Мадам придирчиво меня оглядывает, кивает головой и возвращается в кабинет. Я плетусь за ней.
Глава вторая
Секс с котом
Хмыря, небрежно развалившегося в кресле для посетителей, я вычисляю сразу: хозяин маленького фрахтового корабля, никогда не летавшего дальше Марса. И то исключительно ближе к перигею. У нас такие корабли называют блохами.
Мешки под глазами от перегрузок, нездоровый цвет лица, непременные магнитные башмаки для передвижения в невесомости, жутко дорогие и абсолютно бесполезные. На современных кораблях создается искусственная гравитация. От хмыря пахнет машинным маслом и дешевым табаком. Руки с обломанными ногтями, куда навсегда въелась грязь от непрерывных ремонтов и починок. У этого еще и кобура под мышкой. Показушник хренов! А у самого на счету хорошо если триста кредиток. И те он скоро спустит.
Это наш основной контингент: Дом находится недалеко от космопорта.
Многочисленные эти блохи курсируют между Марсом и спутниками Юпитера, развозя всякую мелочевку. Продукты, хлопок и древесину с терраформированного Марса — сюда. Изделия с наших вакуумных конвейерных линий или баржи со льдом — обратно. Людей эти консервные банки не перевозят — места мало, удобств никаких. За месяц перелета пилоты совершенно звереют и, вырываясь, наконец, на свободу, тратят всю выручку в барах и казино. Ну и о нас, конечно, не забывают. Им все равно. Что царевна, что лягушка. Только побыстрее и побольше. Может этот здоровый, грузный дядька с бритой головой уже заглядывал к нам в Дом. Не помню. Для меня они все на одно лицо. Отработала и забыла.
Мадам усаживается за стол. Я остаюсь стоять посреди комнаты. Показываю, так сказать, товар лицом.
Клиент какое — то время недоверчиво пялится на меня. Потом бросает коротко: «Раздевайся!»
— Трусы снимать? — деловито интересуюсь я. Приподнимаю подол юбки и, зажав его подбородком, оттягиваю резинку на трико.
— Кофту снимай, дура! — рявкает дядька.
Ну вот, еще не заплатил, а уже ругается. Грубиян. С кем только не приходится иметь дело.
Я послушно расстегиваю мелкие пуговки и стягиваю белую блузку. Кожа сразу покрывается пупырышками — в комнате довольно холодно. Сейчас закончу, и сразу под горячий душ. И под одеяло. И грелку к ногам. Уж этого-то клиента я быстро сделаю.
Дядька резко поднимается, делает широкий шаг, больно хватает меня за руку и начинает бесцеремонно вертеть из стороны в сторону как тряпичную куклу. Наверняка синяки останутся. Вот зараза!
— Я ее беру, — наконец заявляет он таким тоном, словно делает Мадам одолжение и обрушивается обратно в кресло.
— Отлично! — тут же бодро откликается Мадам. — Я составляю контракт на неделю. Как вы и просили, Вадим.
Мадам склоняется над комом. По голографическим ушам бежит веселая оранжевая дорожка.
Мамочки мои, на неделю! Да меня отродясь никуда из Дома не забирали. Если не считать того, что полоумный Майкл раньше раз в месяц водил меня обедать в дорогие рестораны. Там меня, наверное, все за его внучку принимали. От Майкла у меня остались умение правильно пользоваться столовыми приборами и воспоминания о его тоскливых всхлипываниях в темноте. Впрочем, нет, я еще помню волшебный вкус земных яблок. Майкл брал их мне на десерт. У нас на Европе свежие фрукты стоят очень дорого. Так что мы в основном перебиваемся консервированными. Или сушеными. Что совсем не одно и то же.
Но потом Майкл ушел на пенсию и они с женой улетели на Землю. Человек он был, судя по всему, не бедный. Бедным колонистам визу на постоянное проживание просто так не дают. В общем, кончились мои яблочки. Теперь, наверное, надолго.
— Надеюсь, вы понимаете, — продолжает Мадам, — что моя девочка на эту неделю переходит исключительно в ваше пользование? Она не обязана обслуживать всю вашу команду. В этом случае контракт сразу будет аннулирован без компенсации оплаты.
Очень правильный пункт. Команды, правда, на блошке с гулькин нос. Еще только второй пилот, иногда навигатор. Но все равно. Я не обязана. И точка. А если кто с этим не согласен, тот получит коленкой. Сами знаете куда. И никакая кобура под мышкой вам не поможет.
