После этого, наконец, последовали дежурные приветствия – имя спутницы Ребекки показалась мне неуловимо знакомым, но я не обратил внимания, – она достаточно холодно, но с явно скрываемым интересом попросила меня хоть немного продемонстрировать свои способности.
– Ты же понимаешь, что я верю, но пока сама не увидела… – пожала она плечами, глядя на графиню.
Коротко посмотрев на Ребекку, увидев молчаливое согласие, я потянул в ладонь энергию, формируя небольшой файербол. Втягивать его в себя не хотелось – совершенно не было желания сдерживаться или гасить боль вскриком на чужих глазах. Оглянувшись по сторонам, помня о напряжении охраны, подумал, куда запустить огненный шар. Замешкался даже, но тут взгляд натолкнулся на приметный ярко-алый родстер.
– Сегодня явно не день Бэкхема, – прошептал я, когда люксовый немецкий кабриолет подлетел на несколько метров, исчезая в яркой вспышке взрыва.
Возникшая суета как-то разделила и раздробила прием – некоторых увели телохранители, кто-то ушел из ресторана на улицу, – многие собрались группками, изредка бросая на меня заинтересованные взгляды.
Через некоторое время в номере, куда мы с графиней удалились переодеться и приготовиться к ужину, Ребекка задумчиво красовалась перед зеркалом, меняя разные наряды. Рядом с ней суетилось два бесполых стилиста – на одного из них, у которого были ярко-зеленые волосы, я все косился краем глаза, то и дело отвлекаясь – думая, что зеленые росчерки – это магия графини.
– Удивительно способный молодой человек, – между тем покачала головой Ребекка с некоторым неодобрением. Я оторвался от книги, которую она вручила мне с заданием прочесть, и посмотрел на графиню.
Взглядом она меня не удостоила – абсолютно нагой выпрямившись перед зеркалом, Ребекка внимательно рассматривала сочетания десятков вариантов драгоценностей и разных вечерних платьев.Не дождавшись продолжения, но некоторое время рассматривая широкие, удивительно привлекательные бедра и соблазнительные ягодицы графини, я вернулся к книге.
– Эти… – указала на очередные сережки в руках стилиста графиня. – Нет-нет, лучше эти… или… – разочаровавшись в выборе, она задумчиво подперла пальчиком подбородок.
Два ее помощника по созданию образов метались как ужи на сковородке с невероятной быстротой, но, что удивительно, без суеты.
– Перед тем как выйти из машины, я хотела попросить тебя стараться не привлекать внимания, – после долгой паузы вернулась Ребекка к изложению своих мыслей. – Но не стала этого делать – знаешь ведь, иногда попросишь чего-либо, а получается все наоборот, – наконец-то глянула она на меня через зеркало.
– И почему не попросила? – пожал я плечами, вновь отрываясь от изложенного понятным языком анализа причин начала первой мировой, экстраполируемых автором на нынешнюю ситуацию в мире.
– Вот и думаю сейчас, хорошо, что не попросила. Иначе ты мог еще больше дел натворить, – со смешанным чувством, в котором неодобрение мешалось с удовлетворением, протянула Ребекка.
– Мне черное больше нравилось, – счел за лучшее я прокомментировать очередное ее платье.
– С рукавами?
– Нет, где вырез во всю спину.
– Это? – задумчиво поинтересовалась Ребекка, принимая из рук стилиста понравившееся мне платье.
– Ты сказала, что мы здесь для важной встречи с важными людьми, – захлопнул я книгу, откладывая в сторону.
– Да.
– Но после я узнал, что общая цель проводимой здесь встречи – сама встреча.
– В ходе которой у меня уже состоялось несколько бесед тет-а-тет с теми, кто прибыл сюда по моему приглашению.
– И?
– Еще рано говорить о результатах. Я озвучила свою… нашу позицию, а теперь жду ответа. Подожди и ты совсем немного, как только будет ясность, я все расскажу.
– Ты уже полтора часа занята выбором наряда, – не стал настаивать на продолжении. – А я в чем пойду?
Вопрос с моим костюмом, как оказалось, был уже решен. Не сказать, что сильно удивился, но черная с золотом униформа Эмеральда стала для меня сюрпризом. Как и то, что на левой стороне груди красовался серебряный щит с черным вороном.
