Будущего? Я удивленно смотрела на барона. О чем он? Какое разумение о будущем у соплюшек в шесть лет. Будущего. То что будет… потом будет… будущее.
Так же, удивленно и ничего не понимая, я оглядывалась через плечо на дядьку Сирта, управляющего замком, который привез меня в столицу. Дядька Сирт же мял шапку, промаргивался и смахивал что-то с лица, и все стоял, смотря вслед мне. Женщина в странном платье, с чудным именем — недэя Альвия, крепко держала меня за руку и вела в огромные, тяжелые двери громадного дома со странным названием: «Академия». К какому-то будущему.
Глава 3
Максим Медведев
Мы почти справились, горело уже два «Урала». Всё-таки мы неплохо подготовились. Дети гор и степей Тывы чувствовали себя здесь как дома. Но нас было слишком мало, и становилось все меньше и меньше. «А ведь никто не побежал» — подумалось мне. И подумалось с гордостью, хоть и отдавала та гордость горечью перегоревшей соляры. Замолчал пулемётный расчет с неугомонным Олча-оол во главе. Давно отстрелялась винтовка в руках вредного Багай-оол, я своими глазами видел, как за камнем с его позицией разорвалась граната. Метнувший её бандит лежал головой в ручье. Или, вернее, тем местом, где у него была голова. Багай-оол ночами «портил» патроны, подпиливая их вдоль, крест на крест. Плохиш имел за это самое большее количество суток ареста в личном деле, и то, что он должен был уволиться одновременно с друзьями, говорило лишь о количестве дней к отпуску за отличные показатели в стрельбе.
За двумя камнями, прямо передо мной, мелькнули тени. Моих там не было точно. Упёртый в землю автомат плюнул гранату из подствольника вверх. За камнями пыхнуло дымными осколками. Короткий вскрик на несколько голосов подтвердил попадание. Кажется, я зарычал от удовлетворения. Перекатившись в сторону, я повел стволом из стороны в сторону. Тишина. Всё? Шаолини, мы справились. Охренеть! Спартанцы дружно обтекают и вместе с войском Ксеркса нервно докуривают, сбившись в сторонке в небольшую многотысячную кучку.
— Буддисты! — крикнул я в пространство, шаря глазами по россыпям белесых камней. — Есть кто? Сука, шаолини!
Не отрывая приклада от плеча, я выпрямился и попятился в сторону укрытия пулеметного расчёта.
— Оолдар! Кто-нибудь живые! — твою мать. За ногу, да об колодец, как там у них. — Кым-бир кижи!
Пацаны, завязывайте, вам домой ехать. Арагу пить, хымысом запивать. На коняжках носиться, кыс любить.
Я оторвался от прицела и оглянулся. Олча-оол лежал, обняв ствольную коробку своего ПКМ. Второй номер приткнулся виском в камень. Я потянулся к шее заводилы моих шаолиней, пощупать пульс.
— Пацаны! — попытался я пробиться криком сквозь багровеющее пространство. — Оолдар!
Щелчки покатившихся камней заставили меня выпрямиться, обшаривая склон в поисках источника звука. Метрах в тридцати стоял бандит с трубой РПГ на плече. Похожая на литровую банку граната смотрела в мою сторону. Свет померк, убрав контраст мира. Ушли звуки. Я дернул вверх дуло автомата, нажимая спусковой крючок. Калаш злобно рявкнул от бедра, плюнув одиночным выстрелом, затворная рама откатилась назад, осторожно кидая в сторону латунный цилиндрик стреляной гильзы и встала на место уже без следующего патрона. Раструб гранатомета медленно расцвел выхлопом, ярко обрисовав тарель. Я отчетливо видел рвущийся ко мне, вращающийся обтекатель гранаты с раскрывающимися перьями стабилизатора. Толстый, тупоголовый «Танин» в таком ракурсе смотрелся даже красиво на фоне разлетающейся головы последнего бандита. Не один Багай-оол с патронами баловался. «Надо же, попал. И пусть Уильям Коди, ака Буффало Билл, идет стрелять сигареты у спартанцев с Ксерксом» — успел усмехнуться я до подрыва термобарической ТБГ-7В. Сознание затопила ослепительная вспышка.
