Моей матери было двадцать лет, когда он родила мою сестру.
Моя сестра умерла, когда отцу было сорок пять.
Обязательства:
Я был обязан расплатиться за знания, полученные от измерений моей сестры.
У моей сестры было две руки и две ноги.
Я убил двух собак и двух кошек.
Моя жена была еврейкой. До переезда в Соединённые штаты, её родители жили в 196 милях от ближайшего концлагеря и в 32 милях от города, в котором Адольф Гитлер провёл юность.
Моя жена родилась в 1956-м.
Я показал Надин книгу про самоистязания, предложил ей взглянуть на фотографии мужчин, которые был настолько пресыщены, который так жаждали уникального опыта, что изуродовали свои гениталии. Она была заинтригована этой темой, и, кажется, её особенно заинтересовало фото мужского члена, который был хирургически разделён, и сквозь который было вставлено металлическое кольцо.
Она сказала мне, что идея самоистязания притягивает её. Она сказала, что начала уставать от секса, что во все три её отверстия проникали так часто, так много раз и столь разнообразными способами, что ощущений, которые были бы для неё в новинку, не осталось. Всё, что она испытывала, было повторением или вариацией.
Сказав, что могу сделать новое отверстие, я отвёз её в лес, привязал к развилке дерева и воспользовался ножом, чтобы проткнуть и вырезать в её животе щель, достаточно большую, чтобы принять меня.
Когда я вошёл в неё, она всё ещё была жива и кричала не только от боли. «Боже», — продолжала выкрикивать она.
Моё белое семя стало розовым, перемешавшись с её кровью.
Я хотел убить врача, убившего мою жену, но после её смерти видел его лишь однажды, в многолюдной толпе, а другой возможности не представилось.
Поэтому снял небольшую квартиру, заставил полки медицинскими книгами и расставил мебель так, как, по моему мнению, это сделал бы врач.
Квартира была под номером 56.
Я подружился с молодым человеком весьма похожим, за исключением бороды, на врача моей жены. Я, улыбаясь, пригласил молодого человека в свою квартиру, а затем показал ему пистолет и приказал раздеться. Он сделал это, и я заставил его надеть купленную мной белую одежду врача. Я затолкал его в ванную, заставил побриться и надеть хирургическую маску.
Накануне вечером, в зоомагазине, я купил щенка и убил его, перерезав глотку, и слил кровь в стеклянный кувшин. Кровь я выплеснул на молодого человека, и теперь иллюзия была полной. Он выглядел почти также, как врач, который убил мою жену. Я выписал слова, которые должен был произнести ненастоящий доктор, пока я его убиваю, затем распечатал их и закатал в пластик.
Я взвёл пистолет, подал страницы молодому человеку и приказал говорить.
Окончание разговора:
ВРАЧ: Я убил твою жену.
Я: Ты хотел её смерти!
ВРАЧ: Она была стервой и шлюхой! Она её заслужила!
Я: Ты убил моего сына!
ВРАЧ: И я рад, что сделал это! Он был сыном стервы и сыном шлюхи, и я знал, что не могу позволить ему родиться!
Я: Поэтому ты заслуживаешь смерти.
ВРАЧ: Да. Я убил твоих жену и сына. Ты имеешь право убить меня. Это будет честно.
Я выстрелил ему в пах, выстрелил ему в рот, прострелил ему руки, прострелил ему ноги и оставил там умирать.
В газетной статье писали, что он умер от потери крови, через четыре часа после того, как пули пронзили его тело.
Молодой человек был биржевым брокером.
С тех пор, как моя жена умерла, я подрезаю ногти на руках и ногах раз в неделю. Обрезки я собираю и храню под кроватью, в пластиковом мешке из-под мусора.
На десятую годовщину её смерти, которая стала бы десятым днём рождения нашего сына, я взвешу пакет с обрезками ногтей, а затем положу мешок в огонь.
Я проглочу десять чайных ложек пепла.
Остальное похороню с телом моей жены.
Информацию, полученную от взвешивания, я использую, чтобы определить дату и способ моей смерти.
