Ночью он лежал в своей постели и смотрел в потолок, прислушиваясь к всхлипываниям матери за стеной. Лежал долго и не мог... вернее, не хотел заснуть.
Потом встал. Взял плитку шоколада, осторожно развернул и долго смотрел на аккуратные золотисто-коричневые клеточки, уже начавшие подтаивать от тепла его рук. Отломил большой неровный кусок, сунул в рот и проглотил, почти не жуя и не чувствуя вкуса. Потом другой, третий... его затошнило, и он, еле удерживая позыв на рвоту, побежал в туалет.
***
Карина, Эмиль, Петер, Леннарт и Улоф собрались вокруг кемпера. Стефан к тому времени уже встал, отряхнулся и поднял телефон. Потер ушибленное плечо.
— Покрытие есть. Я только что звонил маме. — Лицо его исказила горестная гримаса.
Только Карина поняла почему.
— Что она сказала? Как Бенгт?
Стефан промолчал, но взгляд его был достаточно красноречив. Она хотела еще что-то спросить, но Петер ее опередил. Пружинистый шаг, прыжок — и он оказался на крыше рядом со Стефаном. Достал айфон, посмотрел на дисплей и покачал головой:
— Ноль.
— Повыше, — кивнул Стефан. — Я стоял на стуле. Граница где-то там, метрах в двух. К тому же у меня вот это, — он показал свой телефон Петеру.
Петер перевел взгляд со своего айфона последней модели на «Нокию» Стефана. «Бугатти» и «вольво-240». Другой век. Но, говорят, у старых мобильников прием лучше.
— Можно? — он потянулся за телефоном Стефана.
Стефан отвел руку.
— Аккумулятор садится очень быстро. Если звонить, надо быть уверенным, что дозвонимся.
— А как мы можем быть уверены?
— Надо подняться как можно выше.
Оба одновременно уставились на небо, словно ожидая, что сейчас оттуда спустится веревочная лестница.
Леннарт прокашлялся и поднял, как в школе, руку — попросил слова.
— Извините... вы сказали, что говорили с вашей матерью?
— Да.
— И она вас тоже слышала?
— Да.
— Спасибо. Это все, что я хотел спросить.
Улоф уставился на него с недоумением. Леннарт пожал плечами.
Все замолчали, обдумывая новость. Тишину первым нарушил Эмиль.
— Мам, — спросил он, прижимаясь к бедру Карины, — а мы скоро поедем домой?
***
Секрет удавшихся коричных булочек — количество оборотов. Важно раскатать тесто как можно тоньше, прежде чем намазать его маслом и смесью приправ и свернуть в рулет. Обычно достаточно четырех движений скалкой, в кондитерских обычно делают пять оборотов, а Майвор раскатывает семь раз.
Детям не должно быть стыдно, когда их просят принести в школу домашние лакомства для продажи на какой-нибудь детской ярмарке. Ее булочки расхватывают в одно мгновение. Люди, ничего не понимающие в стряпне, удивляются — почему именно эти булочки такие вкусные и такие воздушные, а те, кто знает, подмигивают:
— Семь раз, Майвор? Как всегда?
И не просто семь оборотов — важно, каких оборотов. Не все умеют обращаться со скалкой, найти нужную пропорцию, когда следует нажать посильнее, а когда дать скалке поработать собственным весом. И, конечно, не жалеть масла в тесто, чтобы не прилипало к столу.
Тут-то и главная закавыка. Разделочный столик в кемпере крошечный. Чтобы напечь булочек на всю компанию, придется разделить тесто на семь, а то и восемь комков и раскатывать по одному. Надо признаться — удовольствия мало.
Она достала муку, молоко, сахар, дрожжи, масло, корицу и кардамон. Скалку, половник, скребок. Духовка неплохая, а для полевых условий — просто замечательная. Хватит на две закладки. Замесила тесто и накрыла полотенцем.
Одна беда — мало места на столе.
Сколько раз самые ее лучшие намерения разбивались в пух и прах из-за каких-то пустяковых причин, из-за мелочей существования, из-за непонимания окружающих! Если бы за каждый такой случай ей платили десять крон, она была бы богаче царицы Савской.
