– Как красиво! – прошептала Лида, откинувшись на сидении.
На следующий же день я сообщил о своем решении Виктору. Тот долго сверлил меня взглядом, не говоря ни слова, а потом покрутил пальцем у виска.
– Ты серьезно? – хмыкнул он. – И все из-за этой… Вот уж не ожидал от тебя.
Мне захотелось его ударить.
– Это так глупо! – завелся Виктор. – Переводиться сейчас? Ты хоть понимаешь, что не сможешь вернуться обратно? Ради чего все это было? Все, через что мы прошли?
Я молчал.
– Ты хоть представляешь, сколько еще будет таких, как она?
Я с трудом сдержал себя, отвернулся и зашагал прочь по коридору. Виктор что-то прокричал мне вслед. У лифтов он нагнал меня и грубо дернул за плечо.
Он часто дышал, как после изнурительной пробежки, а щеки у него раскраснелись от волнения. Он прижал к груди ладонь, пытаясь восстановить дыхание, глухо кашлянул и сказал…
51
– Лида…
– Я просила не называть меня так.
Я усмехнулся.
– Для вас – это что, превращается в игру?
Таис поморщилась.
– Это не игра, – сказал я.
Таис не торопилась. Она стояла, неуверенно держа шприц двумя пальцами за рукоятку – точно медсестра, которая забыла, как правильно делать инъекцию, – и смотрела на меня.
Я сидел на кровати.
Меня опять переодели, пока я спал или был без сознания, – свежий костюм из неприятной синтетической ткани прилипал к телу, как вторая кожа, и вызывал сильный зуд, словно его пропитали каким-то едким раствором. Я резко дернул правый рукав новой куртки, и ломкая ткань затрещала у шва.
– Время от времени мы делаем вам томограмму, – объяснила Таис. – К сожалению, по правилам безопасности это всегда происходит под наркозом.
– Понятно, – сказал я. – И что показала томограмма?
– Ничего, – ответила Таис.
– Отлично! То есть вы делаете томограммы, они ничего не показывают, а потом вы наряжаете меня в новый костюм. Наверное, я должен вас за это поблагодарить.
Таис промолчала и открыла медицинский чемодан. Глазок камеры качнулся из стороны в сторону, пристально наблюдая за ней.
– Таис! – позвал я. – Честно говоря, я был бы не против увидеть хоть что-нибудь, кроме этих стен. Хотя бы процедурную, где вы делаете томограмму.
– Я поговорю об этом.
– С кем?
– Со своим, – Таис вставила ампулу в шприц, – со своим куратором.
– Ну, конечно.
– Ты мне не веришь?
Таис опустила шприц. Она выглядела уставшей, даже больной – кожа у нее под глазами потемнела, как после беспокойного сна, а губы стали бесцветными.
– Верю, – сказал я.
Таис вновь занялась шприцем – видимо, настраивала мощность вспрыскивания. Я провел ладонью по заросшей щетиной щеке.
– Скажи, – спросил я, – а сколько я здесь? На самом деле?
– Я же говорила. Какой смысл это обсуждать, если ты не веришь?
– Нет, я имею в виду с того времени, как я помню… когда я, как ты выражаешься, пробудился в последний раз.
– А, – Таис посмотрела в потолок. – Девять дней, если не ошибаюсь.
– Всего девять дней?
Я поднялся с кровати. Таис с опаской взглянула на меня.
– Время ощущается иначе, – принялась объяснять она, – когда ты…
– В тюрьме? – вставил я.
– Когда ты болен, – сказала Таис.
Я подошел к двери, над которой горел красный глазок камеры наблюдения.
– Скажи, а есть причина, по которой мне не дают обувь? Это для того, чтобы я как можно реже вставал с кровати?
– Есть определенные правила, – ответила Таис, – правила безопасности.
– Безопасности? Я что, смогу навредить кому-нибудь тапкой? Вы могли хотя бы…
– Это не я придумала, – перебила меня Таис.
– А все-таки? – не унимался я. – Ты могла бы спросить у этого, как ты его называешь, куратора.
Таис посмотрела на меня исподлобья – на секунду я даже решил, что ей тоже мешает горящий в комнате свет.
– Сядь, пожалуйста, – попросила она.
Я сел. Таис подошла ко мне и уже поднесла к шее электронный шприц, но замешкалась.
Я схватил ее за руку.
