— Нам решать судьбу Стояна, но нет в моем сердце понимания. Словно не одну историю мы услыхали, а разные, не связанные промеж себя. И, коли видаки не лгут, то мимо проскользнуло что-то еще. Что-то неслышное, подлое, скрывающее свое лицо. Большое зло пришло в наше селище. Чую: пролилась невинная кровь рукою невинной. А зло витает вокруг и злорадствует. Новое непотребство готовит и скоро выпустит его на нас.
— Что это?! — выпалил ошарашенный не менее других Радей.
— Как это: невинная кровь невинной рукой, — немедля ухватился за соломинку Даривой.
— Так не бывает! — выкрикнул кто-то, и Деснил хмыкнул, оглаживая макушку Мары.
— Что за дитя? — спросил Ягур, дотоле не встревавший в разговоры, как и прочие паверы.
Но, голос древнего старика, сидящего за спинами вождей у самого столба, те услыхали.
— Мара, — бесстрастно ответил Ягатма, стараясь не смотреть на девчонку. — Дочь вдовы Тиханы, рожденная три весны назад.
— Три? — поразился Радей, неверяще обернувшись на паверов. — Да быть того не может.
— Может, — невозмутимо подтвердил Недимир, косясь на Деснила.
Все сдвинулось в их темном деле. И Мара, как некогда и обещали ему Деснил с Ожегой, сейчас в очередной раз приподнимала его — вождя. Развязывала узел, затянутый взрослыми: и правыми, и виноватыми. Он сам не понял, что поразило его больше: прозвучавшее ли в голове чужим голосом откровение или способ распутать тугой клубок. Тому же, что сам он ничуть не испугался этого голоса, назвавшего ему виновника злодеяния, Недимир как-то не удивился. Готов был после сказок двух мудрых стариков. Привычка верить им не подвела: застигнутый невиданным чудом, он не потерял лица. А уж то, как он прямо сейчас повернет запутанное дело, надолго запомнят во всех пяти Родах. Великим мудрецом прослывет вождь Недимир — усмехнулся он про себя, с трудом не выпустив эту едкую усмешку наружу. А Деснил был прав: зла, вкруг коего Ягатма напустил тумана, от Мары не было, и нет. А вот польза уже не первая. Ведь по чести, мудрецом-то Недимир не первое лето слывет — третье. И мясо тушить для сохранности научил он сородичей, и полы в домах покрывать так, чтоб ноги не стыли. А уж луки новые, сухожилиями проклеенные, и вовсе сердца охотников накрепко к нему привязали — едва не вдвое дальше летит стрела против прежнего. А еще челны новые, на коих приладились надстраивать прежде низкие борта и другое прочее по мелочам — из вождя Рода Рыси в последнее три лета новые приспособы так и перли. И подсказал их Деснил, со слов Мары, коя перед уходом братьев надоумила старика на сии перемены. А получилось, будто все исходило как бы от Недимира, и поднимало его над прочими вождями. Для чего? Для укрепления его власти. А к чему ту власть приложить — грядущее покажет.
— Так что там с невинными руками? — настаивал Даривой, не желая заминать сказанного.
— Невинная кровь пролилась рукою невинной, — твердо повторил Светогор, пронзая взглядом глаза вождя рысей.
— Недимир, растолковать не хочешь? — раздражался все больше вождь медведей. — Чтоб понятно стало!
— Все и так понятно, — сухо возразил Радей, косясь на затаившегося Недимира. — Только вот доказать как? А?
— Слушайте, дети Белого народа! — поднялся с места Недимир. — Я — вождь Рода Рыси! И теперь мой спрос будет!
Он перевел дыхание, и мысленно проворчал, мол, заварила ты кашу, дочь Тиханы. Сама-то своим чародейским побытом знаешь, кто тот злодей, а мне, как такую осведомленность народу объяснить? Это мгновенное колебание никто не заметил — лицо Недимира тут же осветила злая уверенность. В его голове прозвучал подсказкой ответ и на этот вопрос. Ну, смотри, девка — мысленно погрозил он пальцем и сел, как ни в чем не бывало. После чего преспокойно, будто и не возмутил жгучего любопытства, принялся вызывать одного за другим молодых охотников-рысей. И каждому прилюдно задавал одни и те же вопросы. Наперво, не сходился ли ты, молодчик, пусть и накоротке в беседе с помирающим ныне женихом из орлов? Следом: не знаешь ли ты кого иного из рысей, что такую беседу вел, или же видел, кто терся возле Северко? Даже кровно заинтересованный Даривой, окоротил свое нетерпение и слушал со вниманием. Хотя правда стала проступать нескоро. Ибо лишь двое из опрошенных парней и молодых мужчин припомнили, что да, видали, как Обрян уединялся на берегу с Северко.