Дети, давайте слепим снеговика — снег сухой. Смотри, Дональд, какой славный свитер я тебе нашла — шею режет. Соберемся вечером, я испекла чудесные кексы— все уходят по своим делам. Правда, вкусно? — «Не разберу, простужен».
И так далее, так далее, так далее...
Она сжала кулаки. Дональд сгорбился на диване и беззвучно шепчет что-то одними губами. Абсурдный человек. Майвор помнит письмо от него — давным-давно, еще до свадьбы. Вернее, не все письмо, а последнюю строчку.
Ты — моя мечта.
Кто бы мог предвидеть?
Она смахнула слезу. Все надо называть своими именами. А выдумка Дональда, что ее якобы не существует, что она всего лишь плод его фантазии, — неслыханная наглость. Кто воспитал его детей? Кто вел хозяйство? Кто стирал его белье? Кто выстрадал десятки вестернов в кинематографе? Плод фантазии?
Ну ладно, не стоит преувеличивать. Вестерны она и сама любила.
Майвор посмотрела на лысую голову мужа, ту самую, в которой, по его дурацкой теории, она только и существовала. Перевела взгляд на пекарские доспехи. А что, если...
Нет, Майвор. Еще чего. Укокошить мужа скалкой! И тут же вспомнила таинственные знаки на стенке кемпера. А почему бы и их не стереть?
— Дональд, можешь пересесть? Тесто подошло.
— Зачем?
— Я буду печь булочки.
— Печь?
— Да, печь.
— Зачем?
Господи, как она устала! Иногда кажется, что провела в подобных препирательствах всю жизнь... Майвор добавила металлических ноток, которыми пользовалась очень редко.
— Дональд! Пересядь. И немедленно.
Мало ли что он думает о своей несуществующей жене, но, когда слышит именно эту интонацию, он знает — лучше не связываться. Проворчал что-то, встал и пересел на кровать.
Вот так.
Майвор, напевая «Хамбустинту в мини-юбке», убрала все со столика — вот она, желанная пустая поверхность чуть не в квадратный метр. Совсем другое дело. Можно приступать к булочкам. Не потому, что ждет благодарности, — нет. Она просто-напросто выполняет свою миссию — накормить, приласкать. Позаботиться. Все люди по сути своей малые дети.
А какой ребенок, если он в своем уме, откажется от ее коричных булочек...
***
Постепенно начали расходиться. Стефан и Петер, стоя на крыше кемпера, обсуждали, как и из чего построить конструкцию, позволяющую подняться еще на пару метров ближе к равнодушно-синему пластмассовому небу. Леннарт и Улоф направились к своему вагончику.
— Почему ты спросил? — поинтересовался Улоф. — Насчет его мамы и все такое?
— Потому что странно. Это означает, думаю, что мы где-то находимся.
— А раньше ты так не думал?
— Нет. А ты?
Улоф остановился и наморщил лоб.
— Нет, — сказал он после паузы. — Я сейчас покопался, вспомнил, что я думал... нет, и я так не думал.
— Вот видишь. А теперь... — Леннарт махнул рукой в сторону бескрайнего газона. — А теперь выходит, что мы все же не то чтобы нигде, а маленько где-то. Так что, может, и не такая дурость с этими вешками.
— А может, и дурость.
— Может, и дурость. Но уверенности нет. Что дурость, я имею в виду.
— Лучше не скажешь.
Леннарт поднялся по лесенке в кемпер, а Улоф свернул посмотреть на растения. Смысла никакого — прошло самое большее четверть часа, как они их посадили. Растения иной раз реагируют на изменения в составе почвы очень быстро... но все же не так быстро.
И все же... цветы герани — не приобрели ли они более насыщенный красный оттенок? Обычно растения при пересадке вянут — им нужно оправиться от шока. А тут, похоже, они чувствуют себя в своей тарелке с самого начала.
Хотел нагнуться и посмотреть поближе, но его остановил громкий шепот Леннарта:
— Улоф-ф-ф... У нас гости.
Гости — это Молли. Она свернулась клубочком на диване и, похоже, заснула. Леннарт и Улоф долго на нее смотрели — в их потрепанном домике-вагончике она выглядела как очаровательная принцесса эльфов, заблудившаяся в заколдованном царстве и задремавшая от усталости в жилище троллей.
Необыкновенно хороша собой.
