Он почувствовал, что вскипает, и потому не ответил.
— Смотри, — сказала она тихо, глядя ему в глаза.
Он не успел ничего сделать. Он не мог бы успеть. Она вдруг раскинула руки в сторону, сделала шаг назад — и упала спиной вперед. Вниз. В пропасть.
— Джо!
Он подскочил к краю и заглянул вниз, — чтобы увидеть, как Джоан, сделав последний оборот в воздухе, аккуратно приземляется на полусогнутые ноги на край скалы у самого основания стены. Она на секунду замерла, по-прежнему держа руки в стороны и проверяя равновесие. Быстро выпрямилась, посмотрела наверх и помахала ему рукой. Генри замер, не в силах пошевелиться. Она как будто пожала плечами и стала осторожно продвигаться по узкому неровному уступу вдоль стены в сторону ворот.
Генри стоял, опираясь руками о карниз и опустив голову. Сначала он сосредоточился целиком на дыхании. Практика, выученная у Сагра — в любой непонятной ситуации прежде всего начать правильно дышать. Это немного помогло. Он заставил себя выпрямиться, потом оторвать руки от парапета. Еще раз глубоко вздохнул — и пошел вниз распорядиться открыть ворота.
***
Джоан протиснулась внутрь, как только между откидным мостом и стеной образовалась достаточно широкая щель. Она весело подскочила к Генри, который стоял в арке ворот, сложив руки на груди.
— Видишь? Ничего страшного, — улыбнулась было Джоан — и резко осеклась.
Генри молча развернулся, Джоан медленно побрела за ним. Они вошли в дом, и в холле он вдруг резко остановился, развернулся и пристально посмотрел на нее.
— Я отвечаю за тебя, ты делаешь то, что я велю, — холодно напомнил Генри.
Джоан опустила голову. Он стал подниматься по лестнице.
— Генри! — тихо позвала Джоан. Он на мгновение помедлил, после чего быстро взбежал наверх, ни разу не обернувшись.
Джоан села на нижней ступеньке и заплакала.
Отворилась одна из дверей за лестницей, и из-за массивной балюстрады вышел Ленни. Увидев принцессу, он остановился.
— У вас что-то случилось с глазами, ваше высочество, — заметил Ленни.
Джоан шмыгнула носом и зло вытерла слезы.
— С моими глазами все в порядке, — проворчала она, еще раз всхлипывая.
— Тогда с чем не в порядке?
— Со всем остальным, кажется, — пробормотала Джоан.
Ленни немного постоял, затем подошел и сел рядом, не обращая внимания на положенную этикетом дистанцию.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Не знаю, — шепнула Джоан. — Как ты думаешь, Ленни, а Генри... лорд Теннесси может обидеться навсегда?
Ленни удивленно поднял брови.
— Лорд Теннесси? Нет. Самое большое — на всю оставшуюся жизнь. Но точно не навсегда.
Джоан снова шмыгнула.
— Вы чем-то обидели его?
— Кажется, да. Кажется, я очень сильно его обидела. И я не знаю, что мне делать.
— А что вы обычно делаете, когда кого-нибудь обижаете?
Джоан неуверенно пожала плечами. Ленни сначала посмотрел на нее с недоумением, потом его глаза озарила неожиданная догадка.
— А. Все ясно. Раньше никто не смел на вас обижаться?
Джоан еле заметно кивнула.
— Даже король, — продолжил Ленни задумчиво, — потому что он слишком сильно любит свою дочь.
Джоан снова кивнула.
— Что ж, — неожиданно улыбнулся Ленни, — в таком случае это весьма полезный опыт. Думаю, я вполне могу помочь вам советом, — Джоан с надеждой посмотрела на него. — Видите ли, принцесса, — начал Ленни менторским тоном, — простые люди часто попадают в такие ситуации, поэтому со временем ими был придуман довольно действенный способ.
Джоан поморщилась.
— Ты говоришь так, как будто я из другого мира.
— А разве нет?
Джоан задумалась.
— Не знаю. Так что там делают простые люди?
— Обычно, если они чувствуют, что действительно обидели другого человека, то стараются помириться с ним.
— Как?
— Просят прощения, например.
— И это помогает?
— Часто.
— Но не всегда? А если Генри все равно меня не простит?