– Почему форма русская, не французская? – только и поинтересовался я.
– После рассмотрения вопроса о твоем исключении профильной коллегией Ордена Хранителей в решении бывшего Великого Магистра Орлова были найдены процессуальные ошибки, поэтому до окончания разбирательства ты остаешься кадетом Эмеральда.
– А с Диамантом что? Исключен? – не понял я.
– Джесси, прошу тебя, избавляйся от этой упертой категоричности. Ты в романском мире, здесь правила для людей, а не люди для правил. Никто тебя из Диаманта не исключал, и если бы было выгодно, пошел бы на ужин в белой форме вместе с Адель. Но это пока нежелательно. Как тебе? – кардинально поменяв тон, определилась, наконец, с украшениями графиня. С кажущейся воздушной легкостью, словно балерина, она восторженно крутанулась перед зеркалом.
– Восхитительно, – не покривил я душой, разглядывая Ребекку, облаченную в понравившееся мне платье с открытой спиной.
В зале ресторана, где проходил торжественный ужин, за столом собралось чуть больше четырех десятков человек. Практически все, кроме моей спутницы, были в униформе. Среди которой чаще всего встречались золотые лилии Диаманта и наряды Амбера. Как раз в группе красных британских мундиров была еще одна дама в вечернем платье – я ее видел в свите смешливой квартеронки и рыжего парня, которых сейчас за столом не наблюдал. С Ребеккой они обменялись заинтересованными взглядами, но после демонстративно не обращали друг на друга внимания.
Из немецкой, австрийской и японской цитадели было в общем всего несколько человек. Из русской – только я один. Кроме этого, заметил большое количество форменных нарядов ранее невиданных расцветок. Двое настороженно осматривающихся парней в белой с красным униформе, судя по орлам гербах, представители Речи Посполитой; индусы были в светло-зеленых кителях, с которыми контрастировали яркие бурнусы индийской парадной формы. Зато многочисленные чернокожие молодые люди и девушки, судя по униформе европейских цитаделей, не представляли ни одно самостоятельное африканское государство.
Мужские наряды один в один повторяли привычный крой облачения Академии, а вот девушки все были в коротких юбках и длинных – выше колен – гольфинах. В дальнем от меня конце стола сидела небольшая группа в темно-зеленых мундирах, но ее принадлежность я не определил – слишком далеко, чтобы рассмотреть гербы.
Денис, в сопровождении Габриэлы появившись в зале, отвлек от меня все внимание – так или иначе замечаемое при обсуждении недавнего взрыва. На моем соотечественнике была белая униформа с серо-стальными вставками, отдаленно напоминающими усиления доспехов, а на его гербовом щите выделялся алым мальтийский крест тамплиеров.
Вместе с Габриэллой они расположились за столом напротив нас – и две сестры принялись удивительно непринужденно обсуждать разные мелочи. Настолько убедительно дружелюбным выглядело их общение, что я ощущал наэлектризованный взаимной неприязнью воздух с некоторым удивлением. Разряженный появлением того самого забавного старикана, с которым совсем недавно разговаривал о футболе. Все присутствующие обернулись на него, не скрывая изумления – занявший место во главе стола новый гость был, как и мой соотечественник, в униформе ордена тамплиеров. Практически залпом расправившись с бокалом вина, недавний собеседник – язык не поворачивался назвать его «старина Жак» – несколькими непринужденными шутками разрядил атмосферу.
Звенели приборы, все громче раздавалась речь переговаривающихся за столом, то и дело слышался непринужденный смех, по залу сновали многочисленные вышколенные официанты с переменой блюд. К моему облегчению, не я один был далек от знания правил этикета – поэтому с удовольствием поел, не оглядываясь на манеры, отдав дань мастерству поваров.
Ребекка сестрой в это время по-прежнему продолжали вести непринужденный танец светской беседы – словно мангуст с коброй. И после очередной фразы кусок нежной телятины в удивительном, божественном соусе застрял у меня в горле.
«Джесс, с мужем Бекки ты еще не встречался?» – прозвучал в ушах эхом вопрос Габриэллы.
– Пока нет, – спокойно произнес я, чувствуя холодную злость графини.
