На середине коридора распахнулась дверь, и появился джентльмен неправдоподобной заурядности по росту, сложению и виду. Его неопределенные черты только подчеркивала причудливая алая шляпа из бархата. И лицо под шляпой, насколько видела Софрония, отнюдь не лучилось добротой.
Глава 5
— Фто — фто? — пробурчал мужчина, будто был туговат на ухо.
Лицо его отличалось исключительной бледностью и горделиво выставляло непритязательные усы, которые высоко и как — то осторожно умостились на верхней губе, будто бы слегка стесняясь: того и гляди соскользнут прочь и станут бачками или чем — то, более присущим моде. Мужчина носил очки и через стекла скосил взгляд на Софронию.
— Кто здесь ходит?
У него обнаружилась забавная манера говорить, избегая участия зубов.
«Будто они ему мешают».
— Извините за беспокойство, сэр, — начала Софрония.
— Что это за адский шум? Горничная! — Мужчина пронзил взглядом механизм, преграждавший путь Софронии. — Прекратите это немедленно.
Механическая служанка продолжала пронзительно свистеть.
— Горничная! — заорал мужчина. — Говорит профессор Светлякоуп! Протокол конца тревоги гамма шесть мое око засолено и червь дуется в полночь, возобновляйте предыдущий путь.
Сирена смолкла, горничная отвернулась от Софронии, завращавшись на рельсах, словно вся состояла из шарикоподшипников. И устремилась по коридору.
Мужчина вышел за пределы дверного проема, пропустил горничную, подошел и сердито посмотрел на Софронию.
— Что вы делаете в этой половине владений? Ученицам здесь не дозволено.
— Но, сэр, меня привела леди Линетт.
— Фто — фто? Ну и где она?
Усики затряслись в негодовании.
— Она в той комнате.
— Фто?
— Вон в той. Где избыток кисточек.
В этот самый момент механическая горничная властно ударила в указанную Софронией дверь нагруженным подносом.
Леди Линетт открыла и впустила механизм со всем съестным в придачу. Потом огляделась, встряхнув белокурыми локонами.
— Мисс Тряпочертик, и чем это вы там все время занимались? Это из — за вас механизм поднял тревогу? Я же вас предупреждала. О, профессор, простите, что мы вас побеспокоили.
— Ах, ничуть, ничуть. Я в любом случае бодрствовал.
— Это новая ученица, мисс Тряпочертик. Скрытый рекрут.
— В самом деле?
— Да. Разве не мило? У нас не было их несколько лет.
— Шесть, если точнее.
— Вы как всегда правы, профессор. Моя дорогая, профессор будет учить вас истории, выправке, хорошим манерам, этикету и изысканной манере одеваться.
И тут — то Софрония наконец оторвала взгляд от примечательных усов и заметила, что профессор и впрямь одет с иголочки, как могла бы выразиться Петуния. Вдобавок к шляпе он облачился в вечерний наряд по последней моде, словно намеревался посетить представление в одном из лондонских театров. Софрония нашла это странным, поскольку не существовало возможной причины для столь щегольского облачения на борту воздушного судна. Однако предположила, что такие усилия заслуживают одобрения.
«Уж не носят ли регулярно вечерние наряды на уроках совершенства?»
Профессор добавил:
— Я также учу справляться…
Леди Линетт прервала его резким движением головы.
И профессор закашлялся, скомкав предложение.
— А, скрытый рекрут, вводим их не спеша, да? Полагаю, вы уже встречались с Ниаллом?
— Да, сэр, — кивнула Софрония.
— Остальное позже, а?
— Мисс Тряпочертик, пойдемте! — позвала леди Линетт.
— Приятно было познакомиться, профессор.
— Взаимно, мисс Тряпочертик. Скрытый рекрут, надо же. Ну, продолжайте.
И с этим профессор плавно проскользнул в свою комнату.
Леди Линетт положила руку на лазуритовую с золотом ручку позолоченной двери и помедлила, окидывая Софронию весьма странным взглядом. Софрония предположила, что леди Линетт хотела казаться важной и деятельной, однако выглядела так, словно у нее легкое несварение желудка.