– Таис!
– Отпусти!
Она вырвалась и испуганно отшатнулась. Я встал.
– Таис, ты же сама понимаешь, что так не может…
Таис продолжала пятиться к двери, но поскользнулась и едва не упала. Она выронила шприц, тот упал на металлический пол, но не разбился.
– Я предупреждала! Я больше не приду сюда! – крикнула Таис. – Слышишь? Больше ты меня не увидишь!
– Я вообще не понимаю, зачем ты сюда приходишь. Куда проще усыплять меня, как вы это обычно делаете.
– Я хотела… – проговорила Таис. – Мне казалось…
– Ладно. Извини. Я пальцем к тебе не прикоснусь. Можешь делать укол.
– Нет! – Таис подняла с пола шприц и быстро вытащила из него ампулу. – Это уже не в первый раз. Хватит! Больше ты… вы меня не увидите. Я…
Она замолчала, опустив голову. Красный глазок камеры уставился ей в затылок.
– Я не могу так. Столько раз это происходило! И каждый раз ты – разный. Все повторяется. Ты доходишь до предела – вся эта твоя паранойя, этот бред… А потом ты просто отключаешься. В прошлый раз, – Таис не поднимала головы, – ты даже говорить-то толком не мог. И этот тест с фигурками – ты не представлял, что нужно делать. Я думала, хоть что-то изменится, думала, смогу помочь тебе, но ты же ничего не слушаешь, ничего не хочешь принимать.
Таис зябко повела плечами, подошла к кровати и схватила чемодан.
– С меня достаточно! – крикнула она. – Больше ты меня не увидишь! Я переведусь!
Она направилась к двери. Я стоял, не зная, что делать.
– Лида! – позвал я.
Девушка обернулась.
– Нет! Не Лида! Ты что, до сих пор не понимаешь? Нет никакой Лиды! Она просто не существует! Ты ее придумал! Или это чьи-то чужие воспоминания. Лида, – Таис стала говорить тише; я едва ее слышал, – это и есть причина вашего безумия.
– Но… – выдавил я из себя; в глазах у меня потемнело, несмотря на беспощадный свет, – но как это может быть? Я помню тебя! Я тебя знаю!
– Не помнишь, – покачала головой девушка. – И не знаешь. Ты, такой как сейчас, проснулся всего девять дней назад. И знаешь-то ты меня всего несколько дней. Ты зациклился на мне. Твои воспоминания были неполноценны. Кого еще ты помнишь? Друзей? Коллег? В памяти любого человека – сотни, тысячи лиц, а сколько у вас?
– У меня всегда была плохая память на лица.
– Только не на ее лицо, да? – грустно улыбнулась девушка. – Я ведь была первой, кого ты в этот раз увидел. Если бы вместо меня зашел кто-то другой…
– Нет! – крикнул я и бросился к ней.
Таис вздрогнула, чемоданчик выскользнул у нее из рук и с лязгом повалился на пол, а его серебристая крышка подпрыгнула, сорвавшись с ненадежного замка. Но уже через мгновение Таис размахивала перед собой тенебрисом.
– Не подходи! – кричала она. – Ты безумен! И я так тоже сойду с тобой с ума!
– Ты не можешь так поступить со мной, – прошептал я, замерев посреди комнаты. – Не уходи. Ты… – Я с трудом говорил. – Ты – единственное, что у меня есть, что как-то помогает мне держаться. Без тебя я сойду с ума.
Таис опустила тенебрис. Она вздрагивала, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Извини, – простонала она. – Я бы очень хотела тебе помочь, но то, что мы делаем, – это никакая не помощь. Я верила, убеждала себя, что все изменится, что есть эта чертова положительная динамика. Но никакой динамики нет. И я не могу на это смотреть.
Истошный свет, который источали гладкие пустые стены, усиливался с каждой секундой. Я едва видел. Стоявшая передо мной Таис таяла в оглушительной пустоте.
– Сколько раз? – прохрипел я. – Сколько раз ты говорила мне это? Про то, что нет никакой Лиды, про безумие и про все остальное?
– Это впервые. Мне запрещали. Да и я сама не решалась. Не стоило и в этот раз, хотя это все равно ничего не изменило.
– Ты так во всем этом уверена! Ты все время пытаешься меня убедить, приходишь сюда… Зачем? Только, чтобы сделать укол? Из жалости?