А потом Недимир задал третий, самый важный вопрос: а кто видал жениха-орла сразу после той прогулки с Обряном? И вот тут-то видаков нашлось сразу пятеро. Три девчонки-малолетки, тащившие от реки выполосканные рубахи — Северко выскочил из кустов прям на них. И взбешен был так изрядно, что нешуточно их перепугал. Почтенная мать семейства, с коей он столкнулся почти тут же и тоже озадачил недостойным для жениха поведением. Но, то все бабы, а потому главенствующим оказался рассказ пожилого охотника-медведя. На него Северко налетел, не отбежав от женщины и десятка шагов. Последний видак еще не отговорил, а вокруг упомянутого Обряна начала образовываться пустота. Лишь его отец встал плечо к плечу с сыном и набычился. Младший брательник Гордияна — Предой — вывалился к ним бешеным лосем. Лютая ненависть в его побелевших глазах, обращенных на Недимира, гостям объяснила многое — свои-то и так все знали об этом семействе. И теперь в подлости, свершенной их щенком, уверились. Осталось прояснить, в какой именно.
— Все ложь! — завопил Гордиян, спиной отгораживая сынка от тяжелых взглядов вождей.
Недимир вновь поднялся с места и неторопливо сошел со шкур на землю. Рядом тотчас оказались жаждущий справедливости Светогор и Драговит, науськанный немым приказом Мары. В затылок отцу дышали Палюд и давившийся яростью Радей. Но, ни один из обвинителей пока не хватался за ножи. Не торопился нарушить запрет, налагаемый честным судилищем.
— Посторонись, — тихо приказал Недимир, останавливаясь в трех шагах от старинного недруга. — Посторонись добром, Гордиян.
— Пусть я сдохну, коли эти твари не лгут! Все они поют с твоих слов! То всякий знает! — выкрикивал тот, отступая и оттесняя сынка.
Тот, прижавшись к отцу спиной, затравленно крутил головой — искал лазейку промеж теснившихся охотников. Предой схватил его за руку, а сам, оставаясь в полушаге за спиной брата, тащил из-за пояса нож. Ждал матерый зверюга, ждал ошибки Недимира, что даст законное право прикончить его. Драговит на мгновенье оглянулся на сестру, беспокоясь. И, повинуясь общему вздоху ужаса, тотчас вернулся к защищающейся троице. Гордиян, пошатываясь и бледнея на глазах, старался укрепиться на предающих его ногах. Вот они не сдюжили, и мужик грузно брякнулся на колени, хватаясь за грудь. Взвыл и завалился на бок, подрагивая и вытягиваясь во весь рост. Ошалевший от такого поворота Предой даже не поспел поддержать брата. Толпа по-тихому стягивала кольцо вокруг сородича, навлекшего на себя смерть лживой клятвой. Многие тискали руками амулеты на шеях и бормотали отводящие беду заклинания. Ягур с Ягатмой, даже не поднявшись со своих мест, о чем-то шушукались промеж себя, косясь на происходящее. Драговит с Палюдом уже единым порывом обернулись к Маре — та даже не пошевелилась, равнодушно разглядывая облака на горизонте. А вот Деснил едва заметно качнул головой — как и они, старик понял, чья кара на самом деле постигла гада.
— Мертв, — удостоверился Радей, присев у недвижного тела, и озадаченно выпалил: — Поделом! Но спросить-то с кого? В чем вина-то его?
— Что скажешь, Обрян? — чересчур спокойно поинтересовался Недимир у остолбеневшего парня. — С кого спрашивать станем?
— С сына! — хрипло выдавил Светогор и схватил извертевшегося в кругу охотников парня.
Он обрушил его на землю, скрутил руки поданным кем-то ремнем, а после поднялся и взгромоздил Обряна на ноги. Развернул исцарапанной злобной мордой к вождям и спросил:
— Чей спрос?
— Мой! — возвысил голос Радей, ровно кто отнимал у него священное право.
Никто и не спорил. Даже Предой не тронулся с места, продолжая разглядывать труп Гордияна. Вожди неторопливо вернулись к столбу, расселись. Недимир подумал-подумал и, махнув на запреты рукой, повелел наполнить чаши медом. Но только до половины — промочить горло. Сюда же, не доверяя боле никому, Светогор лично приволок заподозренного в умысле. Лжа по земле бродит вольготно! И умеючи, отбрехаться любой сможет, но ныне средь людей появился разумеющий правду вождь, ведомый вышними силами. Как бы то ни было, но сегодня последние неверующие встали на сторону Недимира. Еще бы: на их глазах обвинивший его в бесчестии охотник поставил свою жизнь против его правды и понес наказание. Кому такое по силам, кроме как вышнему суду? Люди пожирали глазами Недимира, беспрерывно баюкающего вконец разболевшуюся руку.
