Девушка вздохнула: с одной стороны, отчаявшись найти понимание, а с другой — обретая в этих словах утешение. Те, кто всю жизнь служил, воспринимали произошедшее совершенно иначе, чем те, кто всегда был свободен.
— Если вы решите уйти — я пойму…
Вот тут маленькая кухарка, сама словно из сдобного теста, посмотрела на хозяйку пусть все так же искоса, но остро и ясно:
— Как мы вас бросим-то? Нехорошо это, ой нехорошо. Ни люди не поймут, ни Боги. Никому не нужен слуга, который бросил хозяина в беде. Тут мы жили, да тут и помрем, грех жаловаться.
Жозефина набрала в грудь воздуха — возразить… но замолчала, ничего не успев сказать.
— Так я пойду, госпожа? — спросила Агнес, глядя в сторону.
— Да, разумеется, — и кухарка с явным облегчением ушла.
Спросив у Мартина еще пару бутылок вина — «и, пожалуйста, получше», — Жозефина ушла на конюшню к Сержу. Выпили за упокой души Жана, и старый конюх чуть не слово в слово повторил то, что уже сказала госпоже Агнес. Разговор ненадолго был прерван Мартином, который со всей вежливостью сообщил госпоже о грядущем приезде стряпчего и получил наказ тревожить ее, только если случится нашествие болотных химер.
Нашествие болотных химер в лице Дональда Барбуса, главы Гильдии наемников, все-таки случилось раньше, чем Жозефина проснулась. Она не торопясь совершила утренний туалет и вышла к посетителю с боевым гарнитуром на поясе.
Барбус, при полном параде — сапоги начищены, перевязь с бляхами, кираса с эмалевым гербом Гильдии на груди, — ждал, не решаясь присесть. Жозефина поприветствовала его почти незаметным кивком, обычно приберегаемым нобле для людей низкого происхождения, но облеченных должностью, которую по какому-то странному стечению обстоятельств совсем не замечать нельзя. Госпожа взирала на него, положив изящные руки на подлокотники кресла, и Барбус внезапно почувствовал себя маленьким, незначительным и крайне виноватым — то есть еще более неуютно, чем ощущал себя до ее появления в зале.
— Доброе утро, госпожа де Крисси, — начал он. — Надеюсь, вы довольны вашим эскортом?
— Да, вполне. — Она изучающе смерила его взглядом, и только он позволил себе облегченный вздох, как она добавила: — Больше, чем вашей внимательностью.
Бедолага вместе со своей кирасой совсем уж сжался и принялся судорожно разыскивать слова вместе с мужеством.
— Что ж, это уже… хорошо. Сегодня я пришел засвидетельствовать свои соболезнования по поводу произошедшего: ужасный, ужасный случай… и, кроме этого, дабы восстановить в ваших глазах доброе имя моей Гильдии, дать вам личный отряд охраны, — тут в его лебезящем тоне появилась некая уверенность, и нобле де Крисси прищурилась, уже зная, что он скажет дальше. — Да, десяток отличных ребят, всего за…
Искра в глазах вспыхнула молнией — холодной и обжигающей — вдоль парных клинков взгляда.
— Полагаю, о деньгах речи не пойдет. Доброе имя дороже любых денег, не так ли? — прожурчал голос хозяйки. Умея ощущать чужие эмоции, она умела и заставить почувствовать свои — с равным успехом обращая их и в ласковое покрывало, и в разящее лезвие.
— О да, конечно… то есть, я имел в виду… о нет, несомненно! — Лицо Барбуса цветом уже смахивало на вареную свеклу, а достаточно чувствительный нос мог обонять запах пота, сочащийся из-под кирасы. — Желаете, чтобы я представил их немедленно?
— Да, разумеется.
Она встала и пошла к главному входу; двери услужливо распахнули сопровождавшие ее вчера гильдейцы, и, уже перешагнув порог, она уловила эмпатическую волну — кажется, глава Гильдии наемников не пользовался настоящим уважением даже у тех, кого обеспечивал работой.
Наемники уже ждали во дворе — правда, не десять, а девять отличных ребят; строго говоря, их было восемь, потому что девятой была женщина, но, коль речь идет не о полах, а о бойцах, ни к чему столь углубляться в науку счета. Их было девять — все в броне, при конях и оружии, и, что едва ли не более важно, все они были северянами: об этом говорили и лица, и детали одежды и брони, и оружие. На Севере обитали жилистые, светлоглазые люди с характерным разлетом бровей; тамошние бойцы предпочитали копья, а в ближнем бою — широкие одноручные клинки, тяжелые и неудержимые в своем смертельном певчем полете, и топоры, чей удар был равно опасен, каким бы концом ни били. Там длинные боевые ножи дарили пятилетним детям, не делая различий между мальчиками и девочками, и обращаться с ними умели все.