— А теперь запомните, дорогая, что здесь крайне важны проницательность и осмотрительность. Я буду внимательно за вами наблюдать. Вы ведь не хотите, чтобы мы решили, что сделали ошибку в нашем выборе?
Софрония подумала, что тут кроется скорее злая ирония.
«В конце концов, я ведь не просила привозить меня сюда!»
И все же кивнула, дав знать, что готова постараться, потом вступила следом за леди Линетт в золоченую дверь и попала… в рай.
За чрезмерным обилием кистей находились покои, которые можно было бы отыскать в каком — нибудь богатом пансионе. Чудесное отличие состояло в том, что на стенах повсюду висели ряды полок. А полки ломились от сладостей всех возможных форм и размеров: горки птифуров, леденцы, трайфлы, торты с глазурью, заварной крем и иные вкусности, какие только можно пожелать. Софрония изумленно вытаращилась.
— Восхитительно, правда? — спросил чей — то голос.
— А они… они настоящие?
Раздался смех.
— Нет, но выглядят, как настоящие, правда? Мое маленькое увлечение.
В комнате обнаружилась пожилая особа с крашеными в рыжий волосами, добрыми темными глазами и широким ртом. Тем не менее, никто не предрасположен был заметить вышеупомянутые свойства в первую очередь. О нет, прежде бросалось в глаза, что эта женщина обладала манерой, которая предполагала склонность к возвышенному стилю. Софрония могла бы придумать менее деликатный способ это определить: корсет у леди был затянут слишком сильно.
— Вам они нравятся? — улыбнулась незнакомка.
Софрония не сразу осознала, что хозяйка спрашивает не о своих статях, а о выставленной фальшивой выпечке.
— Ну, они очень… похожи на настоящие.
— Однако вы куда больше предпочли бы их попробовать, а не просто поглазеть? Не хотите ли выпить со мной чаю? Мне очень приятно было бы с вами познакомиться. Так давно в школу не принимали кого — то со стороны.
— Шесть лет, — подсказала Софрония, догадавшись, что это просто иное название скрытых рекрутов.
— Правда? Неужели так давно? Откуда вы знаете?
— Мне сказал профессор Светлякоуп.
— Вы познакомились с профессором? Какой милый человек. Определенно высоких достоинств. Ну, леди Линетт, расскажите о нашем свежем прибавлении. Она высокого достоинства?
— Я в этом уверена. У нее есть некоторые сильные стороны.
— И ясно выраженный дух благородства. Мне нравится! Ох, боже мой, мы уже забываем о хороших манерах. Я мадемуазель Жеральдин.
— Настоящая? — на всякий случай уточнила Софрония.
— Конечно, дитя мое. А почему бы и нет? Будто кто — то захочет мной притвориться!
— О, но… — Софрония уловила, что леди Линетт чуть покачала отрицательно головой. «О, да, проницательность и осмотрительность». На этой мысли Софрония сменила тему: — Рада познакомиться с вами, леди директриса. Я Софрония Анжелина Тряпочертик.
И исполнила низкий реверанс.
Директриса побледнела.
— О, милая, нам придется с этим что — то делать. Я буду обучать вас танцам и выбору украшений и туалетов. Как у вас с танцевальными па?
У Софронии бывал лишь один учитель музыки. Его наняли для всех барышень семейства Тряпочертик, но проводил он время по большей части со старшими. А это привело к быстрому отсутствию у младшей вышеупомянутого учителя. И в итоге Софрония умудрилась избежать затяжной пытки кадрилями.
— Боюсь, никак, леди директриса.
— Славно! Очень хорошо. Я больше предпочитаю неиспорченный вкус. Нет необходимости переучивать. А теперь присядьте, прошу. И выпейте чаю.
Софрония села и, секунду поколебавшись, принялась набивать рот маленькими пирожными и канапе, выставленными перед ней в ряд. Это служило доказательством, что они настоящие. И восхитительные на вкус.
«Если инситут совершенства набит пирожными, то я смогла бы со временем его полюбить».
— Да уж, — обратилась директриса к леди Линетт, с плохо скрытым ужасом наблюдая, как Софрония поглощает еду, — у нас непочатый край работы.