Я вздохнул. Воздух стал тяжелым и мертвым – как будто отказала система вентиляции, и комната пропиталась углекислым газом.
– Неужели тебя саму не мучат сомнения? Ведь они есть, правда?
Я сделал шаг вперед, навстречу к ней.
– Почему ты так похожа на Лиду? Почему? Если бы ты знала, если бы понимала, что я чувствую, то не говорила бы мне, что все это выдумано. Это моя жизнь! Это нельзя выдумать!
– Простите, – послышался ее голос. – Больше я вам ничем не могу помочь.
– Стой! – крикнул я, но она не остановилась.
Лязгнула дверь. Я остался один.
– Лида! – закричал я, изможденно упав на колени. – Вернись, Лида! Постарайся вспомнить! Ведь ты…
Я закашлялся, меня разрывало изнутри.
– Лида… – простонал я, растянувшись на полу. – Пожалуйста, вернись, Лида… Я сделаю все. Я…
Я приподнялся на руках и посмотрел в оглушительно белый потолок.
– Таис! – крикнул я из последних сил. – Таис! Не оставляй меня здесь! Я же сойду с ума…
Мне никто не отвечал. Надо мной нависала безразличная тишина.
– Таис! – заплакал я. – Таис! Таис!
50
Первой в летней сессии была лабораторная по нейроинтерфейсу, и я умудрился ее провалить, хотя до этого получал высокие отметки. Тихонов, который вел у нас экзамен, расстроился чуть ли не сильнее меня.
– Как же вы так? – сокрушался он, когда я, оклемавшись после длительного нейросеанса, зашел к нему в кабинет, чтобы договориться о пересдаче. – Несложное же было задание, раньше у вас все прекрасно получалось. Беспокоило что-то? Я ведь объяснял…
– Я, честно говоря, и сам не понял, – сказал я, виновато опустив голову; это был первый проваленный экзамен за обучение. – Почему-то я решил, что нахожусь внутри лабиринта, и лабиринт этот постоянно меняется, я ищу выход, но выхода нет.
Тихонов покачал головой.
– Лабиринт у вас здесь. – Он коснулся указательным пальцем лба. – Я же объяснял! Вы сами все полностью контролируете, система не строит для вас никаких лабиринтов. Сам интерфейс – это как… – Тихонов нетерпеливо потряс раскрытой ладонью, пытаясь подобрать нужные слова, – нервные узлы. Вы как бы нажимаете на определенные точки – и все. Все эти световые туннели, радуги, комнаты – все это было придумано для того, чтобы вам самим было проще адаптироваться. Чтобы вы сами ощущали, что перемещаетесь в пространстве. Операторы не ходят по световым туннелям.
– Я понимаю. Вы нам рассказывали, но, видимо, не так-то просто бывает справиться с самим собой.
Тихонов раздосадованно всплеснул руками.
– Вот только не надо забивать этим голову! А то и в следующий раз вы тоже построите лабиринт. Знаете, – Тихонов наклонился ко мне через стол и заговорил чуть тише, – у меня в свое время тоже не все получалось. Но секрет тут довольно прост. У лабиринта должен быть выход – по определению. Даже если нет никаких световых туннелей, даже если вы просто блуждаете в темноте.
– Как-то я не очень в этом уверен.
– Нет! – раздраженно перебил меня Тихонов; я впервые видел его таким. – Выход должен быть! Просто вбейте это себе!.. – Он коснулся указательным пальцем лба. – Придумайте выход! У вас должна закрепиться вот эта вот связь. – Тихонов сжал руку в кулак и потешно погрозил пустому потолку. – Лабиринт – выход! Что угодно – луч света, дверь. И выход всегда будет появляться сам собой – когда вы решите, что потерялись.
– Я попробую, – сказал я.
– Попробуйте, – сказал Тихонов. – На самом деле я думаю, что сегодня вы просто перенервничали, – голос его смягчился. – Беспокоит, наверное, что-то? Хотя всех нас сейчас… Зайдите ко мне вечером – после того, как я закончу с последней группой. – Он встал и дружески протянул мне руку. – Договоримся о пересдаче. И я уверен, у вас все получится. Главное – не накручивать себя.
Мы попрощались. Я вышел в коридор. Казалось, я был на приеме у врача.
Лида ждала меня, стоя у солнечного окна.
– И как? – спросила она. – Что говорит?