– И с бывшим еще не познакомила? Он ведь тоже здесь… – порхнула ресницами Габриэла и тут же сжала губки в гримасе девочки-дурочки. – Странно, вы в последнее время так тесно общались…
Вдруг сестра Ребекки вздрогнула и едва не отшатнулась. Я сидел справа от графини, и так как она была со стороны здорового глаза, успел уловить зеленый всполох ярости в ее взгляде. Ребекка хотела было что-то очень жестко – я чувствовал по ее эмоциям – ответить, как вдруг председательствующий на обеде седоволосый Жан постучал вилкой по бокалу, привлекая внимание.
В зале воцарилась тишина – замерли вилки, стихли голоса, лишь чужеродно прозвучал девичий смех, моментально захлебнувшийся в неловкости. Официанты тоже вдруг исчезли, отстранённо подумал я.
Седой политик с гербом тамплиеров на груди, тяжело и по-старчески закряхтев, поднялся. Он оглядел всех собравшихся – казалось, его плечи сейчас тянет вниз тяжкий груз.
Минута тяжелой тишины – и он, наконец, открыл рот, но говорить не начал. Перевел дыхание, вновь оглядывая лица присутствующих. Еще несколько долгих томительных секунд тяжелой патоки ожидания, и все же по залу разнесся усталый голос:
– Я вижу ваши молодые лица и думаю, что…
Седовласый Жак прервался, облизывая губы. От всей его напускной веселости не осталось и следа. Видно было, что ему действительно трудно даются произносимые слова.
– Думаю, что я… мы, сделали в этой жизни столько, что этим можно гордиться. После самой страшной войны на осколках миропорядка мы построили систему, которой не нужны герои. Это настроенная на обычных, невыдающихся людей, система, и она работает. Последние пятьдесят лет люди первого мира жили лучше, чем когда-либо за всю историю человечества. Это так, и это сделали мы. Прекрасная эпоха, открытые границы, социальные гарантии, отмена всеобщей воинской повинности, свободная любовь и права человека как догма. Да, это сделали мы, и этим можно гордиться.
Но… мы не справились. Я не справился. Я вижу ваши молодые лица и думаю, что мне сейчас лучше не смотреться в зеркало. Не оттого, что я стар и некрасив. Не оттого, что я хороший политик, и у меня больше нет друзей.
У меня был шанс, но я его не использовал. Я просто не хочу смотреть себе в глаза.
Наш привычный мир – мой мир, мир моего поколения – подходит к концу. И одновременно с ним Вестфальская эпоха – эпоха государств – закончилась, господа и дамы. Пока неофициально, и нам… нет, уже вам еще предстоит поставить точку.
Это была… Великая эпоха. Жаль только, что конец ее омрачил двадцатый век, век ненависти. Он привел нас к удивительной деформации мышления, которую можно вызвать с помощью государственной пропаганды. Нам уже давно не нужны миллионы одноразовых комбатантов, но машина все еще работает на производство и делает это уже против себя.
Но мы были против. Я был против. Могу часами рассказывать о том, что сделано, и чего мы достигли. Но это скучно – потому что заканчивать то, с чем не справилось мое поколение, ставить точку, знаменующую конца эпохи, и начинать новую предстоит вам.
Но мы на пороге ада, господа и дамы. Мы многое сделали, но этого было недостаточно – и мы уже подошли к бездне. Планета не выдержит столько на себе – уже более десяти лет назад мы прошли точку невозврата, когда ресурсы потребляются быстрее, чем восполняются. Государства из клуба сильных приложили титанические усилия к тому, чтобы уменьшить свою рождаемость. Остальные… остальные страны завтрашнего дня. Они там и останутся – а где будет это «там», мы с вами решим сегодня.
Многие из вас воспитывались смолоду для того, чтобы править. Кто-то только и желал, что наслаждаться жизнью. Некоторые же только вчера покинули канализацию, где готовились умереть в ближайшую пару лет.
Яркий взрыв противоречивых чувств от сидевшего неподалеку индуса ясно дал мне понять, кто совсем недавно покинул канализацию.