Тихо, только на грани сознания в ушах стоит тонкий писк-звон. Где там привратник этот с ключами от ворот рая, ну или будем более самокритичны к себе, где там рогатенький с копытами? Нет, вряд ли я в аду. Очень уж тянет сыростью от близкой реки. И почему я так уперся в христианскую религию? Вот тебе и река рядом, может там Харон в лодочке дожидается? А мне и заплатить нечем. Там, вроде как, две монеты за рейс. Или, может, сейчас Один с рогом мёда из козы и окороком от бессмертного кабана подтянется? Типа, эйнхерий, хрен ли разлёгся. А что за запах, знакомый такой? Через кислоту выгоревшего в аду объёмного взрыва воздуха, волнами накатывал домашний запах сирени. Я улыбнулся, лежа на спине с закрытыми глазами. Звон в ушах прекратился, но голоса прорывались как сквозь поролоновую заглушку. Нормально меня глушануло. Голоса? Ещё не все? Перекатившись из положения лежа на спине, я встал на колено, пошарил рукой вокруг, оглядываясь по брустверу. Автомат. Где, твою мать, автомат? «При атомном взрыве, лечь головой к эпицентру, автомат под себя, чтоб не оплавился» — всплыла в мозгу инструкция.
Я находился ровно по центру воронки, метров десяти диаметром. Фигасе, что ж там за заряд был? Глубина ямы метра три. И давно в гранатометы авиационные бомбы заряжают? Кстати, а почему я живой, и ничего не болит? Над валом выкинутой из воронки земли торчали головы любопытствующих. Были и бородатые, но какие-то не такие. Не откормленные морды с черными глазами, охреневающими от ощущения превосходства. Нормальные такие лица, с диаметрально противоположным выражением легкого испуга и разумной осторожности. Увидев, что я зашевелился, наблюдатели двинулись ко мне. Откуда они тут? До ближайшей деревни, насколько я помнил по карте, километров пятнадцать, и то, если не обращать внимания на горы. По прямой в смысле. А это, несомненно, мирные жители, тут и мужики, и бабы, и детишки вон из-за юбок выглядывают. Оружия в руках не видно, ни у одних, ни у вторых, ни, что характерно, у третьих. Ладно, разберёмся. Где тувинцы мои, наверняка многим требуется помощь. Надо народ организовать буддистов моих найти. Да бородачей в кучу стащить. Что ты там лепечешь, старый? Я помотал головой, не понимаю я тебя, по-русски давай. Да что ты руками машешь? Сейчас. Я, пошатываясь, вылез на бруствер. Чтобы тут же сесть. Гор не было. Ни одной в обозримом горизонте. Был лес, если сейчас около полудня, то с востока на юг простирался лес, с какими-то зубчатыми башнями над ним. Километрах в трех западнее моей воронки (моей личной, ага) стояла деревня. Это что за дела? А где горы? Там мои буддисты с шаолинями. Старый, телефон в деревне есть? Что ты головой мотаешь, варежку, говорю, закрой. Телефон, он на всех языках так называется. По-русски кто понимает? Начал накатывать отходняк от недавнего боя. Организм самостоятельно принял решение расслабиться, не увидев в окружении ничего опасного. «Ну как же ничего опасного, а то, что я где-то за тридевять земель?» — попытался я вновь мобилизовать организм. «Железяками и прочим металлом под шкуру проникнуть не пытаются? Всё, а с мозгом сам договаривайся», — увильнули от призыва надпочечники и прекратили подачу адреналина. Затрясло. Я попытался встать и не смог, закурил. Солнце припекало спину, облака медленно перетекали с одного края небосвода к другому. Это куда ж меня закинуло-то?
Я обернулся, почувствовав прикосновение. Женщина, сущая бой-баба на вид, осторожно тянула меня за рукав, показывая в сторону деревни. Ну что ж, зовут — сходим. Тщательно размяв каблуком окурок, я осторожно встал и одернул «песчанку», заодно проверив по карманам, что у меня при себе. В кармане штанов лежала початая пачка сигарет и зажигала из одноразовых, во втором складной нож на четыре предмета: вилка, штопор, отвертка и, собственно, сам нож. В нагрудном кармане разборный Т-образный бритвенный станок в плоской коробке с зеркалом, там же пол пачки сменных двусторонних лезвий к нему и уставная расчёска. Под воротником две швейные иглы с белой и черной ниткой, около метра каждой. Всё, «сидор» с остальными вещами лежал где-то в горах Дагестана на границе с Грузией и Азербайджаном. Рядом с моими шаолинями и сотней бородатых ублюдков.
Глава 4
Где-то…
— Что у нас с выпуском на этот год?