— В любом случае хуже не будет.
Джоан с недоверием посмотрела на Ленни. Он вздохнул и ободряюще улыбнулся.
— Идите. Я еще ни разу не видел, чтобы лорд Теннесси обижался на кого-то дольше, чем полдня, и уж точно не помню ни единого случая, чтобы он не простил того, кто попросил у него прощения.
***
Генри сидел в библиотеке. Он делал вид, что читает, но на самом деле сидел и злился. Злость его, однако, была куда более сложного происхождения, чем думала Джоан. Больше всего он сердился, как это ни странно, на себя. Генри не думал, что его можно так сильно напугать, и его страшно раздражало, что маленькая взбалмошная девочка может вывести его из равновесия. По этой же причине Генри сердился и на Джоан — не потому, что она не послушалась его и прыгнула, а потому, что оказала на него такое сильное впечатление. Он начинал подозревать, что в словах леди Теннесси было куда больше смысла, чем он думал. Он и впрямь не понимал, во что ввязался.
Вдобавок он понял, что вел себя, как полный идиот. Принцессе нельзя было испытывать сильных эмоций, и тем более — расстраиваться, а он напустился на нее и даже не пожелал выслушать. Что, если она превратится прямо сейчас?
«Я почувствую», — подумал он неуверенно — и тут раздался скрип открываемой двери. Он увидел краем глаза, что это Джоан, и мгновенно почувствовал огромное облегчение. Она не превратилась, с ней все было в порядке.
И прежняя злость тут же взяла свое.
Джоан неуверенно подошла. Генри сделал вид, что не замечает ее.
— Прости, — наконец пробормотала она очень тихо.
Генри молчал. На смену злости вновь пришли совсем другие эмоции — и они раздражали его ничуть не меньше. Эта девочка определенно пыталась сломать его привычную картину мира.
— Ничего страшного, — сказал он наконец холодно. — Теперь я, по крайней мере, знаю твой истинный характер — и знаю, чего стоит от тебя ожидать.
У Джоан задрожали губы.
— Но это не мой истинный характер, — прошептала она беспомощно, изо всех сил пытаясь остановить навернувшиеся слезы.
На этот раз Генри повернулся к ней — и мысленно выругался. Этого еще не хватало! Однако он все-таки встал и обнял Джоан, отчего она, естественно, разрыдалась еще сильнее. Генри гладил ее по голове и похлопывал по спине — не очень умело, поскольку до сих пор ему никогда не приходилось утешать плачущих девочек, — но вполне искренне, чего, в принципе, было достаточно. Джоан немного успокоилась — настолько, что смогла пробормотать куда-то в отворот его жилета:
— Я больше так не буду.
— Не зарекайся.
Она удивленно подняла на него глаза.
— Мы оба совершенно не можем быть уверены, что ты так больше не будешь. Но ты совершенно точно можешь постараться.
— Я постараюсь.
— Вот и хорошо, — с улыбкой ответил Генри, отпуская ее не без некоторого облегчения. Ему определенно не нравилось все происходящее.
— Иди, — сказал он мягко. — И приведи себя в порядок. Скоро будет обед, а моя мама не любит зареванных девочек за столом.
Джоан еще раз шмыгнула носом и послушно побрела к дверям. Уже почти выйдя, она вдруг остановилась и обернулась к нему.
— Зато теперь я, кажется, знаю, чтобы ты сделал, если бы я упала.
И прежде, чем Генри успел опомниться и ответить, она ушла.
***
Они провели в Тенгейле еще несколько дней, готовясь к трехдневному походу по горам. Все это время он не мог не думать о том, что вот-вот сейчас сюда прибудет король со свитой — или войском, — и нужно будет либо держать оборону замка от собственного сюзерена — романтично, но печально, — либо добровольно сдаваться на милость — рыцарственно, но еще печальнее. Однако ни того, ни другого Генри делать не пришлось.
Наступило утро, в которое они должны были уходить, Генри ушел за вещами, Джоан осталась в холле с его матерью. Леди Теннесси молчала, потому что по этикету начинать разговор полагалось принцессе. Джоан молчала, потому что боялась леди Теннесси. Наконец Генри вернулся, поцеловал мать в щеку, выдал Джоан ее часть поклажи и вышел на улицу. Джоан повернулась к леди Теннесси, пытаясь понять, как именно лучше всего попрощаться.