Джон Ф. Кеннеди был убит в день моего рождения.
Мои инициалы Дж. Ф.К.
Инвентаризация:
В моём магазине шестнадцать научно-популярных книг, содержащих информацию о ламах. Пять прозаических книг, в которых лама играет важную роль. Все эти книги детские, и три из них это рассказы Хью Лофтинга о докторе Дулиттле.
С тех пор как умерла моя жена, я убил шестнадцать взрослых. И пятерых детей.
Трое из детей были родственниками.
Лама изменила мои планы. Лама и слабоумный мальчик.
Из окна моего магазина я смотрел на мёртвое животное, на слабоумного мальчика рядом с ним, на случайных прохожих, которые проходили мимо, останавливались и шушукали. Я знаю, что кто-то из них, кто-то, кого я не смогу проконтролировать, со временем уведомит власти, и они уберут тушу прочь.
Я не могу позволить этому случиться.
Или, возможно, могу.
Присутствие ламы на моей аллее указывает на то, что я поступал неправильно, и это требует жертвоприношения.
Но кто будет жертвой, слабоумный мальчик, или я сам? Никто из нас этого не знал, и мы смотрели друг на друга. Он, снаружи, рядом с животным, я, изнутри, среди своих книг. Сквозь грязное окно мальчик казался размытым, поблекшим, хотя лама всё ещё была отчётливо видна. Это знак? Я не знаю. Но я знаю, что должен срочно принять решение. Должен действовать сегодня днём. Или вечером.
Я измерил тело ламы, и оно оказалось четыре фута и десять дюймов длинной.
Завтра 10 апреля.
Полная Луна на Дэт-Роу
Несколько лет назад британский редактор решил составить антологию, для которой авторы будут писать рассказы на основе названий, предоставленных им самим. Все его названия были клише-образами ужасов, и мне досталось «Полнолуние в камере смертников». [10]
Я знал, что не хочу изображать буквальное полнолуние или буквальную камеру смертников. Это было бы слишком просто. И слишком банально. К счастью, по телевизору показывали «Танцы с волками», и я подумал: «Ага! Я сделаю „Full Moon“ именем индейца». А идея сделать «Death Row» названием улицы принадлежит песне «Sonora's Death Row», которая входит в альбом великого Роберта Эрла Кина-младшего «West Textures».
К сожалению, антология так и не состоялась, редактор исчез, и я отложил рассказ. Это его первое появление.
* * *
Он увидел мужчину в казино.
Полная Луна сначала подумал, что он ошибается, обычный мужчина в ковбойской шляпе и с грязными светлыми усами, похожий на человека с Дэт-Роу. Но затем мужчина повернулся к нему лицом и, глядя через переполненный игровой зал, улыбнулся.
Внутри пробежал холодок. Это невозможно, этого не может быть.
Но он был здесь.
Прошло тридцать пять лет, он вырос из испуганного мальчика в пожилого управляющего игорным бизнесом племени, но человек с усами не постарел ни на день и выглядел точно так же, несмотря на все эти годы. Его глаза смотрели из шумной дымной комнаты, те же глаза, которые преследовали его в кошмарах в течение последних трех десятилетий.
И мужчина узнал его.
Это была страшная деталь. Ковбой знал, кто он такой. Среди суматохи в комнате, людей, идущих от игрового автомата к колесу рулетки и к карточному столу, мужчина стоял неподвижно, не сводя с него глаз.
Смотрел и улыбался.
Полная Луна отвернулся. Он вспотел, ноги ослабели. Он точно знал, так же как свое имя, что этот человек пришел сюда не играть, не пить, не встречаться с друзьями, не смотреть достопримечательности и не тусоваться.
Он пришел за ним.
Полная Луна поднял глаза, посмотрел на то место, где стоял мужчина.
Он исчез.
Он увидел двух других, играющих в бинго.
Как и их товарищ, они не постарели ни на день. И мужчина с повязкой на глазу, и толстяк с бородой выглядели точно так же, как и тридцать лет назад.
Когда они убили его отца.