Мягкий, притушенный тяжёлыми шторами свет робко пытался разглядеть огромный чёрный кристалл в обруче короны короля Болдвира IV. Его Королевское Величество держал перед собой, на вытянутых руках, свиток, и болезненно морщился, пытаясь разглядеть размытые дальнозоркостью буквы. Наконец, осознав, что линии так и останутся невнятными, сколько не щурь глаза, он раздраженно кинул бумагу на стол и вперил тяжелый водянистый взгляд в собеседника.
— Семьдесят, Ваше Величество. Из трёх сотен поступивших. — докладывающий запрошенную информацию человек был одет странно. Серый цвет камзола намекал на потуги стать незаметным, но материал одеяния, имперский шёлк, все усилия перечеркивал. Единственное непримечательное пятно в облике человека — лицо, и то было известно каждому в королевстве. Глава Тайной Канцелярии Его Величества Болдвира IV, герцог Лейский. Серый Герцог.
— Замену нашли? — король откинулся в кресле, прикрыв уставшие глаза.
— Нет, Ваше Величество. — глава шпионов зеркально повторил движение короля. — Ни тебе, ни мне. Нет среди них Болдвира Пятого и будущего герцога Лейского.
— Хорошо, время у нас ещё есть. — набрякшие веки вновь обнажили лезвие взгляда короля. — Ищи, слышишь.
— Не зыркай. — лезвие герцога не уступало в остроте. — Ищу. Кстати, можешь пометить себе там. Он рассыпался.
— Рассыпался? Сам? Без внешнего воздействия? Его трогал кто-то?
— Сам, но его трогали. — серый человек вновь прикрыл глаза. — Камней недостаточно оказалось, хотели взять его. Вроде как не успели.
— Но черных в выпуске не было? — король, видимо, пытался полностью выяснить беспокоящий его вопрос.
— Нет. Точно нет.
Болдвир Четвертый вытащил из ящика стола бутылку покрытую пылью и пару стаканов. Всмотрелся в этикетку, отодвинул бутылку дальше, еще дальше. Совсем не по монаршьи потер бумажную нашлепку рукавом, снова всмотрелся в написанное.
— Тьфу ты, старею я Дэк, годы идут, а наследника всё нет. — единовластный правитель окрестностей подцепил пробку залитую сургучём. — Рассыпался, значит. Туда ему и дорога. Получается — почти четыреста лет?
— Триста семьдесят шесть, твоё величество. — герцог принял наполненный стакан. — Зря ты не решился узнать, в чем секрет. Всего четыре осталось. Если он рассыпался, у нас в запасе столько же. Я думаю — не стоит первую партию больше использовать.
Монарх кивнул.
— Сегодня же разобью, не волнуйся. — он поднял стакан, салютуя собеседнику. — За Валлея, пусть примет его древнюю душу Светлый.
Глава 5
Алатана Бэар
Через десять лет обучения в Академии, я, отлично сдавшая экзамены по грамоте, всеобщей истории, счислению, танцам, этикету, географии, астрономии, теории управления хозяйством, теории дара, химии, травоведению, правоведению, награжденная грамотами за соревнования в стрельбе из лука и вольтижировке, стояла, спрятав руки под фартук и склонив голову, перед баронской четой. Дэя Линт и дэй Гролл просматривали сопроводительные документы. И, если барон одобрительно хмыкал, откладывая в сторону очередной свиток с оценками, то баронесса все больше и больше поджимала губы. Насколько я помнила, дэя Линт Академию закончить не смогла. Не мне судить, говорят на отделении, где учились дэи, требования намного выше.
— Выйди, Алатана, — кивнул барон, поглядывая на жену. — тебя позовут, будь в саду.
— Ну что, Сирту в помощь? Стареет уже управляющий. — услышала я последнее, закрывая дверь в кабинет.