А сами тролли понятия не имели, что делать. Начали советоваться шепотом — пойти к матери с отцом и сказать, чтобы не волновались? Или разбудить? Пока они решали этот непростой вопрос, Молли проснулась. Села и потерла кулачками глаза.
— Ой, я заснула, — сказала она тоненьким голосом.
— Ничего страшного, — успокоил ее Улоф. — Лишь бы родители не беспокоились.
— А что ты здесь делала? — решился Леннарт.
— Ничего. Хожу, смотрю, где и что... И захотела спать. Надо идти домой.
Она встала с дивана. Послышался странный шорох. Леннарт насторожился и остановил ее у дверей.
— Погоди-ка... а что у тебя под майкой?
— Ничего...
Леннарт вздохнул и показал большим пальцем на кухонный стол. Полпакета «Твиста» исчезли. Молли попыталась проскользнуть мимо Леннарта, но он загородил ей дорогу.
— Положи на место конфеты, — сказал он спокойно. — А потом можешь идти.
Молли посмотрела на него круглыми испуганными глазами и сказала:
— Помогите.
— Я ничего не скажу твоим родителям, что ты воруешь, — сказал Леннарт. — Но конфеты верни.
Молли еще шире раскрыла глаза и повторила, на этот раз громче:
— Помогите!
Улоф никак не мог сообразить, что испугало его больше: то, что она пытается инсценировать, или то, что крошечная девчушка придумала такой коварный ход. Он уже собрался отпустить ее на все четыре стороны, но Леннарт был непреклонен.
— Даже не пытайся. Твой папа видел — мы вернулись несколько секунд назад. Даже не пытайся, — повторил он, повысив голос.
Что-то изменилось во взгляде Молли. Она уставилась на Леннарта, словно меряясь с ним силами, пожала плечами и вернулась на диван, опять прошуршав пакетом с ирисками. Сложила руки на груди, оперлась подбородком на кулачки и спросила:
— А почему вы живете вместе?
Леннарт сжал губы в тонкую ленточку, видно было, что готов разозлиться всерьез. Улоф же подавил раздражение — мало ли что. Девчонка испугана, хочет вывернуться.
— Потому что нам хорошо вместе.
— А вам очень хорошо вместе?
— Вот что, — сказал Леннарт. — Положи на место пакет с ирисками и дуй отсюда.
Молли некоторое время изучала его внимательно и сделала вывод:
— Вам очень хорошо вместе.
— И что? — пожал плечами Улоф, стараясь соблюдать детскую интонацию. — И что в этом плохого?
Теперь тщательного изучения удостоился Улоф.
— Давайте поиграем? — неожиданно спросила Молли.
Леннарт вздохнул.
— Пойду схожу за твоим папой.
— Не стоит. А вдруг я скажу что-то не то, и он разозлится. Давайте лучше поиграем.
Фермеры остолбенели. Ни тот ни другой в жизни не встречал таких детей. Как будто совершенно другой биологический вид, другой отряд млекопитающих, чьи инстинкты невозможно предугадать.
Молли широко раздвинула руки и похлопала по столешнице справа и слева от себя — садитесь, мол, что же вы медлите. Я жду.
— Идите же! — Молли театрально вздохнула. — Значит, так. Если я выиграю, то оставляю себе то, что у меня есть... если, конечно, у меня это есть. — Невинный взгляд. — Оставляю себе то, что у меня есть, и ухожу.
Леннарт слегка расслабился. Вид, конечно, неизвестный... зверушка странная, но вряд ли опасная.
— Не особо чтоб справедливые условия. А что мы можем выиграть?
— Я же сказала — то, что у меня есть. И я никому не буду рассказывать, что вам так хорошо вместе.
— И рассказывай, сколько хочешь, — сказал Улоф намеренно детским голосом, немного нараспев. — Тут нет никакого секрета.
Молли поморщилась — ей явно не понравилась попытка Улофа подладиться к ее возрасту.
— Играем в «камень, ножницы, мешок». И я должна выиграть пять раз.
— То есть набрать три или четыре из пяти?
— Нет. Я должна выиграть пять раз подряд. Если нет — выигрываешь ты.