Полная Луна огляделся, ища помощи, и поймал взгляд Тома Два Пера. Пока он шел в сторону досок для бинго, где стоял Том, тяжело дыша, с колотящимся сердцем, он заставлял себя улыбаться клиентам и вел себя так, будто ничего не случилось.
— Что такое? — спросил Том, нахмурившись.
Полная Луна указал на левую сторону третьего стола для бинго.
— Видишь…? — начал он.
Но их там больше не было.
В тот вечер он встретился с членами совета, созвав их на специальное заседание в своем доме. Розали сделала бутерброды, Джон принес пиво. Атмосфера должна была быть неформальной, непринужденной. Но Полная Луна чувствовал все, кроме расслабления. Он никому не рассказывал о том, что видел. Большую часть дня он размышлял о том, как ему поступить — игнорировать, забыть, никому не говорить или объявить об этом всем, и, в конце концов, решил, что лучше всего будет изложить это совету и позволить им решить, что следует делать.
К тому времени, когда члены совета подъехали к его дому на двух машинах и пикапе, он уже начал сомневаться, принял ли он правильное решение. Может, ему стоило держать это при себе. Может, ему стоило сначала обсудить это с Одиноким Облаком. Но было слишком поздно менять свое решение. Он попросил Джона открыть дверь, а Розали велел либо идти в спальню, либо остаться на кухне.
— Что? — Она посмотрела на него так, словно он только что попросил ее раздеться на публике.
— Мне нужно обсудить с Советом кое-что личное.
— Личное? Что значит «личное»? Есть что-то, что ты можешь сказать им, но не можешь сказать мне?
— Я расскажу тебе об этом позже, — пообещал он.
— Ты мне все расскажешь сейчас.
Он взял ее за плечи, обнял.
— Я не хочу ссориться с ними. Ты же знаешь, какие они. И ты знаешь, что они не любят, когда женщины…
— Ты мог бы сказать мне раньше. — Она отстранилась от него. — Что с тобой сегодня? Почему ты такой скрытный? Что происходит?
— Я расскажу тебе позже.
— Так что, я должна просто улыбнуться, принести бутерброды, держать рот на замке и уйти.
— Вот именно, — сказал он.
— Я говорила с сарказмом.
Входная дверь открылась. Он услышал, как Джон приветствует членов Совета.
— Я знаю, — сказал он, понизив голос. — Но пожалуйста? Только один раз? Для меня?
Она посмотрела ему в глаза, облизнув губы.
— Это плохо, не правда ли? Что бы это ни было, это плохо.
Он кивнул.
Она сделала глубокий вдох.
— Пожалуйста? — попросил он.
Она вздохнула, не глядя на него.
— Хорошо.
Он улыбнулся ей и быстро поцеловал в лоб.
— Я знаю, что ты будешь подслушивать, — сказал он. — Но, по крайней мере, не показывайся им на глаза. Держи кухонную дверь закрытой.
Она кивнула и поцеловала его в губы. — Не беспокойся.
Он вышел из кухни и пожал руку Грэму, Ронни и Маленькому Ворону, а затем кивнул Черному Ястребу и предложил лидеру совета сесть в кресло. Старик садился медленно и неуклюже, а остальные члены Совета ждали, пока он устроится, прежде чем самим сесть на диван.
Полная Луна молчал, пока Джон не вышел из комнаты, а затем сразу перешел к делу.
— Я видел людей, которые убили моего отца, — сказал он. — Люди с Дэт-Роу. — Его сообщение встретила тишина. — Они были в казино.
Черный Ястреб заерзал на стуле.
— Усы, борода и глазная повязка?
— Да.
Черный Ястреб и остальные кивнули, и Полная Луна сразу заметил, что никто из них не был шокирован или удивлен этой новостью. Никто из них в его словах не засомневался.
— Они выглядели точно также, — сказал он им. — Они не постарели.
Члены Совета снова кивнули, как будто убийцы, которые никогда не старели, были обычным явлением. Он перевел взгляд с Грэма на Ронни, с Маленького Ворона на Черного Ястреба. Что-то здесь происходило. Что-то, чего он не понимал. Он чувствовал это в воздухе, какой-то скрытый смысл в этом молчании. Он взглянул на закрытую дверь кухни, где, как он надеялся, их подслушивала Розали.