— Воистину так.
Софрония прекратила жевать ровно настолько, чтобы успеть задать вопрос, который все еще не давал ей покоя:
— А чей это прототип?
Мадемуазель Жеральдин заметно смутилась.
— Прототип? Линетт, о чем говорит это дитя?
Леди Линетт бросила на Софронию выразительный взгляд, потом затушевала его, принявшись поигрывать локоном.
— Не имею ни малейшего понятия, Жеральдин. Вы же знаете этих современных девушек, они любят иной раз пошутить.
«О, боже, — подумала Софрония, — наверно я уже нарушила наказ проницательности и осмотрительности. Сколько в точности мне следует скрывать от директрисы?»
— Ах, Линетт, иногда у меня складывается впечатление, что я не знаю ничего, что происходит с молодежью в эти дни. Кажется, они разговаривают на другом языке. Не находите?
— Бесспорно, Жеральдин.
Софронии ничего не оставалось, как широко и простодушно улыбнуться и запихнуть в рот очередное пирожное.
У двери раздался стук. Она распахнулась, и поспешно явились неустойчивые усы профессора Светлякоупа, за которыми следовал их скромный владелец.
— Пардон, леди. Леди Линетт, что — то относительно музыкально приближается. Требуется ваше немедленное внимание.
Леди Линетт встала:
— Вам лучше пойти со мной, мисс Тряпочертик.
Софрония набрала полные пригоршни канапе.
— Благодарю за чай, леди директриса. Было очень познавательно.
— Хорошо сказано, моя милая. По крайней мере, ясно, что у нас не будет хлопот с вашим красноречием. Нет, милая, не приседайте. Дважды за вечер я этого зрелища просто не вынесу.
И с этим директриса вернулась к своему чаю. Софрония подозревала, что их отпустили.
Леди Линетт выпихнула ее и профессора Светлякоупа в коридор.
— Что такого важного может быть, профессор?
— Эфирные дальнозоркие монокулярные датчики что — то уловили. Возможно, неприятеля.
— Она ведь не знает? — спросила Софрония.
— Кто что не знает?
Внимание леди Линетт переключилось.
«Проницательность и осмотрительность. Как бы не так!»
— Леди директриса не знает, что на самом деле здесь происходит.
— О, и что же это?
— Детали я сама не совсем понимаю, но вы ведь намеренно держите ее в темноте неведения?
— Нет, дорогая, это вы держите ее в темноте неведения. Вы, ученицы. В том состоит часть обучения.
— И меня тоже вы держите в темноте неведения. Мне полагается о чем — то догадываться? Это проверка?
— Леди Линетт, — прервал разговор профессор, — у нас и впрямь нет времени.
— О, да, ведите, идем. На скрипучую палубу.
— Фто ж.
— Наверно, вам лучше идти следом, мисс Тряпочертик. Вам нельзя болтаться около кисточного отсека самой по себе. Механизмы уже и так взвинчены не на шутку.
Они двинулись по коридорам. Профессор Светлякоуп прокладывал дорогу с упорной быстротой, которая намекала на то, что под этими роскошными одеждами кроется несомненно хорошая физическая форма: должно быть, он спортсмен.
«Возможно, играет в крикет?»
Выйдя на одну из обзорных палуб, профессор отклонился и пошарил по задней части поручней. Там, должно быть, прятался рычаг, которым открывалась секретная дверь. За дверью находились лестницы. Три из них вели вверх. Эти лестницы не освещались газом, окна отсутствовали. Только расположение ступенек не позволял Софронии споткнуться.
Наконец они вышли на самую верхнюю палубу, в точности под одним из трех надутых баллонов. Эта палуба представляла собой полный круг, который простирался от одной стороны корабля до другой. Похоже, круг служил крышей. Перевесившись через поручни, Софрония увидела различные множества выступающих палуб, как огромные полукруглые ступени, ведущие в облачное никуда. Поглядев по сторонам, она усмотрела две другие палубы, в точности как ее, каждая под двумя другими дирижаблями. Далеко в задней части корабля находилась марсовая площадка, висевшая так высоко, что почти касалась снизу последнего дирижабля. Обернувшись, Софрония увидела другую площадку впереди около них. Она была закрыта. И похожа на ванну, опрокинутую вверх дном на другую ванну. Никаких явных средств доступа не наблюдалось, единственное, что поддерживало конструкцию, — это несколько опор и одна длинная балка.