— Господа, это — Жозефина де Крисси, ваша госпожа на ближайшую луну. Вы обязаны защищать ее, исполнять все ее приказы, касающиеся охраны ее лично, ее людей…
…и так далее, и тому подобное, никому из присутствующих не интересное. Девять взглядов и еще один скрестились, и наемники коротко, но уважительно поклонились Жозефине. А она, дождавшись, когда Барбус закончит свою речь, исполненным королевского достоинства движением повернула к нему голову:
— Это все, что вы хотели сказать? В таком случае поговорим на следующую луну. До свидания.
Гильдеец поспешно поклонился, кликнул бойцов, которых отрядил вчера, и вся пятерка покинула поместье. Вот теперь настало время знакомства.
Неслышно возник за спиной подошедший по вызову мастер-браслета Мартин, Капрал вместе с мохнатым Солдатом появился чуть поодаль, и Жозефина заговорила:
— Приветствую вас в своем доме, господа. Как вам уже известно, мое имя Жозефина де Крисси, и ближайшую луну нам предстоит постоянно находиться рядом. А вы?..
Из ряда бойцов выступила единственная женщина.
— Каталин, госпожа. Я у ребят за командира.
Она была одета по-мужски, удобно и для поездки, и для боя, но волосы носила в обычной женской, а не воинской косе. Высокая, ладная, гибкая, она была еще молода и в роли главы десятка бойцов смотрелась удивительно подходяще; впрочем, на Севере женщина никогда не считалась менее значимой, чем мужчина, а матерей и воительниц там уважали одинаково.
— Нас здесь четверо младших сыновей, да четыре бастарда, да я. О золоте не волнуйтесь, это проблемы Барбуса.
Они улыбнулись друг другу, как улыбаются люди, ощутившие вкус взаимного тепла. Мать воинов — так называют предводительниц на Севере.
— Это Лаки. — Высокий и худой парень с тонкой светлой косичкой, спускающейся из-за уха. При себе он носил два топора.
— Уиллас. — Тоже блондин, но покрепче и чуть пониже. При нем был широкий северный меч.
— Брэнд. — Ладный, синеглазый, он носил поверх кольчуги широкий пояс с полустершимся гербом на пряжке. На этом поясе висели с полдюжины ножей и короткий тяжелый меч.
— Шэнан. — Гибкий, ростом едва по плечо своим соратникам, он поклонился, расплескав по плечам целую гриву темных волос. Из-за его спины выглядывала булава на длинном древке.
— Витар. — Он был чуть смуглее прочих, темноглазый и улыбчивый. У седла его коня висели копье и тарч.
— Кайса. — Это явно было прозвище. Небольшой и юркий, как Шэнан, он обладал лицом с тонкими чертами и изящным носом и носил два недлинных клинка.
— Ник. — Пушистое золото, никак не желающее спокойно лежать в косе, голубые глаза, мягкое лицо и широкие мозолистые ладони.
— Брайн. — Одетый в длинную серую табарду, он носил косу еще и на бороде, и в конец ее была вплетена бусина. Оба последних носили топоры, и у каждого из девяти были боевые ножи и большие круглые щиты.
Ответив на поклоны, Жозефина взялась решать насущные вопросы:
— Серж, пожалуйста, займись конями. Мартин, будьте добры, разместите бойцов в одном из флигелей, где им будет удобнее, и предоставьте все, что нужно. И вместе с Капралом покажите им двор и само поместье — они должны знать, что охраняют. Каталин, пройдитесь вместе со своими ребятами, а потом найдите меня — можете спросить Мартина, — нам надо будет поговорить.