Потом мой арендатор достает кредитку и, брезгливо глянув на мой прикид, отправляет меня переодеваться. Что хорошо. Не ходить же по улице в таком виде. Ни дать ни взять — городская сумасшедшая.
Выходя в коридор я еще слышу, как Мадам торжественно, как на похоронах, зачитывает параграф седьмой, пункт десятый договора. В случае нанесения телесных повреждений объекту, то есть мне, Пуделю, клиент обязан выплатить штраф в размере до тысячи кредиток. И, хотя я уверена, что, если прийдется, Мадам вцепится этому Вадиму в горло своими акульими зубами и вытрясет все деньги до последней монеты, честно отдав мне половину, почему-то совсем не хочется, чтобы жизнь меня до этого параграфа довела. Меня один раз пытались придушить, и мне это не понравилось. Я была еще неопытная, глупая и очень испугалась. Теперь бы не испугалась. Теперь я вообще мало чего боюсь.
В своей крошечной комнате я переодеваюсь в свитер и моднючие "парашютные" штаны. На попке они — кожаные и в обтяжку. А штанины — широкие и стоят колокольчиком. Правая светло серая. Левая — такая же, но в мелкий цветочек. Если уж выходить в люди, то при полном параде. Давай, Пудель. Вперед.
Натягиваю куртку (под Куполом довольно холодно, хотите теплее, включайте дома отопление за свои деньги). Сую в карман ком и, подумав, парализатор. На всякий случай. Маломощный. Из легально разрешенных. Им даже вырубить нельзя по-настоящему. Только обездвижить на пять-десять минут. В зависимости от массы нападающего и свежести батарейки. Так все равно спокойнее.
Тянусь к полке за бутылкой виски. В дверях сразу возникает Пушок и требовательно мяукает. Делаю большой глоток, засовываю в рот полоску жевательной резинки и стряхиваю на ладонь несколько капель алкоголя. Пушок, отфыркиваясь, облизывает мою руку.
— Пойдем со мной! — предлагаю я Пушку. — Будет у нас секс с котом. Ни у кого нет, а у нас будет.
Пушок озадаченно молчит. Наверное, еще никто не делал ему такого предложения.
— Не хочешь, как хочешь, — легко соглашаюсь я.
Пушок недоверчиво глядит на меня круглыми зелеными глазами. Я бы тоже хотела иметь такие глаза. У меня карие. Мадам говорит, что темные глаза и светлые волосы — признак породы. Ну да, я — породистый пудель. Меня можно водить на выставки в серебряном ошейнике. Чтобы все восхищались.
Собираюсь уходить, но в последнюю минуту возвращаюсь и забираю с подушки свой талисман. Старую плюшевую игрушку, которую Мадам подарила мне на первый День Рождения в Доме. Когда-то белый маленький котенок с ярлычком "Made in China", то есть аж на Земле. Возьму с собой, будет что-то привычное в незнакомом месте.
Ну вот, я и готова. Теперь меня ждет что-то новое и интересное. Только от этого почему-то на душе пьяные кошки скребут. Мне вдруг кажется, что я сюда больше никогда не вернусь. Бред какой. Куда же это, интересно, я денусь? Тряхнув головой, поворачиваюсь, и быстро выхожу из комнаты.
Глава третья
Ах ты, паскуда!
В космопорт Вадим везет меня на такси. Хотя здесь совсем недалеко. Маленький ярко-желтый электромобильчик шустро скользит по полупустым улицам. Таких пробок, как на Земле, у нас не бывает. Даже в час пик. Даже, когда на Европе собираются жители остальных спутников Юпитера — на фестиваль Переселенцев. Даже когда в детские каникулы наезжают толпы туристов, показывать детям разных гадов из горячего подледного Океана.
В нашем городе самый большой Акванарий на Европе. И плавают в нем в условиях, приближенных к естественным, разнообразные подводные уродцы, которых не увидишь больше нигде в солнечной системе. Их нельзя перевозить на другие планеты и спутники. Они в Космосе дохнут.
А некоторые любители "экстрима" отправляются на зимнюю рыбалку. Их отвозят в скафандрах недалеко от купола к высверленным во льду отверстиям. Этого я совсем не понимаю. Сидеть неподвижно часами, чтобы поймать морского червя без головы и без задницы. Одно счастье — сфотографироваться с трофеем, а потом дома всем хвастаться.