Улоф улыбнулся. Леннарт вообще не любил азартные игры, но тут не смог противостоять соблазну. К тому же он неплохо играл в эту игру — насколько можно неплохо в нее играть. Конечно, все зависит от случая, но психология тоже играет роль, особенно когда долго играешь. Раньше они с Улофом пользовались игрой в случае расхождения мнений, но Улоф в конце концов отказался — обнаружил, что Леннарт выигрывает три раза из четырех.
— О’кей, — Леннарт сел напротив Молли.
Молли показала на Улофа и приказным тоном сказала:
— Ты будешь судьей.
Улоф не стал садиться — так и остался стоять около стола.
Леннарт и Молли сжали кулаки и проскандировали:
— Раз, два... три!
У Леннарта — мешок. У Молли — ножницы.
— Раз, два... три!
У Леннарта опять мешок. У Молли опять ножницы.
— Раз, два... три!
У Леннарта на этот раз камень, а Молли... Молли показала мешок.
Леннарт облизал губы, прокашлялся и уселся поглубже.
— Раз, два... три!
Леннарт — мешок. Молли — ножницы.
Четыре — ноль.
— Ты что, Леннарт? — спросил Улоф. — Совсем, что ли?
Но Леннарт даже не посмотрел на него — впился глазами в Молли, будто хотел прочитать ее мысли.
— Раз, два... три!
Леннарт выбросил камень. Молли... мешок.
— У меня мешок, — громко, но без особого торжества сказала Молли, достала из-за пазухи пакет с «Твистом» и поставила на стол. Достала ириску, неторопливо развернула бумажку и сунула конфету в рот.
Леннарт почесал в затылке.
— Ну ты и ловкачка.
— М-м-м, — согласилась Молли с набитым ртом, посмотрела на Улофа и сказала невнятно: — Ты тоже.
— Что — ты тоже?
— Тоже поиграй со мной.
Улоф даже вздрогнул, потрясенный самоуверенностью Молли в игре, где на девяносто девять процентов правит случай. Почему бы не попробовать, тем более что проигрывать все равно нечего, зато прекрасный случай немного подразнить Леннарта.
Леннарт встал, но Молли знаком приказала ему оставаться на месте.
— Только подвинься немного.
Леннарт сдвинулся к краю. Молли переехала поближе к нему, и для Улофа освободилось место на другом конце диванчика. Он сел и покосился на Леннарта — обычно они сидели друг напротив друга.
Молли дожевала ириску.
— Оба, — решительно сказала она.
— Как это — оба? — удивился Улоф.
— Я играю против вас двоих. Двумя руками. Против тебя, — она кивнула Леннарту, — левой, а против тебя — правой.
Леннарт и Улоф выставили кулаки, Молли сделала то же самое, но двумя руками.
— Раз, два... три!
Левая рука Молли — ножницы против мешка Леннарта. Улоф выкинул камень, но раскрытая правая ладонь Молли изобразила мешок.
Они попробовали еще раз. И еще раз. После пятого раза фермеры словно впали в транс.
— Раз, два... три! Раз, два... три!
Молли выиграла кряду двадцать матчей, по десять на каждую руку. Даже ничьей ни разу не было. Молли сунула в рот еще одну ириску, встала, забрала пакет и пошла к выходу. У двери обернулась.
— Со мной надо по-доброму. Теперь поняли?
***
На обратной стороне квитанции Стефан и Петер нарисовали схему — что-то вроде лесов, которые позволят им подняться повыше и поймать более или менее стабильный телефонный сигнал. Похоже на импровизированные вышки, которые строят на лосиной охоте.
Насколько им известно, в лагере нет ни молотка, ни тем более гвоздей, поэтому Стефан предложил систему с самозатягивающимися веревками. Он прошлым летом таким способом строил хижину на дереве для Эмиля — не хотел вбивать гвозди в живую древесину.
Но из чего строить? Никаких досок в лагере тоже нет, за исключением деревянного настила в палатке Дональда, а Дональд, с тех пор как Майвор обнаружила кресты на кемперах, не показывался. Все зависит от его настроения.
Стефан и Петер почти подружились, пока обсуждали детали задуманного проекта. Рисовали точки крепления, вспоминали школьные уроки физики. Прикидывали центр тяжести. Единственно, о чем они не говорили, — зачем. Кому и зачем они собираются звонить? Впрочем, у Стефана возникла довольно странная идея, и он как раз собирался поделиться ею с Петером, но тут подошла Карина.