— Ваше высочество... — начала та все-таки вопреки этикету, и вдруг неожиданно подошла к принцессе, игнорируя положенные пять шагов, и положила ей руки на плечи. Девочка испуганно посмотрела на леди Теннесси.
— Джоан, — очень серьезно обратилась к ней та, глядя прямо в глаза. Джоан обратила внимание, что они у леди Теннесси того же цвета, что и у Генри — невозможного, резкого, пронзительно-серого цвета. Хотя Джоан и знала, что серый цвет по определению не может быть ни резким, ни пронзительным. — Сейчас Генри отведет тебя к Сагру, Мастеру драконов, и оставит там. Ты ведь знаешь это?
Джоан кивнула. Эта часть плана ей и раньше не особенно нравилась.
— Запомни одно. Нельзя, чтобы Генри про тебя забыл.
Джоан вздрогнула.
— Он слишком легко может это сделать — и никогда потом не сможет себе этого простить. Не дай ему совершить такую ошибку.
Джоан изумленно посмотрела на леди Теннесси.
— Поверь мне. Я не шучу, — она слегка поджала губы, как будто боясь сказать что-то еще, потом быстро поцеловала принцессу в лоб. — Иди, он ждет тебя.
Джоан побрела к двери в некотором замешательстве. На пороге обернулась, но леди Теннесси уже поднималась по лестнице.
Генри с подозрением посмотрел на Джоан.
— О чем вы там разговаривали?
Джоан рассеянно покачала головой.
— Идем, — только и ответила она. Генри пожал плечами и пошел вперед. Путь был неблизкий.
***
Из Тэнгейла можно было уйти не только через ворота. За небольшой дверью, высеченной в скале, тянулся длинный и узкий тоннель, заканчивающийся с другой стороны горы замаскированным выходом. Пока они шли по тоннелю, Джоан была подозрительно задумчивой, что наводило Генри на крайне неприятные мысли об их разговоре с леди Теннесси. Он строил разные предположения — и злился, потому что вообще думал об этом. Злился на Джоан за ее молчание. Злился на мать — за то, что та всегда оказывалась права. Злился на то, что злился. Молчал, потому что злился. Злился, потому что молчал.
Путь к Сагру был пройден Генри столько раз, что у него были уже давно обжитые места ночевки. Вторую ночь можно было провести в деревне, поселении пастухов, которые жили высоко в горах, и спускались с них только для того, чтобы обменять овец, коз или свиней на все то, что в горах невозможно было вырастить. Генри там хорошо знали, в доме старейшины у него имелся свой угол, однако от деревни Тэнгейл отделяло два дня пути и перевал, поэтому в первую ночь Генри с Джоан остановились в шалаше, построенном им лет десять назад, когда он поссорился с Сагром и целую неделю прожил в горах один, не желая возвращаться к учителю и не смея показаться дома. Чем закончилось дело — сам ли он вернулся к Сагру, или тот его нашел, — Генри уже не помнил, но с тех пор шалаш много раз служил ему хорошим укрытием.
Джоан еще утром обратила внимание, что вместо меча в качестве оружия Генри взял с собой лук и стрелы. Вечером, когда они сидели у входа в шалаш при свете догорающего костра, она спросила его об этом.
— А что тебя удивляет? — был встречный вопрос Генри.
— Я всегда считала, что лук — это оружие для простолюдинов... и женщин, — Джоан поморщилась. В свое время отец строго запретил ей даже прикасаться к мечу, прочитав длинную лекцию о том, что меч — не оружие для девочки, но милостиво разрешил обучиться стрельбе из лука, к большой радости принцессы.
Генри сухо улыбнулся.
— Это верно. Но меч — не очень практичное оружие для человека, путешествующего в диких горах. Что ты будешь с ним делать? Размахивать над головой и с громкими криками гоняться за горными козлами в надежде довести их до сердечного приступа?
Джоан прыснула.
— Но ты же владеешь мечом? — спросила она уже серьезно.
— Конечно. Я один из пэров королевства. Мне положено владеть мечом, копьем и любым другим родом оружия, наиболее пригодным для убийства верхом, — Джоан могла ошибаться, но ей показалось, что его голос стал на полтона холоднее — почти презрительным.