— В чем твоя вина? — приступил к допросу Радей, хищно разглядывая бледного, кусающего губы лиходея.
— Не знаю, о чем ты, — вызывающе ответил тот, криво усмехнувшись.
— Врет, — бросил Недимир. — То всем очевидно. А как заставить его правду выложить всю без утайки? На колени! — внезапно приказал вождь, протянув к наглецу руку.
…………
Мара была недовольна собой: раздражение все-таки вырвалось наружу. Подтолкнуло под руку, и в результате она весьма неосмотрительно казнила человека на глазах многих. Эти два умника — ее вожди-защитники — поняли, в чем дело, а остальных она просто-напросто не сканировала — жаль тратить энергию впустую. Одна механическая прослушка ничего не стоит без анализа, а тот уведет в такие дебри, как говорят сородичи, что результат практической пользы не принесет, а времени и сил сожрет много. Да и беспокоило ее другое: раздражение — одна из немногих эмоций, победившая латий в многомиллионнолетней борьбе и занявшая все позиции, освободившиеся от прочих вытравленных эмоций. Латийская вспыльчивость стала неприятным сюрпризом для всех цивилизаций, познакомившихся с ней в процессе эволюции контактов. Конечно, химическим путем можно разрешить немало проблем. Но их решение вечно упирается в два фактора: в уровень привыкаемости к медикаментам и свободе доступа к ним. А с последним у нее лично трудности, значит, жесточайший контроль и ежедневная работа над собой. Перспектива ее выживания в этом мире все еще хрупка, изменчива. Если она не будет беспрестанно завязываться в узел, большинству живых существ рядом с ней не поздоровится. Во всяком случае, уже сейчас все, что с жужжанием летает и с писком шмыгает под ногами, разбрасывает от нее энергетической волной во все стороны на радость братьям. А может, это просто посттравматическая депрессия, которая еще напоминает о себе?
…………
Обвиняемый безропотно, злясь на себя за такую нелепость, рухнул на колени. Вроде силился подняться, да только понапрасну дергался.
— Вот те на! — протянул Даривой и поежился. — Этак ты любого скрутишь, паря.
— А и пускай скрутит, — прокряхтел Деснил себе под нос, но услыхали его все.
— Не боитесь такой силищи? — тихонько спросил Радей у обоих рысей. — А ну, как духи отвернутся в нужный день? Или против вас ее обернут?
— Хотели бы, давно бы обернули, — пожал плечами старик, поглаживая макушку Мары. — А пока их недовольства я что-то на свой шкуре не спытал.
— Благоволение духов непостоянно, — уперся вождь Рода Орла.
— Смотря каких, — загадочно хмыкнул вождь Рода Рыси.
…………
Посттравматическая депрессия — досадливо копалась в себе Мара — или тривиальная обида жертвы стихийного предательства своих, бросивших ее в чужом мире в столь плачевном состоянии? Какие интересные чувства, казалось бы, давным-давно вычищенные ее биологическим видом из подсознания, всплывают из небытия: обида. Проведи служба безопасности экспедиции грамотно, в полном объеме зачистку, и ее обязательно бы обнаружили. И прочих несчастных, наверняка где-то еще влачащих существование в виде сгустков энергии. Их, естественно, эвакуировали бы с искалеченной планеты, но, зачистку либо вообще не проводили, торопясь спасти живых, либо свернули в середине процесса. Вряд ли здесь можно однозначно утверждать о злом умысле — латии уже почти разучились оперировать подобными категориями. Впрочем, и этот атавизм еще встречается, если вспомнить капитана экспедиционной базы, сбросившего свой командный крейсер на планету. Скорей всего, зачистка не укладывалась в границы времени, отведенного на эвакуацию с минимальными потерями, вот она-то и попала в категорию этих самых минимальных потерь. Вполне оправданное решение — под таким и она, как координатор, подписалась бы, случись ей решать. И вряд ли чувствовала бы вину за результаты столь обоснованного решения… Да она после даже не вспоминала бы о нем!
…………
— Спрашивать-то станем? — раздраженно встрял Даривой, коему не терпелось отстоять своего парня и честь Рода Медведей.
— А вот пусть Деснил и поспрашает, — предложил Недимир. — Ты как, Радей, не против?