— Что это? — указала Софрония.
— Кабина пилота, — ответила леди Линетт из — за одного из телескопов, которые расположились в ряд по краю палубы.
Профессор Светлякоуп просто стоял, поглядывая в ночное небо. Его усы дрожали то ли под легким бризом, то ли от волнения — трудно сказать, от чего.
— Как она приземляется? — поинтересовалась Софрония.
— Что? — растерялась леди Линетт.
— Школа, как она приземляется?
— Она не приземляется. Совсем. По большей части мы дрейфуем, — ответила леди Линетт.
— Тогда зачем вам нужен пилот?
Профессор повернулся и пронзил ее взглядом:
— Вы задаете много вопросов, маленькая заноза.
— Ну, профессор, сэр, вы предоставляете мне много поводов для любопытства.
Он вернулся к обозреванию небес. И вдруг воскликнул:
— Там!
Леди Линетт повернула телескоп в сторону, куда профессор указывал пальцем.
— Ах, да, вижу. О, боже. Налетчики.
— Прямое нападение? Фто? С трудом верю, что это вероятно.
— Тем не менее лучше предупредить машинное отделение. Пусть разбудят всех «угольков».
— Разумеется.
Профессор расправил плечи в прекрасно скроенном фраке, коснулся полей цилиндра, обращаясь к двум леди, и покинул их. Вместо того чтобы спуститься вниз, как, по предположению Софронии, следовало, чтобы связаться с машинным отделением, он совершил самый выдающийся поступок. Пробежал по балке к кабине пилота. И провернул это с идеальным чувством равновесия и полнейшим бесстрашием, несмотря на ветер и маячившую далеко внизу землю. И так быстро и ловко, как паук. Софрония даже подумала, уж не померещилось ли ей.
— Он может меня научить таким трюкам? — спросила она леди Линетт.
— Боюсь, что нет, дорогая. Овладеть таким мастерством занимает у него больше времени, чем есть у вас.
Такой ответ только пробудил в Софронии воинственность.
«Готова биться об заклад, он работал в цирке».
Однако времени спорить не осталось, поскольку профессор уже вернулся. Его внимание отвлеклось на группу из шести воздушных шлюпок, направлявшихся прямиком в их сторону.
— Лучше объявить тревогу, — предложила леди Линетт.
Профессор Светлякоуп согласно кивнул и стремительно ринулся к латунному ящичку на поручне, открыв его ключом, который достал из жилетного кармана, сунул внутрь руку и за что — то дернул. Громко зазвонил звонок, который, кажется, имел своих собратьев по всему кораблю.
— Когда в будущем услышите подобное, мисс Тряпочертик, то имейте ввиду, что доступ на палубы ограничивается, и все ученицы должны оставаться на своих местах и ни во что не вмешиваться.
На это Софрония ничего не ответила. За все свои четырнадцать лет она никогда не оставалась на месте и всегда во все совала нос. Тем не менее на сей раз последовала указке новой наставницы, поскольку палуба вдруг стала заполняться невесть откуда взявшимися механизмами. Софронии трудно было найти место, где ее не затолкали бы.
Как по команде, механизмы все одновременно встали на задние колеса, упершись с лязгом в палубу, и стали меняться. Как привратник в школе для мальчиков, они открыли впереди люки, одни больше, другие меньше, так что все верхние части торсов отодвинулись назад. Каждый люк выставил ствол, казавшийся маленькой пушкой. Затем одним плавным движением все повернулись и нацелили пушки на… профессора Светлякоупа.
«Господи, — подумала Софрония, — что он такого сделал плохого?»
— Механизмы — солдаты? — спросила Софрония вслух, ни к кому особо не обращаясь. При сложившихся обстоятельствах она заметила, что профессор держит в руках крошечный арбалет. Арбалет был заряжен, но нацелен вниз на палубу и никому не мог причинить вреда.