Он откашлялся.
— Кто-нибудь еще их видел?
Остальные посмотрели друг на друга, покачали головами.
— Только ты, — сказал Черный Ястреб. — Ты единственный.
— Там же был убит отец Одинокого Облака…
— Ты говорил с Одиноким Облаком?
— Нет, — признался Полная Луна.
— И не надо.
— Почему?
— Это будет решать совет. Ты правильно сделал, что доложил нам. Черный Ястреб наклонился вперед. — Ты точно больше никому не говорил?
— Нет. Но я собираюсь рассказать об этом Одинокому Облаку.
— Ты не можешь. Совет…
— Они убили его отца. Он имеет право знать.
— Чего ты хочешь добиться, рассказав ему? — спросил Ронни. — Как ты думаешь, что он может сделать?
— Это принесет только боль, — сказал Грэм.
— Ну и что ты собираешься делать? — спросил Полная Луна.
— Что совет собирается делать по этому поводу?
Голос Маленького Ворона, когда он говорил, был испуганным.
— Ты не собираешься туда идти?
До этого момента он и не задумывался, но именно это и собирался сделать.
— Я должен, — сказал он.
Черный Ястреб кивнул.
— Это правильно, — сказал он. — Если он их видел, то видел не просто так.
— Но… — начал Ронни.
Черный Ястреб заставил его замолчать.
— Не нам об этом говорить.
— Я скажу Одинокому Облаку, — сказал Полная Луна.
Черный Ястреб кивнул.
— Тебе решать.
После ухода совета Розали вышла из кухни. Она была напугана, но поддерживала его. Он обнял ее и крепко прижал к себе, и они вдвоем сели в гостиной с Джоном и рассказали ему о Дэт-Роу. Было уже за полночь, когда они закончили разговор. Розали устала и хотела пойти спать. Полная Луна сказал ей идти одной, он еще не собирался ложиться около часа.
Он вышел на улицу, посмотрел на ночное небо сквозь тополя. Сегодня дул теплый ветерок пустыни, и за много миль он нес с собой успокаивающие звуки реки Хила.
За много миль.
Он думал о Дэт-Роу. С тех пор, как убили его отца, он не возвращался ни на улицу, ни в Рохо Куэльо. Насколько ему было известно, и никто из его племени тоже. Вероятно, теперь это был обычный город, как Тусон, Темпе или Каса-Гранде, с торговыми центрами, подразделениями и кабельным телевидением. Но для него самого и для большинства членов племени, это было плохое место, злое место, навсегда испорченное его историей, его прошлым.
Он узнал о Дэт-Роу от своего отца. Ему было девять, может быть, десять лет, когда отец привел его на холм с видом на город и указал ему на улицу.
— Она называется Дэт-Роу, — объяснил отец, потому что там погибло очень много людей. Там и его убили.
Он сказал, что его отца убили в этом Ряду, также как и деда, и прадеда.
— Их убили на улице, как собак. Избили и закололи. А в это время другие люди, белые люди, стояли и смеялись.
— Но это противозаконно.
— В этом Ряду это не имеет никакого значения. Закон там не властен, его никогда не было и никогда не будет.
— Сколько лет этому Ряду? — спросил Полная Луна.
— Тень прошла по лицу отца. — Старый.
— Насколько старый?
— Это место было здесь еще до основания города. Рохо Куэльо вырос вокруг него.
— Оно старше, чем…?
— Оно старше племени, — сказал отец и замолчал.
Полная Луна посмотрела вниз на улицу. Раньше он ничего не чувствовал, но теперь казалось что-то зловещее в фальшивых фасадах старых зданий, в деревянных тротуарах и столбах. Это было похоже на улицу из вестерна, тип фильма, который он любил больше всего, но в то же время это выглядело иначе, отличаясь от гламурного мира за экраном чем то, что он не мог определить.
Старше племени.