В Акванарии я бываю раз в год, мне там скучно. В зоопарке и зоне аттракционов — чаще. А больше у нас в городе ничего и нет интересного. Не в кабак же мне идти, когда в Доме выпивка бесплатная. Лучше кино посмотреть. Лишний кусок пирога слопать. Или под горячим душем постоять.
Загрязнять воздух бензиновыми или дизельными двигателями города под Куполом не могут себе позволить. У нас все на электричестве. В качестве общественного транспорта только трамваи. Но ходят они бесперебойно. Так что проблем куда-нибудь добраться у людей нет. А у большинства вообще велосипеды. Или мопеды, если ты совсем ленивый. Не быстро, зато маневренно. Мадам тоже держит несколько велосипедов. Мало ли кому может понадобиться.
Между городами, по безжизненной, ледяной, запредельно холодной пустыне Европы ездят мощные, надежные вездеходы, похожие на танки. Как-никак, минус сто сорок по Цельсию. Любовь до гроба внутри сугроба.
Каждый пассажир обязан быть одет в скафандр. Получается без комфорта, но в безопасности. Можете себе представить, что без острой необходимости жители спутника из Города в Город не шляются. Я, например, не шляюсь! Вот накоплю денег, тогда уеду отсюда к чертовой матери, сниму квартиру, получу какую-нибудь нужную специальность. И буду полностью независимой, современной женщиной. А в Космопорт — ни ногой. А то еще встретишь там кого-нибудь из старых знакомых. Хотя, может, один раз и зайду. Если денег наскребу на Марс съездить.
Негромко играет музыка. Работает отопление. Водитель за перегородкой что-то беззаботно напевает себе под нос. Так бы ехать и ехать. До бесконечности.
Мой арендатор, Вадим, занял почти все заднее сидение, и всю дорогу молча с интересом на меня пялится. Как будто я какая-нибудь редкая зверюшка вроде кенгуру. Спросил только, как меня зовут. Когда я ответила, что Пуделем, он неодобрительно фыркнул. Как будто так ему важно мое имя. А все другое у меня в порядке.
Я сижу на самом краю сидения. Мне неудобно. Я все время съезжаю в сторону массивного попутчика. И тревожно. Хочу поскорее вернуться обратно в Дом. Там, в случае чего, хоть кто-то на помощь прибежит. У нас есть охранница по кличке Тузик, бывшая полицейская. В руке я крепко сжимаю своего плюшевого котенка. Хотя фиг он мне поможет, если что.
Водитель подвозит нас к космопорту со стороны Ангара. Вадим проводит меня мимо охранника с автоматом у входа. Интересно, так ли необходимо наставлять оружие мне в живот?
Дух захватывает от огромного пространства, заставленного громадинами кораблей, которые я раньше видела только в кино и по визору. Потолок далеко вверху, почти также высоко, как Купол. Повсюду тянутся провода, рифленые металлические трубы. Стоят цистерны с топливом и резервуары с жидким кислородом. Снуют платформы с грузами. Высятся подъемные механизмы. Разъезжают на карах механики. Торопливо шмыгают под ногами автоматы-уборщики. Как здесь люди ориентируются? В воздухе стоит резкий запах химии и мобильной мастерской. Везде корабли, корабли. Море кораблей…
Одни — исполинские металлические горы — утюги. Эти прилетели с Земли или Венеры. Другие — элегантно-обтекаемые — стрекозы — яхты для перевозки состоятельных пассажиров. Третьи, темные неказистые галоши — перевозят пассажиров попроще. Отдельно стоят полицейские истребители, небольшие, но маневренные, способные развить огромную скорость, с ракетами по бокам серебристого брюха, в пространство спутников, бывает, залетают пираты. Им удобно прятаться в кольце астероидов.