— И ты участвовал в турнирах?
— Да, — ответил он коротко и как будто неохотно.
— Сколько раз?
— Пять.
— А когда ты последний раз в нем участвовал?
— Два года назад.
— И ты хоть раз выигрывал?
— Да.
— Сколько?
— Джо, — сказал он сухо. — Пора спать.
— Сколько раз ты выигрывал? — не сдавалась она.
Он встал, сгреб догорающие угли.
— Пять.
Джоан нахмурилась.
— Серьезно?
— Абсолютно.
— Почему же ты тогда уже два года в них не участвуешь?
Генри ничего не ответил и пошел к шалашу. У входа он обернулся.
— Иди спать, Джо, — сказал он невыразительно и устало.
Она покачала головой, не сводя глаз с тлеющих углей.
— Я все равно не скоро смогу заснуть. Спокойной ночи.
Генри еще немного постоял, а потом забрался внутрь на одну из двух лежанок из густого елового лапника. Он еще долго лежал, подложив руки под голову и глядя через проем входа на сидящую у догорающего костра Джоан. Он не мог разглядеть в сгустившейся темноте ничего, кроме ее слабо подсвеченного лица, да и то очень неявно. Казалось, она сидела совершенно неподвижно, как тогда на крыше, не отводя взгляда от углей. Он не знал, о чем она думает.
«И не хочу знать», — подумал Генри раздраженно, перевернулся на бок и быстро уснул.
***
Завтрак прошел тихо и по-деловому, они едва ли обменялись десятком слов. Генри пытался понять, не обидел ли он вчера Джоан, но она не выглядела расстроенной, скорее еще более задумчивой. Генри дал себе слово сегодня не злиться и потому старался просто не обращать внимания на ее настроение. Получалось не всегда. Но он старался.
Они подошли к перевалу в полдень. Сделали короткий привал перед долгим и опасным подъемом. Тропинка часто шла по узким уступам, из-под ног то и дело сыпались камни. Генри поймал себя на том, что постоянно говорит «осторожно, Джо», «внимательнее, Джо», «здесь стоит переступить сюда, Джо». Он понимал, что в случае падения ей грозит чуть ли не меньшая опасность, чем ему, но все равно предостерегал на каждом неприятном отрезке пути.
В какой-то момент Джоан спросила:
— А почему ты меня все время так странно называешь?
— Как?
— Джо. Это же имя для мальчика.
— Ну, если учесть, что Джоан — это производная от имени Джон, то у тебя и так вполне себе мальчиковое имя.
— Это имя нашего рода. Всех в династии Дейл зовут Джон или Джоан.
— И как же их различают?
— По номерам, разумеется.
— Это если король. А если, например, как ты, сестра короля?
— Очень просто. Я буду Джоан, сестра короля Джона Тринадцатого.
— Где будешь?
— В летописи, конечно. Для чего еще различать королей?
— Действительно, для чего?..
— Вообще-то, кроме шуток, это довольно удобно. Я всегда могу сказать, как звали моего прапрапрадедушку, например. Вот ты знаешь, как звали твоего прапрапрадедушку?
— Конечно. Генри.
— А прапрапрапрадедушку?
— Тоже Генри.
— А прапрапрапрапрапра...? Тоже Генри?
— Тоже.
— И как же вы их различаете?
— Очень просто — по прозвищам. Был, например, Генри Кривошеий. Еще были Кривоглазый, Криворукий, Кривоустый. Мой отец был Кривоносым — однажды на охоте он нос к носу столкнулся с диким вепрем. Еще, кажется, когда-то давно был один Генри Красивый.
— Наверное, все уже просто забыли, что у него было кривое.
— Очень может быть.
— Знаешь, ты не очень-то подходишь под фамильные требования.
— Почему это?
— У тебя пока вроде ничего кривого нет.
— Ну, может, мне повезет. И меня тоже назовут Красивым.
***
В деревне их встретили радушно. Генри объяснялся с местными на хёйт, сложном горном диалекте, в котором было сорок три разных названия для пасмурной погоды. Джоан с любопытством рассматривала странные круглые хижины, попыталась упасть в колодец и жутко перепугалась при виде стада свиней.