Все названные кивнули и отправились выполнять указание хозяйки, а та вернулась в дом, размышляя, нарочно ли Барбус прислал ей северян, или это просто удачное совпадение. Помимо прочих достоинств северяне отличались беззаветной верностью серебряным нобле, чьи фамильные владения лежали именно в северных землях. В отличие от южан, северяне со скалистых берегов Хищного моря избрали Путь не Королей — то есть власти, а Героев, сиречь служения, и именно под серебряными гербами чаще прочих рождались Небесные Всадники. И потому, как бы ни были иногда ими недовольны другие нобле или даже королевская династия, вассалы всегда были благодарны Небесным Всадникам за защиту и неизменно ласковое отношение к своим людям, а значит, бойцы Каталин будут служить новой госпоже не за страх, а за совесть. Разумеется, Гильдия наемников тщательно заботилась о своей репутации, и служба ее воинов всегда была безупречной — но есть огромная разница, соблюдать ли сколь угодно неукоснительно положения контракта или служить тому, с кем связывает тысячелетнее переплетение долга и любви. Попросту говоря, Жозефина получила десяток бойцов, готовых защищать ее хоть от стаи драконов и, если потребуется, с улыбкой умереть за нее.
Устроившись в приемной зале, девушка развернула письмо от стряпчего. Помимо формального извещения о необходимости вступить в права наследства, там имелась слабо светившаяся печать и пояснение, что спустя час по прикосновении к ней наследника с подтверждением гербовым перстнем прибудет служащий, чтобы засвидетельствовать законность прав. Под пальцем печать мигнула, а от касания перстня сменила цвет с золотистого на кирпично-красный; оставалось ждать, и Жозефина ушла коротать время в дальний конец правого крыла особняка, в библиотеку. Путь туда лежал через так называемую гербовую залу, где по длинным стенам висели картины, изображающие знаменитых предков — Жозефина подумала, что надо обязательно заказать живописцу портрет матери, — а между ними стояли старинные доспехи, тоже принадлежавшие членам рода. Здесь, в тишине, можно было очень долго бродить по мягким коврам, рассматривая лица и брони, всей кожей ощущая дыхание древних деяний — в холодном металле, в живых глазах, глядящих с портретов… Но книги всегда лучше помогали привести разум в порядок, и заглушаемые толстым ковром шаги прекратились у тяжелой деревянной двери библиотеки.
Там вдоль стен и в середине залы лицом ко входу тянулись открытые, без дверец, длинные книжные шкафы вощеного дерева, в углу стоял стол-конторка — для библиотекаря, буде таковой понадобится, или для любого желающего что-то выписать из книги или снять копию. Жозефина подошла к крайнему справа шкафу, где стояли книги по истории, и вынула знакомый с детства том, переплетенный красной кожей. На обложке красовалось золотое тиснение: карта королевства, она же карта материка, с восточного края которого вниз лился поток, тысячами струй вбегая в море на Юге. Титульная страница красовалась названием: «Мир Чаши, управляемый рукою Трейр, династии славной и обласканной богами», — и королевским гербом, к которому было добавлено писчее перо — знак того, что эта книга издавалась при содействии и по высочайшему благоизволению короны.
Трейры были той самой династией, что пришла к власти в результате Смены Ферзей — точнее, на троне все еще сидел первый ее представитель, — и, разумеется, имела свой взгляд на историю мира, особенно новейшую. Более древние времена они милостиво перекраивать не стали, и потому читать о них можно было, не цепляясь за ложь и недомолвки.
В дверь постучали.
— Госпожа, прибыл стряпчий, — проговорил Мартин с легким поклоном.
— Благодарю, Мартин. Пусть ждет в приемной зале.
Жозефина заняла свое место хозяйки дома, и стряпчий скользнул откуда-то из угла, казенно поздоровался, получил прохладное приглашение присесть и, приобретя некоторое сходство с надутым индюком, приземлился в кресло у круглого стола, обращенное к хозяйскому в четверть оборота. Пока он возился со своей объемистой кожаной сумкой, извлекая оттуда необходимые бумаги, Маленькая Ада принесла письменный прибор, а сама Жозефина внимательно и быстро осмотрела и прощупала служащего. Внутреннее благородство, внятное любому человеку столь же явно, как цвет глаз собеседника, увы, не осеняло его черт, и оттого стряпчий представлял собой зрелище окончательно прискорбное.
— Меня зовут Отто Ландэ, а вы, стало быть, наследница де Крисси. Вот ваши бумаги: на владение поместьем и землей, прилегающей к нему, патенты вашего отца, его пенсия, а также западные земли близ Кастириуса. Пожалуйста, вашу подпись. Вот ваш документ, а вот мой. Надо, чтоб порядок везде был, особенно в таких важных делах!
— Разумеется, — отвечала хозяйка, — а потому подскажите, можно ли с точностью узнать, какие именно земли на Западе принадлежат мне?
— Да, вы можете запросить сведения у землемеров, отвечают они весьма быстро, через седмицу или две.