Я иду с задранной головой и, споткнувшись, чуть не падаю вперед. Вадим успевает подхватить меня за локоть. У всех пилотов хорошая реакция. Если что, он меня придавит, как мышь. Даже пискнуть не успею. Мы останавливаемся у одной из блошек. Вблизи она выглядит очень солидно. Внизу капитанская рубка с прозрачным изнутри и затемненным снаружи стеклопластиком по всему периметру. Рубка покоится на восьми коротких пружинистых стойках. Над рубкой — бочонок грузового отсека, покрытый похожим на черепицу материалом. Сейчас бочонок маленький, но скоро раздуется от грузов, которые повезет обратно на Марс, как насосавшееся крови насекомое. Не могу удержаться и трогаю матовый бок блошки. На ощупь он гладкий и скользкий, как будто смазанный жиром. На пальцах остаются следы влаги. Вытираю ладонь о штаны.
Вадим прижимает палец к идентификационной пластинке, и люк корабля гостеприимно распахивается. Внутри вспыхивает свет. По ногам пробегает волна теплого воздуха. Звучит приятный женский голос: «Добро пожаловать». Корабль торопится получше принять хозяина.
Я немного знакома с внутренним устройством блошки. По визору уже три года показывают сериал о буднях команды такого корабля. Направо — крошечный камбуз. Налево — ванная размером с прикроватную тумбочку. На блошке все крошечное. Кроме грузового отсека. Чтобы зараз увезти как можно больше. Вадим ведет меня прямо на камбуз. Может, он тайный людоед, и там меня сразу и съест?
Подвигаю табуретку и сажусь за высокую, не по моему росту, стойку. Ну, и что дальше?
— Есть будешь? — прерывает молчание Вадим. Какой заботливый. Надо же, кто бы мог подумать!
— Буду, — соглашаюсь. Я не завтракала и сколько ждать обеда, не представляю. Я же не знаю, какие у него на меня планы.
Вадим кидает в разогреватель два пакета с сандвичами и включает кофеварку. Принюхиваюсь. Пахнет настоящим кофе. На Европе мы в основном пьем суррогат. Бурда бурдой, между прочим. Вадим ставит передо мной большую дымящуюся кружку и выкладывает на тарелку бутерброд с мясом и сыром.
— Спасибо, капитан! — вежливо улыбаюсь я. Все блошиные хозяева любят, когда к ним так обращаются. Вадим, я думаю, не исключение. И вообще, покажите мне мужчину, не падкого на лесть.
— А выпить у тебя не найдется, капитан? — осмелев, спрашиваю я.
Брови Вадима, как две лохматые гусеницы, ползут вверх. Кажется, он недоволен.
— Не рано ли начинаешь, девочка?
— Ничего не рано. Двенадцать часов. В самый раз. Плесни коньяку в кофе, что тебе жалко, что ли?
Вадим хмыкает и лезет в шкафчик над разогревателем (теперь буду знать, где стоит выпивка), щедро льет в кружку коньяк.
Выпив кофе, доливаю немножко из бутылки в пустую кружку. Давно у меня не было такого замечательного завтрака. Чувствую, как розовеют щеки. На душе становится светло и спокойно. Ну что же. Пора начинать отрабатывать свой контракт. Плюс чаевые. А интересно, сколько Мадам содрала с Вадима за семь дней? Мне же от этого полагаются кровные двадцать пять процентов. Ну и еще сколько этот Вадим от доброты душевной накинет.
Кстати, о душевной доброте, если клиент сам не проявляет активности, надо его немножко разогреть.
Встаю с табуретки. Прежде, чем Вадим успевает внятно высказаться против — cтягиваю свои фирменные штаны. Остаюсь в детских беленьких трусиках с веселенькой аппликацией косолапого медвежонка на попке. Усаживаюсь Вадиму на колени. Он пробует меня отодвинуть. Ха, не на ту напал. Прижимаюсь покрепче. Расстегиваю пуговицы на рубашке.
Pука ныряет за пазуху к широкой, покрытой редкими волосками груди, гладит затвердевшие горошины сосков. Беру большую, снулую как рыба, руку и укладываю между бедер. На правом бедре — длинная царапина. Когда это я? Рука просыпается и тянется дальше. За прохладный хлопок. К влажной, упругой мякоти запретного плода, куда допускаются либо избранные, либо все подряд.
Прикасаюсь губами к жестким, пахнущим табаком губам. Чужой рот поддается моему требовательному, жаркому рту.
— Где у вас тут каюта? — шепчу, на секунду отрываясь от работы, — пойдем туда.
Я знаю, что в блошках обычно одна маленькая каюта. Пилоты спят посменно, так же, как несут вахту. Вторую каюту переделывают в вакуумную камеру для ценных грузов.