– Говорит, перенервничал, – ответил я.
Лида коснулась моего плеча.
– Когда пересдача?
Электронные шторы на всех окнах в коридоре не работали. В воздухе поблескивала пыль.
– Пока неясно. Просил зайти к нему, когда сдадут все группы. Будет забавно, если провалю. Тогда даже переводиться не придется.
– Не говори так, – сказала Лида.
На ней была розовая кофточка с короткими рукавами, в которой я видел ее лишь однажды, на станции, и из-за этого я чувствовал себя неловко, как будто она ждала в коридоре совсем не меня.
– Ты должен все сдать. Это важно. В противном случае тебя не переведут на третий курс, и мы…
– Я понимаю, – сказал я.
Мы прошлись по солнечному коридору, спустились в буфет, где капризная кофемашина снова отказалась готовить нам эспрессо, а потом Лида уехала домой. Я думал вернуться в общежитие, но сидеть одному в душной каморке не хотелось, и я поднялся на этаж, где проходил экзамен.
Я устроился на скамейке у лифтов, напротив огромного информационного табло, на котором вспыхивали фамилии студентов, проходящих испытания в нейролинке.
Объявился Виктор.
Он вышел из лифта и воровато огляделся по сторонам. Заметив меня, Виктор приветственно поднял руку.
– И как? – спросил он. – Уже ходил?
– Ходил, – сказал я. – Придется еще раз прийти.
Виктор забавно сдвинул брови.
– Завалил, что ли? Нейроинтерфейс? Как ты умудрился?
– А вот так! – Я отвернулся; говорить не хотелось. – Можешь злорадствовать.
– С чего это я должен злорадствовать? – Виктор уселся рядом. – Когда пересдача? Говорил уже?
– Уточню после экзамена, – ответил я.
– Да ты не дергайся! – Виктор попытался, чтобы его слова прозвучали с напускной небрежностью. – Говорили же, исключать в этом году никого не будут. Пересдавать можешь хоть до белого каления.
– Это просто слухи, Витя, – сказал я.
– Никакие это не слухи! – обиделся Виктор. – Я точно знаю. Хочешь я, – он хлопнул меня по плечу, – пойду вместе с тобой?
– К Тихонову, что ли? Под ручку меня отведешь? Нет уж, я как-нибудь сам справлюсь.
– Да не к Тихонову! – фыркнул Виктор. – Пойду с тобой пересдавать.
Я недоверчиво покосился на Виктора.
– Ты что, собрался экзамен за компанию завалить?
– Зачем заваливать? Пойду, отпрошусь. Типа голова болит. Или дела срочные. Зато потом, за компанию…
– Не сходи с ума, – сказал я.
– Сейчас это модно – сходить с ума, – сказал Виктор.
Мы замолчали. Виктор сидел, делая вид, что разглядывает столпившихся в коридоре студентов.
– Ты как, – неуверенно начал Виктор, – не передумал?
– По поводу чего?
– Ну, уйти. Ты мне в прошлый раз объявил, так что я чуть…
– Не передумал.
– Слушай, – Виктор нервно потер лоб, – если я там тебя задел чем-то, то извини. Ты, правда, так это все вывалил сразу. Я чуть не упал.
– Да нормально все. Ты меня извини. Но так уж получается. Я сделал свой выбор.
– Друзья?
Мы демонстративно пожали друг другу руки. Ладонь у Виктора была потной.
– А она-то с чего хочет перевестись? – спросил он. – У нее ж вроде хорошо все, оценки получше, чем у нас, и это… – Виктор толкнул меня локтем, – никаких пересдач.
– Не в пересдачах дело. Слишком многое изменилось с тех пор, как мы поступили. Пора пересматривать планы на жизнь.
– Это из-за войны?
Я кивнул.
– Еще неизвестно, кто в большей опасности, – те, кто улетают, или те, кто остается на Земле.
– Да при чем тут опасность?
– А что тогда?
Виктор не понимал.
– Сложно объяснить, – вздохнул я. – Просто все теперь воспринимается иначе. После произошедшего на Венере. Сейчас я не уверен, что это то, чего я хочу.
– Да, вот так это и происходит. Наши романтичные мечты о звездах…
– Прекрати! Ты сам, что ли, не понимаешь!
– Не понимаю, – признался Виктор. – Вернее, одно-то я понимаю точно. Ведь не твоя была идея – перевестись?