— А пускай! — выдохнул тот. — И коли все так, как я увидел, первым признаю за вами право единоличного суда. Духи сегодня на вашей стороне, а против такой силищи не попрешь.
— Спрашивай, отец, — согласился и Даривой. — Тереби его злыдня.
— Говори, — повелел Деснил, даже не взглянув на поникшего Обряна.
Тот запыхтел, заскрежетал зубами и через силу выдавил:
— Был разговор с Северко.
— О чем? — встряхнул его Светогор, неотлучно нависавший над ним.
— Сказал… сказал ему…, - давился признанием Обрян, — будто Стоян замыслил… замыслил схитить Маленку. Будто она выбрала его… Северко…, а Стоян порешил бесчестно поступить и увезти девку силой, — выдохнул он единым махом.
— И все? — недоверчиво покачал головой Деснил. — Маловато для лютой ненависти.
— Сказал…, - уже всхлипывал Обрян, сгибаясь к земле, — будто Стоян изготовился убить его… Северко и все уж к тому готово…
— Паскуда! — взревел стоящий в передних рядах Стоян, и товарищи повисли на его плечах. — Гнида… убью! — пыхтел оболганный, силясь выпростаться из-под тяжелых тел охотников.
— Молчать всем! — прикрикнул на своих Даривой. — А то погоню отсюда палкой, как псов брехливых!
— Северко не мог в то поверить по одному только наговору, — засомневался Радей, и его поддержали орлы. — Все ли рассказал, что содеял? — переспросил он не у Обряна, а у Деснила.
Ответа получить не успел — пришедший в себя Предой прыгнул к согбенному племяшу и выставил перед собой руку с ножом. Нож был не каменный — костяной, из рога. Длинный, чуток закругленный и на диво остро заточенный. Радей, по молодости лет, подскочил первым из вождей. Угрожали именно им, потому охотники и не похватали ножи из-за поясов. Негоже поперед набольших лезть, коли те и сами за себя постоять могут. Недимир, переглянувшись с Деснилом, даже не пошевелился разузнать, чего ради Предою тоже не терпится сдохнуть. Это гостям невдомек, а рыси-то знают, кому тот вызов назначен, стало быть, все нужно сделать по закону, не суетясь.
— И чего же ты хочешь, человече? — презрительно бросил Даривой, потянув Радея за рукав, дескать, не торопись — не дома.
— Суда духов! — прохрипел Предой. — Выходи! — ел он ненавидящими глазами Недимира.
— А духи уж рассудили, — спокойно напомнил безумцу Деснил. — Братец твой призвал их для суда, и… Ты провожать-то его станешь? Род творить обряда не будет — не надейся. Мы против воли духов не пойдем. Средь нас один ты такой дурак выискался. Иль я неправ, Ягур? — он обернулся за спину к столбу.
Обыденные дела паверам судить не дозволено законом, но, это простой спрос.
— Я рысям не указ, — почти сразу откликнулся старик. — Но, своим орлам такой глупости сделать не дозволил бы. Спуститься вслед за тем, кого наказали духи, в Темную Навь, никому не запретишь. Но, только своей волей.
…………
У аборигенов все настойчивей назревала подспудная потребность очеловечивания богов — из своего зверинца они явно давно выросли. Мара успела наскоро проанализировать потенциал и этого старика Ягура, и мальчишки-павера, сидящего рядом — великолепный результат. В будущем из них выйдут замечательные служители культа новых богов — такие всегда отличались склонностью к психоанализу. Но без поддержки пресловутых «вышних сил» дело может затянуться еще на пару столетий. Скучная возня, но прогресс без этого невозможен. Суеверия — штука тонкая. Из прошлого опыта координатора она точно знала: всегда существует некая грань, условная нулевая отметка допустимого. За ней начинается область отрицательных результатов. И чтобы не качнутся в эту сторону, ей требуется достоверно знать представления сородичей о так называемых «темных силах» — даже не существуя физически, те негативно влияют на их жизнь. Ведь и она сама еще не выбралась из рядов злодеев, не доказала чистоту намерений и явную пользу для общества, а всего лишь перешла в категорию тех, кого терпят. Скатиться же назад с завоеванных позиций — подвергнуть риску и себя, и братьев. Значит, ей необходимо наглядно продемонстрировать, что этот их мифический создатель мира целиком на стороне своей «посланницы» или даже дочери. Например, вылечить молодого охотника, о судьбе которого здесь не печалятся только она и камни. А нужные выводы жрецы сделают сами — потенциал старика и мальчишки тому гарантией.