел на это прекрасное лицо.
— Да, — сказал он. — Прошу, брат. Пожалуйста.
Он едва выдавил эти слова, когда Дориан уже встал, поднимаясь на ноги.
Наоко и моргнуть не успел, как светловолосый вампир исчез.
Единственное, что свидетельствовало об его уходе — это звук закрывающейся двери и то, что его пальцы уже не поглаживали Наоко.
Он остался один в клетке, стонал от боли, задыхался, не вдыхая и не выдыхая воздух, смотрел на узоры теней, которые огонь отбрасывал на потолок.
Он не мог долго сосредоточиться на виде комнаты.
Образы той пещеры, Джема, крови, воды и исполосованной плоти встали перед его глазами. Он ощущал каждый удар, раз за разом, вздрагивал от пинков, от стонов лежащего ничком видящего, по подбородку которого струилась кровь. Наоко лежал там, парализованный ужасом, страшась за жизнь видящего, страшась за жизнь Энджел, которую любил как сестру.
Он умер бы там.
Бл*дь, он умер бы в той пещере.
Темнота, лязг цепей, вкус крови, укусы насекомых и крыс…
Он хрипел, стараясь дышать. Он не мог дышать.
Он не мог втянуть в лёгкие воздух.
Он помнил драконов.
Он помнил, как ему снились драконы.
Он полулежал там, чувствуя себя сломанным, хрипя без воздуха, парализованный приливом эмоций, приливом ощущений столь интенсивных, что он не мог осознавать ничего, кроме них. Он не знал, как долго он пролежал там, заново переживая каждую секунду тех воспоминаний из пещеры, но уже без смягчения, без онемения, без всех своих предыдущих оборонительных техник.
Где-то в этом промежутке времени, казавшемся ему бесконечностью, он осознал кое-что ещё.
Дориан забрал с собой человеческую женщину.
Наоко был действительно один.
***
Он понятия не имел, как долго отсутствовал Дориан.
Воспоминания о пещерах прошли до того, как вернулся Дориан.
Эмоции смягчились, сделались терпимыми.
Наоко всё так же голышом обмяк в клетке, подавляя сдержанную панику, что воспоминания вернутся, или что по нему ударит нечто новое перед тем, как Дориан вернётся.
У него много воспоминаний.
Он мог бы перечислить их.
Он мог описать каждое воспоминание как многогранный бриллиант, находящийся где-то в закоулках его сознания и сохранившийся нетронутым до последней детали. Он помнил факты с потрясающей точностью, но лишь голую информацию, как и сказал Дориан.
Он знал факты своей жизни.
Теперь он намного яснее пересчитывал эти факты и хронологические последовательности в отношении конкретных деталей каждой секунды, что он прожил до сих пор. Наоко помнил даты, имена, лица, места, произошедшие события, действия, которые предпринял он сам, действия и события, свидетелем которых он стал, его собственные реакции и мысли.
Он мог бы перечислить собственные эмоциональные реакции на те события так, как не мог сделать это, будучи человеком…
Но Дориан прав.
Наоко ещё не чувствовал их.
Если Дориан прав и по поводу остального, вскоре это изменится.
Бл*дь, эта мысль приводила его в ужас.
Как и сказал Дориан, люди постоянно жили в тумане. Их чувства приглушены. Их зрение ни на что не годится. Их слух ещё хуже, не говоря уж об обонянии и вкусе. Они существовали наполовину. Испытывали всё наполовину.
Чувствовали наполовину.
В данный момент Наоко завидовал им из-за этого.
Он хотел вернуть себе ту способность.
Он хотел вернуть свои прежние методы справляться с такими вещами, но он уже чувствовал, что здесь, в этом теле, с таким восприятием мира они не сработают. Это всё равно что пытаться впитать весь океан губкой для мытья посуды.
Так что он мог лишь лежать там, одержимо перебирая в голове факты своей жизни, куски, которые он мог даже сейчас бесстрастно перечислить. Он обозревал этот список, смотрел на костяки историй, и в это время намёки в словах Дориана всё глубже и глубже просачивались в его сознание. Чем дольше он думал о словах другого вампира, примерял их смысл к своей человеческой жизни, тем сильнее становился его страх.
Мысль о том, чтобы вспомнить эмоции, жившие за этими воспоминаниями, чтобы пережить их во всей мощи, приводила его в ужас.
Он гадал, может ли это убить его.
С большей вероятностью это сведёт его с ума.
Он всё ещё лежал там, когда дверь почти бесшумно распахнулась.
Однако Наоко услышал звук.
Он легко вскочил на ноги в присевшей позе, чтобы не стукнуться головой о клетку, которая не позволяла ему выпрямиться во весь рост. Он посмотрел через решётки и увидел смотревшего на него Дориана. Вампир на глазах Наоко тепло улыбнулся.
Мгновение спустя Дориан отвернулся, сбросил с плеч длинный плащ и повесил его на вешалку у двери.