Я мерно шагала по садовой дорожке, стараясь не обращать внимания на доносившиеся из открытого окна крики разгорающегося скандала. Будущее, хм. Лучшее будущее, что я видела, состояло из накопления суммы выкупа из крепости. Быть полностью зависимой от воли барона меня не радовало. Меня могли выдать замуж, наказать розгами, а то и кнутом. Отказать в пище, заставить выполнять любую работу. Все что угодно, лишь бы не на смерть. Насильственная смерть закрепленного виллана расследовалась и наказывались даже аристократы. Простолюдины несли всю тяжесть наказания в зеркальном отражении. Убил — умри, украл — верни, плюс штраф в казну в сумме адекватного убытка. Сумму убытка оценивали приставы с даром правды. Семья вилланов на десяток серебрушек могла прожить год. Недэям из городских для комфортного жилья требовалось до ста серебряных монет на тот же срок. Украл недэй у виллана серебряную монету, верни виллану серебряную монету, и в казну десять штрафа. И порой коровенка из захудалых обходилась вору в пять золотых. Нет денег — отработка на обустройстве дорог, на строительстве, в каменоломнях. Сто раз подумаешь перед кражей. Аристократам же просто штраф за убийство виллана, крупный. Для виллана. А красть, я вас умоляю. Зачем? И так все имущество крестьянина вместе с ним принадлежит аристократу. Крестьян могли продать, обменять. С оговорками конечно, но кто там за права неправедно проданного виллана бороться будет. Ну и, слава Светлому, традиции не позволяли аристократам проходить по своим владениям моровым поветрием, карая и наказывая всех подряд. Так и гнев короля вызвать можно, надеже и опоре людей простых, слуг верных. Правда, король последний раз гневался лет так сто пятьдесят назад. Но прецедент был. Про него помнят, на него уповают. Смешно. И вот оно умное слово — парадокс. Как можно накопить денег на выкуп, когда тебе не платят. Вам же не придет в голову платить своему комоду за то, что он ваше платье хранит. Есть лазейки, оказать услугу стороннему аристократу, и он кинет кошель в благодарность. Или со страшной силой и неимоверным напором понравиться, стороннему опять же, аристократу, это для девушек. Или, что реже, аристократке — это уже для парней. Там такая любовь просыпается, он или она выкупает тебя у хозяина, дает вольную, идет против воли родни, женится, роман на пятьсот страниц короче. Но в такие страсти я абсолютно не верила. Или тебя замуж берет свободный. Недэй может попросить разрешения жениться на вилланке, вот только оно ему надо? Приданого не будет. Никакого. Откуда у комода приданое. Свободному проще купить вилланку у хозяина. Пользуй без убийства. Дети же будут свободными только если они рождены в браке. Военная служба — но здесь опять же на тебя должен упасть жребий при наборе войска, потом умудриться не погибнуть в течении десяти лет, и вот ты абсолютно свободный ветеран, с небольшими подъемными по уходу в отставку. Про таких девушек я даже на лекциях по истории не слышала. И еще бега. Податься в них в смысле. Хозяин, конечно, подает тебя в розыск. Там срок меньше чем в армии, пять лет. Не нашли, идешь сама к ближайшему наместнику, в архиве ищешь свой розыскной лист, чтобы доказать, что тебя пять лет найти не могли. И все, ты свободный человек. В тюрьме правда, ты же пять лет налоги не платила. Но там всего год отработать надо. Женщины шьют-ткут-прядут. Мужчины, опять же, дороги-стройки-каменоломни. Да хозяин может не сразу розыскной лист оформить, а через год, предположим. Представьте, пять лет скрываться где-то, даже не представляю где, потом окольными путями к наместнику, а в архиве оказывается, что ты в бегах всего четыре года. Да и искать у нас умеют. Дэи с даром правды отыщут все что угодно. Дорого, но с гарантией. Могут еще продать на королевскую службу. Писарем там, а образования Светлый не дал, то и уборщицей в королевских резиденциях или конторах каких-нибудь. Здесь срок двадцать лет. Скудный паёк, комната в бараках. Ну тут боятся нечего, без вариантов, меня не купят. Не продадут. За меня столько денег плачено Академии. Отучиться в Академии стоило ста золотых в год, обучение десять лет. Цена небольшого замка. Доход с одного виллана в год составлял примерно один золотой, с мастерового виллана, не крестьянина. С того вообще пятьдесят серебряных, половина золотого. Выходило, что мое обучение за год обеспечивало около двухсот крестьян нашего баронства. Подружки в Академии, когда узнавали, что я вилланка, очень ценили шутку и смеялись до слез. Наша преподаватель этикета, недэя Альвия, заядлая театралка, убедительно просила рассказывать о моем происхождении и статусе подругам только в ее присутствии, очень она ценила эти паузы, во время которых осознавание поражало моих однокурсниц. «Так даже в королевском театре паузу держать не могут, истинное наслаждение для утонченных ценителей» — говорила она. И еще она строго настрого запрещала говорить об этом всем вместе, только по одной подруге в три дня, не чаще. «Хоть душой, глядючи на вас, отдохнуть. Я бы даже пьесу написала, — искристо улыбалась эта немолодая дама, — Как положение в обществе учиться помогает или круглые глаза недэй». Жаль только количество подруг у меня в таких случаях уменьшалось. В количестве. Зато я начинала ценить качество. К выпуску из академии со мной продолжали общаться без пренебрежения только двое. Подруга, соседка по комнате, недэя Кира, дочь бывшей вилланки и Голос.