— Очевидно, вам это сделать проще, пользуясь связями… — Она ждала следующей реплики, и стряпчий не разочаровал:
— Конечно-конечно, если послать запрос сверху, то все будет сделано почти сразу, — заверил он, важно посверкивая хрустальными линзами очков, — всего пять серебряных, и я займусь вопросом лично.
Глазки его так и заблестели, но ничем другим он себя не выдал. Жозефину передернуло, но и она ничего не показала, даже голос не изменился, оставаясь прохладным и ровным.
— Одной будет вполне достаточно, — понаблюдав полмига, как мздоимец смиряется с судьбой, от целого пирога оставившей только кусок — хотя и немалый, надо сказать, — но все равно остается весьма довольным, она добила: — Медной.
Тот аж обмяк, а вернув голос, чуть не взмолился:
— Хотя бы пять! Это, знаете ли, способствует весьма…
— Две.
— Четыре?..
— Три, и ни монетой больше.
Изображая оболганную честность — как делает всякий нечестный человек, на которого нашлась управа, — стряпчий сгреб монеты, которые одну за другой подтолкнула ему по полированной поверхности стола госпожа де Крисси. Попрощавшись с куда меньшим теплом, но и куда большим подобострастием, он покинул поместье. Жозефина осталась сидеть, ощущая все еще витающие в зале эмоции. Человеческая жадность и мелочность натуры, попытки скальных шакалов поживиться грифоньей добычей всегда претили ей. Быть нобле крови выпадает не каждому, но это не повод не быть нобле духа, и уж точно не повод опускаться и вовсе ниже достоинства разумного существа, а пройти мимо такого спокойно, позволяя ему существовать без страха и малейшего зазрения совести, — еще хуже.
— Госпожа желала меня видеть?
— Да, Каталин, идемте. — Жозефина поднялась из кресла, и они направились к спальне. — Я полагаю, вы знаете, почему вас сюда прислали?
— А, конечно, — отозвалась предводительница. — Об этом, наверное, знают все наши, кто в городе.
— А подробности?
Та усмехнулась.
— Наш, с позволения сказать, командор не самый умный человек, но за свою выгоду держится — а какая ж выгода будет, если все о таком позоре узнают, да еще и слухи просочатся? Не-э, о подробностях и нам не сообщали — просто, мол, на госпожу напали, человека ее убили; защищайте.
— Скажите, — после некоторого раздумья спросила Жозефина, открывая дверь своей спальни, — вы более сведущи в подобных делах — кто вообще мог это сделать? Они требовали отдать артефакт…
— Я не знаю, — ответила Каталин, — но для самоубийства есть способы и поприятнее, чем напасть на Серебряные Пики, — и она выразительно перебрала пальцами по оголовью своего меча. Жозефина не очень поняла, о чем речь — никаких пиков в гербе де Крисси не было.
Оглядев спальню, Каталин осталась довольна: защищенное место, и есть где расположиться охране, если возникнет нужда. Показав все, что было нужно — где укрыться, куда выходят окна, что где стоит, — Жозефина вспомнила одну очень важную вещь.
— Для связи с моими слугами у нас есть браслеты; а если понадобится позвать вас?
— А, это легко. Надо просто позвать по имени, и я услышу.
Жозефина поняла, что речь идет о простенькой, на уровне латентных способностей, магии, но сама она такого приема не знала.
— Меня мама этому учила. Вы такой штуки разве не знаете?
— Нет, — призналась девушка. — А меня можете научить?
— Могу, — кивнула Каталин. — Смотрите, значит, меня так учили: надо встать лицом к стенке, представить человека и мысленно позвать его по имени. Попробуйте.
Девушка отвернулась к стене, закрыла для надежности глаза и представила наемницу: ладную, подвижную, охотно разговаривающую и наверняка очень опасную в драке. Беззвучно шевельнулись губы: «Каталин…»
— Слышу, — весело объявила та из дальнего угла комнаты. — У вас хорошо получается.
— А теперь делаем так: спускайтесь вниз, потом выходите из дома, потом за ворота, я каждый раз зову, а вы зовите в ответ. Если не слышите моего зова — возвращайтесь обратно.
— Хорошо, — и, мелькнув светлой косой, наемница вышла.
Все получилось с первого раза: даже за воротами зов было слышно, и Каталин искренне поздравила госпожу с успехом. Прикосновение зова ощущалось эмпатически, а в голове возникал образ зовущего, и становилось необъяснимо понятно, где он — будто внутри появлялся компас, указывающий на него.