– Но вне зависимости от социального статуса и происхождения именно от вас, собравшихся здесь и сейчас, зависит, какой будет грядущая эпоха. Но ясно одно – начнется она с самой жестокой схватки, что планета видела за всю свою жизнь. Для нас сегодня решится все... – по мере того, как Жак говорил, голос его становился все более твердым – и из него исчезали старческие нотки.
– В мире уже совсем скоро будет девять миллиардов человек. Первый мир всеми силами уменьшал свою рождаемость. Третий – ее только наращивал. Казалось, выход только один – увеличить смертность, к этому все шло. Но… мы предложили Новые Миры. Это казалось идеальным вариантом. Мы были на пороге новой эры великих открытий, но из чужих миров пришли вы.
Седоволосый политик с гербом тамплиеров на груди на миг прикрыл глаза, собираясь с мыслями. После он помолчал, отхлебнул еще вина и продолжил, глядя в пространство:
– Я, да и никто другой не сможет выиграть битву за вас. Я стар. Вы молоды – и вы уже боги.
Знаете, кто-то говорит, что жизнь похожа на игру. Они неправы. Неправы и те, кто говорит, что игра похожа на жизнь. Неправы и они. Игра – это и есть жизнь. Все иное – существование, инстинкты и несколько несложных рефлексов. Биология.
Мое поколение играло в жизнь в благостное время, в один из самых счастливых периодов в истории человечества. Человечества первого мира, конечно же. Вам же в предстоящей игре предстоит не жалеть ни себя, ни других. Потому что это уже вопрос вашей жизни и смерти.
Посмотрите вокруг. Вы сейчас все в форме Великих Империй. Мертвой империи, – короткий взгляд на меня, – которую с треском вышибли из Большой Игры. Отдавшей свой статус империи перед плахой в обмен на спокойную жизнь, – говоривший взглянул на сидевшего поодаль британца. – Империи, которая направилась не по той дороге, а потом отошла на обочину для того чтобы не проиграть, – взгляд скользнул по представителю Диаманта.
– Наша история свернула не туда, империй больше нет. А мы остались. И мы на пороге великой битвы.
Старик перевел дыхание и утер пот со лба.
– Я не могу вас заставить, подготовить или наставить. Я могу только, как и мои предки семь веков назад, остаться на стенах Акры, чтобы дать вам время.
Вам предстоит уже не большая, а великая игра, в которой вы либо победите все вместе, либо умрете. Один за другим, поодиночке. Таковы правила.
Вы можете не просто возродить прекрасную эпоху, но создать новую, какую никогда не видело человечество. Либо проиграть – и тогда в наш мир придут корпорации. Время, чтобы подготовиться к битве, у вас будет.
Мы рады умереть, для того чтобы вы смогли сделать свой выбор.
Посмотрите друг на друга. На соседа, того парня или девушку за столом. Вы не команда. И играя на соседнем поле, вы будет противостоять друг другу – часто в смертельной схватке. Но вы не враги – вы союзники и противники в грядущей великой игре. Да, вы не команда, не друзья, но сословие – вернее, можете им стать. Самым высшим сословием новой эпохи нового мира.
И только от вас сейчас зависит, будет ли она прекрасной, вернутся ли законы божьи и человеческие, или это будет век корпораций, регулирующих смертность населения и самосознание, убивая при этом саму игру. Жизнь или существование. Игра или смерть.
Делайте свой выбор.
Глава 11. Уравнение
Парадная мужская и женская униформа Транснаполиса ранее выглядела практически идентично — у девушек лишь более явно подчеркивались изгибы фигуры. Но Академия была создана совсем недавно, поэтому периодически происходившие изменения никого особо не удивляли. Как знаковые, вроде введения практики «Битвы Вызова», так и вполне обычные – на подобном фоне, пересмотры стандарта парадной формы.
Может, после памятного собрания в Бильдерберге, а может, решение было принято давно, но теперь штаны в женской парадной униформе заменила короткая обтягивающая юбка, дополненная высокими гольфами. Китель со стоячим воротником теперь не был глухим, как мужской, а красовался низким V-образным вырезом, в котором виднелась белоснежная ткань обтягивающей майки. И вместо высоких прыжковых ботинок девушкам полагались теперь изящные сапожки — невысокие каблуки которых довольно сейчас звонко стучали по доскам перекрытия между ярусами цитадели.